Мужчина и женщина

Хорошее это дело - перебирать фасоль. Успокаивающее. Белую от цветной, плохую от хорошей, на столе четыре мисочки, задействованы руки да глаза. Сиди себе, думай, медитируй. Алена не спеша гоняла по столу разноцветные овалы и все думала, думала, думала...

12 окт. 2001 Электронная версия газеты "Владивосток" №1058 от 12 окт. 2001
Хорошее это дело - перебирать фасоль. Успокаивающее. Белую от цветной, плохую от хорошей, на столе четыре мисочки, задействованы руки да глаза. Сиди себе, думай, медитируй. Алена не спеша гоняла по столу разноцветные овалы и все думала, думала, думала...

Во время второй беременности ей постоянно хотелось спать. Каждую минуту. Утром вставала с трудом, вечером валилась на кровать чуть ли не в восемь вечера, засыпала над переводами на работе... Ну какой толк от такого работника? Директор терпел-терпел, но потом намекнул, мол, подумайте, Алена, может, вам на больничный уйти или - еще лучше - без содержания взять - до декрета, а? Устроили с мужем семейный совет. Леня сказал: “Да брось ты это дело. Я тебе еще пять лет назад говорил - о деньгах не думай, сиди дома. Пеки пироги и детей воспитывай. И вообще - здоровье дороже, и не только твое, между прочим. Увольняйся”. Тогда же договорились, что старшую дочь - Ляльку - из сада забирать не будут. И Алена уволилась: утром провожала мужа, отводила дочь в сад, валилась спать. Потом готовила обед, ставила телевизор на таймер - не хотелось слушать треньканье будильника - и снова ложилась спать, на диван, под мягкий уютный шотландский плед. Потом шла за дочерью в сад, гуляла с ней еще с часок - и домой, ужин, кино или там сериал какой, и спать, спать. Врачи пожимали плечами, ничего не находя, - поди разберись в выкрутасах беременного организма, спится вам - ну и спите, раз возможность есть...

В тот день она как раз готовилась прилечь, когда тихо пробренчал дверной звонок. На пороге стояла худенькая темноволосая девушка.

- Здравствуйте, Алена!

- Здравствуйте... - Алена пыталась припомнить, где она видела эту девочку.

- У меня к вам серьезный разговор, Алена. Можно пройти?

- Да, конечно. О, я вспомнила, вы ведь Инесса, да? Ленина сослуживица? Мы с вами познакомились, когда вся ваша фирма на природу выезжала, верно? О боже, что, с Леней что-то случилось? В чем дело?

- Вы, Алена, не волнуйтесь, - гостья была спокойна и деловита. - Ничего плохого с Леней не случилось. Но может, если вы ему не поможете…

- Господи, да в чем же дело?! - Алена начала волноваться.

- Дело в том, что мы с Леней любим друг друга и я пришла попросить вас не мешать нашему счастью.

- Что???

- Поймите меня правильно, Алена, - на щеках гостьи выступили красные пятна. - Сам Леня вас не бросит, он человек ответственный. Но он вас не любит, мы уже полгода вместе, и я могу точно сказать, что он несчастлив. С вами. Потому что хочет быть со мной. Так сделайте Леню счастливым, отпустите его!

- Я ничего не понимаю, куда отпустить, что вы такое говорите, Инесса?

- Я говорю, что у нас с Леней все серьезно, а вы и ваши дети нам мешают. И я прошу вас отойти в сторону.

- Та-а-к… - Алена медленно поднялась из кресла. - Если я вас правильно поняла, я, моя дочь и мой еще не рожденный сын сильно мешают вам и моему мужу перепихиваться на стороне? И вы решились на благородный поступок - сообщили мне об этом прискорбном факте?

- Зачем вы иронизируете? - Инесса самоуверенно улыбнулась. - Я хотела вам напомнить старую поговорку: на чужой беде своего счастья не построить, и поэтому…

- Ну вот что, сопливка, - Алена говорила очень тихо, хотя самой ей казалось, что она кричит в полный голос. - Сейчас ты встанешь, быстро пойдешь к дверям и уйдешь, пока я не помогла тебе топором. И больше близко к моему дому не подойдешь. Это какое же чужое горе, дрянь такая, ты имела в виду? Свое? Или мое? Вон отсюда! Ну?

