Отец Мирон: Не ищите Бога среди звезд...
Жизнь порой делает неожиданные повороты, и обычный ребенок из семьи американских фермеров становится настоятелем католического прихода в далеком Владивостоке.
Вот уже 10 лет отец Мирон служит мессы и исповедует прихожан в храме Пресвятой Богородицы. Освоил русский язык, прекрасно разбирается во многих нюансах нашей жизни. Запросто рассуждает о том, почему владивостокцам стало невыгодно держать дачные участки и как бороться с “металлистами”, а вот шутки кавээнщиков понимает пока лишь на 50 процентов.
Мирон прожил в России, пожалуй, самое непростое десятилетие, но не пребывал в роли стороннего наблюдателя, а сполна “насладился” всеми прелестями постперестроечного периода.
Возможно, поэтому его суждения о нашей стране заслуживают внимания. Они исполнены одновременно и мудрости, свойственной духовному сану, и простой человеческой теплоты.
Однако предоставим слово самому отцу Мирону.
- Вы родились в светской семье, но стали священником. Как такое произошло?
- Да, мои родители – простые фермеры из Индианы, католики по вероисповеданию. Наши предки – немцы, приехали в Новый Свет из Эльзаса. Я учился в обычной школе, а по воскресеньям мы всей семьей обязательно ходили к мессе.
Дело в том, что в отличие от России у нас наука не является инструментом борьбы с религией. В школах ученикам никогда не преподносили перлов типа “Юрий Гагарин летал в космос и никакого бога там не видел, а значит, его нет”. Многие американские и европейские ученые религиозные люди, однако это не мешает им делать открытия в области ядерной физики и генной инженерии, синтезировать новые вещества и обнаруживать неизвестные ранее галактики. Говорить, что научные открытия отрицают существование Бога, – задумка сумасшедших. Разве физик может рассуждать о богословии?
Лично я окончил университет в штате Вашингтон, получил звание магистра физики и астрономии, что не препятствовало мне оставаться католиком.
В 60-х, когда Мирон Эффинг был студентом, по Америке бродили хиппи. Они проповедовали свободную любовь, которая спасет обезумевший мир, и “расширение сознания” - получение высших откровений с помощью марихуаны и ЛСД. Но юного Эффинга потрясло совсем другое – Второй Ватиканский собор.
Я понял, что мое место в церкви, ведь она - реальная сила, с помощью которой мир можно сделать лучше. Я захотел участвовать в этом большом деле и поступил учиться в богословский университет Святого Иоанна Крестителя в Миннеcоте, где были замечательные наставники. Окончив учебу, принял сан священника, служил настоятелем в американских приходах.
- И вы не испугались того, что нужно было принять обет безбрачия?
- Согласно католической традиции священник должен отречься от многих мирских радостей. Заботы о жене и детях не позволяют полностью отдаться служению церкви.
- Отец Мирон, как вы попали в Россию?
- О России я молился с детства, как и многие католики по всему миру, верящие в фатимское чудо. Оно случилось в 1917 году, в португальской деревне Фатима недалеко от Лиссабона. К трем крестьянским детишкам, по преданию, явилась Дева Мария и сказала, что все католики должны молиться за Россию, в которой происходят страшные события, способные плохо повлиять на весь мир. Имелась в виду ваша революция.
Америка и Россия не всегда были врагами. Во второй мировой войне наши страны вместе боролись с фашизмом, и новости, что приходили из СССР, заставляли простых американцев радоваться или скорбеть вместе с вашим народом.
И когда в России началась перестройка, я, конечно, захотел сюда приехать. Мне кажется, что сделал это не зря. За то время, что религия в России была фактически под запретом, народ утерял многие нравственные устои. Я уверен, что многие беды вашей великой страны уходят корнями именно в безбожие, в атеистическую политику правящей верхушки.
- Но почему вы выбрали именно Владивосток?
- По нескольким причинам. Самая весомая – это уникальность города, расположенного на берегу Тихого океана, имеющего связи с огромным регионом. Не нужно быть геополитиком, чтобы понимать, какое блестящее будущее ожидает Владивосток.
Впервые я приехал в Россию как простой турист и побывал в Хабаровске, Магадане, Южно-Сахалинске, Иркутске и Новосибирске. Тогда никто не знал, сколько в России католиков, где они живут, есть ли у них свои организации. Было непонятно даже, с чего начинать. И вдруг совершенно случайно на улице в Иркутске я увидел своего коллегу, католического священника, которого узнал по одежде. Он рассказал мне, что в Новосибирске уже есть приход и епископ. Конечно, я сразу же поехал туда, и - о чудо! – епископ сказал мне, что получил письмо из Владивостока от одного парня-католика. Тот писал, что владивостокские католики хотят, чтобы в их городе были приход, храм и настоятель.
- Вы помните первое богослужение во Владивостоке?
- Да, оно состоялось 3 ноября 1991 года прямо на улице, у дверей храма, который тогда еще занимал архив. Было холодно, но люди все же пришли. Регистрации мы тогда еще не получили, собрание было неофициальным, и кроме прихожан были милиционеры. Они повели себя весьма достойно, не стали никого разгонять, а просто наблюдали. Мы пришли к костелу с одной целью – заявить о себе, сказать, что это наш храм.