- Я еще посмотрю, кто победит! - это Инесса прокричала уже в захлопнувшуюся перед ее носом дверь.

Алена пошла на кухню, налила воды, стала пить. Потом долго стояла у окна, вертя чашку в руках… В голове крутилось что-то жуткое и несусветное. Что делать? Сложить этому скоту чемодан? Забрать Ляльку и уйти к маме? Выпрыгнуть из этого чертова окна, чтобы перестало так сильно болеть внутри? И этаж высокий, и быстро… Неожиданно громко заорал поставленный на таймер телевизор (“Это что, уже два часа прошло?” - мелькнула мысль), и в животе сильно и резко толкнулся ребенок. Чашка выпала у нее из рук, разбившись на кусочки, и она долго-долго ползала по полу, собирая осколки и ничего не видя из-за льющихся слез…

Разговор с мужем был тяжелым и муторным. Леня ничего не отрицал, кроме идеи развода. Из семьи он никуда уходить не собирался и ничего такого, что могло бы заставить Инессу думать, будто у них есть совместное будущее, он ей никогда не говорил. Он любит Алену, Ляльку и будущего сына. А с Инессой просто иногда спит - ну так получилось. Да он сам, своими руками, удушит эту девчонку, что она себе возомнила, посмела так расстроить его беременную жену!

- Лень, ты не переигрывай, а? За жену он, видите ли, беспокоится! Когда штаны первый раз расстегивал, надо было беспокоиться! Я ведь давно кое-что по мелочам подозревала. Молчала, дура, обидеть тебя подозрением боялась, гармонию не хотела нарушать! И не думай, что раз я все еще здесь, то все в ажуре, я еще ничего не решила. Ты эту ночь на кресле поспи, а я тут на диване о жизни подумаю. И ты, кстати, тоже.

***

Ночь она не спала. Думала, перебирала в голове варианты. Сама себе тихонько признавалась: никуда ей от Леньки не деться, любит она его, любит… Утром объяснила: Инесса исчезает в голубой дали, и тогда у их семьи еще есть шанс. Мрачный и невыспавшийся Леня обрадованно закивал головой.

Последние месяцы беременности он был таким идеальным мужем, каким Алена его и в медовый месяц не помнила. Все вечера - с семьей. Выходные - или дома, или с Лялькой, или с их общими друзьями. В постели - песня! И все равно ее не отпускало странное чувство, казалось, что в животе все завязано в тугой клубок – и ноет, ноет. И не развяжется никогда. Потом - рождение сына, Илюшкой назвали. Аленин мир, как часто бывает в это время, почти полностью сконцентрировался вокруг малыша. Но, памятуя об Инессе, она не теряла бдительности. Подружилась с Лениной секретаршей, потихоньку за чайком да в телефонных беседах выуживая информацию, замечала, когда он возвращается с работы, не забывала про интим… Пружина в животе потихоньку расслаблялась, хотя Алена даже боялась думать, что все как-то утряслось.

***

…Она не сразу заметила, что Лялька стала какая-то дерганая. Капризничает, кричит. Один раз съездила с папой на пару дней на природу – и больше ни в какую. Уж они с Леней уговаривали, но дочка как с цепи сорвалась: “Не хочу!” Алена полезла в книги по детской психологии, решив, что все это из-за Илюшки, такая запоздалая ревность. А в ту ночь, когда Леня на двое суток уехал в командировку, она проснулась от тихих отчаянных всхлипов. Лялька рыдала в кровати навзрыд.

- Да что с тобой, доченька, солнышко? – Алена прижала к себе худенькое трясущееся тельце, гладила горячую головку…

- Мама, я не хочу жить с тетей Инессой, не хочу! – Лялька судорожно вцепилась в нее тощенькими лапками. – Мама, можно, когда папа поженится с тетей Инессой, я с тобой останусь, можно?

- Ляля, а кто тебе это сказал? – пружина в Аленином животе стремительно закручивалась.

- Тетя Инесса, когда мы с папой в лесу были… Она с нами ездила… Она сказала, что я буду ее дочкой и буду жить с ней и с папой, а у тебя останется Илюша… А я не хочу-у-у!!! – слезы снова потекли ручьем.

Успокаивая дочь, укладывая ее спать, укрывая свернувшееся клубочком самое дорогое на свете существо, Алена старалась подавить бушующую в ней ледяную ярость. При мысли о том, что пятилетний ребенок два месяца (!!) носил в себе такую боль, ей хотелось взять в руки тяжелый молоток – и крушить. Узел, снова свернувшийся в животе, давил на горло. Она бегала на кухню – и пила, пила воду, а комок никуда не девался. Спать не могла, места себе не находила и утром, глядя в зеркало, себя не узнала. Что-то в этой Алене в зеркале было не так. Потом поняла – мертвые, сухие глаза. Что-то в ней умерло.

Отведя Ляльку в сад, она нанесла короткий, но продуктивный визит на Ленину работу и коротко побеседовала с Инессой, согнав с ее личика всю краску. Вернувшегося из командировки Леню наградила увесистой пощечиной и указала на два больших мешка с одеждой: “Ты здесь больше не живешь”. Видимо, Инесса позвонила ему на сотовый, потому что он ушел, даже не попытавшись объясниться…

Первые полгода Леня вообще не появлялся, не звонил, словно и не было никогда у него семьи. Доходили разные слухи: то они с Инессой в Испанию поехали, то в Москву, то квартиру он купил, то машину… Но еще в ту ночь Алена решила – черт с ним! Перебьемся как-нибудь, а если Леня считает, что расстался не только с женой, но и с детьми, то это его проблемы и его дурь. Начальник ее конторы оказался душкой – взял обратно на хороший оклад. Подруги подсуетились и подкинули несколько левых уроков, так что с деньгами Алена выкручивалась. Мама сидела с Ильей и Лялькой, если та заболевала. Словом, жили, только Лялька все чаще вытаскивала из шкафа фотоальбом и смотрела на папу, у Алены прямо сердце заходилось от жалости…

***

А под новый год нарисовался Леня. Худой, жалкий, потерявший свою фирму (Инесса испарилась вскорости). Алена посмотрела на сияющую Ляльку… Вздохнула… Словом, живут они опять семьей уже третий год. Дела у Лени пошли потихоньку на лад, хотя здоровье уже не то, не то – язву нашли. Алена работает, дети растут, вроде все как у людей. Только глаза у нее по-прежнему сухие и тоскливые. Полушутливые рассуждения подружек: “Да ты одна из тех немногих счастливиц, к которым гулящий муж вернулся сам – побитый и скулящий, вон сколько баб всю жизнь только и ждут, а фигушки!” - ее не греют. Впрочем, срываться она себе не позволяет. Только один раз на девичнике, когда кто-то снова завел эту волынку про “вернулся сам скулящий”, она не выдержала и закричала: “Тебе бы такое счастье – доживать век с опостылевшим мужем ради детей! Рядом на кровати лежать, в одной квартире сутками быть, каши вязкие варить, чтоб кровью не ходил! Я видеть его не могу, видеть – а приходится спать, понимаешь?! – Алена продолжала уже тихо, словно сама с собой: - Леня тут разговор про третьего ребенка завел, так я так хохотала, он даже испугался. Истерика была. Я потом щенка домой принесла и котенка – для удовлетворения родительских инстинктов. Чтоб больше не просил…” Она заталкивает боль внутрь, а когда совсем уж становится невтерпеж – садится перебирать фасоль. Руки работают, дома тишина, мысли текут легкие, только где-то очень глубоко что-то мучительно ноет. Где же она читала, что это – фантомные боли любви, которой больше нет?

Автор: Любовь ВЛАДИМИРОВА, специально для "В"