Справка “В”
В те годы по всей стране согласно ельцинскому указу о возвращении церкви реквизированной собственности здания монастырей и церквей передавались прежним владельцам. Владивостокские католики без особых проблем вернули себе здание костела на улице Володарского, 22.
- Отец Мирон, за то время, что помещение занимал архив, здание подверглось перестройке, по крайней мере изнутри…
- Мне кажется, сотрудники архива сами были рады переезду: помещение много лет не ремонтировалось, отапливать костел-архив было трудно. Не представляю, как они еще могли здесь работать? Огромный зал был поделен на три этажа, что свело на нет всю величественность готических сводов.
Мне довелось беседовать с архитектором, который приспосабливал костел для нужд бумаго-хранилища. Сейчас это совсем старый человек, и вот он спросил меня: “Наверное, я совершил грех, приложив руку к разрушению храма?” Что сказать? Выбора-то у него и не было. Наоборот, я благодарен этому человеку за то, что сильного урона костел не понес: перекрытия и внутренние стены были вмонтированы весьма деликатно и убрать их не составило особых хлопот.
Меня удивила одна вещь: когда архив съехал, нам достались буквально голые стены - даже электропроводка была вырвана.
Иногда я думаю – почему большевики тысячами взрывали православные храмы и почти не трогали католические? Быть может, потому что католиков в России было меньше, и, чтобы покончить с этой ветвью христианства, достаточно было уничтожить священство. Победить же основную веру – православие можно было, лишь избавившись и от материальных ее символов.
- Отношения между Русской православной и Римской католической церквями натянутые, и это позволяет циникам и скептикам говорить о том, что религиозные догматы – лишь оружие в борьбе за умы людей и сферы влияния.
- Межконфессиональные трения я считаю делом бесполезным. Не нужно спорить о том, какая церковь “правильнее” и ближе к Богу, нужно искать истину.
- Отец Мирон, вы говорили, что проблемы в России – от безбожия.
- Я считал и считаю, что религия – источник совести в народе. Она учит простым, но важным вещам: любить ближнего, ценить семью и память о предках.
Неверующая женщина с легкостью делает аборт и даже гордится этим “правом”. Она не думает ни о том, что совершает самое настоящее убийство, ни о том, что в старости она может остаться одна.
Российские старики сейчас часто возмущаются тем, что государство платит им маленькую пенсию и жить им невыносимо. Но ведь у большинства из них есть дети, внуки, которые обязаны помогать родителям. Государство, проникнув во все сферы жизни человека, разрушило семью. Когда-то оно обеспечивало сносную старость, теперь же не может этого сделать. Надеяться только на государство нельзя. Государство – это бюрократия, которой нет дела до конкретного человека. Настоящая опора может быть только в семье.
Другая проблема – дети и молодежь. Глупо думать, что ребенка воспитают в детском саду и школе. Какие бы грамотные педагоги ни занимались с ребенком, самые важные уроки нравственности, любви и добра он может получить только в семье.
Католическая церковь старается донести это знание до всех. Только во Владивостоке работают несколько наших центров по борьбе с абортами. Мы стараемся не только отговорить женщину от страшного шага, но и помочь ей материально. Ведь многие решаются на аборт из-за элементарной бедности. И все же главное – объяснить, что прерывание беременности – это убийство, за которое отвечать придется перед Богом.
Алкоголизм и наркомания – тоже следствие атеизма. По крайней мере, верующим людям гораздо чаще удается вылечиться, ведь болезни эти не только физиологические, но и духовные. Можно сколько угодно кодировать пьяницу или снимать ломки наркоману. Все равно он возьмется за старое - до тех пор, пока перед ним не встанут новые цели и вакуум в душе не будет заполнен. В США есть программа реабилитации алкоголиков “12 шагов”. Она немного “метафизическая”, поскольку пациент должен хоть во что-нибудь верить – в Бога, дружбу или любую другую добрую силу, способную помочь.
- 70 лет в России пытались создать нового человека, считая, что все преступные наклонности определяются лишь “проклятой действительностью”. Накорми всех голодных, дай каждому дом, работу – и не станет воровства и убийств.
- Нравственное чувство не определяется социальным строем. Достаточно посмотреть на экономически развитые, богатые государства. В той же Америке совершаются страшные преступления, ровно настолько жестокие, сколько и бессмысленные. Вполне, казалось бы, обеспеченные, сытые, владеющие недвижимостью люди врываются в офисы и стреляют в коллег. Дети убивают сверстников на площадках для игр, а в школах продаются наркотики.
- Есть и противоположные теории - генетические, согласно которым сын убийцы тоже будет убивать.
- И это неправда. У каждого есть “темная половина”, и склонность к жестокости заложена в человеческой природе. Церковь, говоря “возлюби ближнего”, учит, как от нее избавиться. Очень много зависит от воспитания.
Мне кажется, что сейчас самая большая проблема в России – это не Чечня и не коррупция, а дети. Во-первых, большинство семей ограничивается одним ребенком. Материально это, быть может, и проще, но никто не задумывается о том, что единственное избалованное чадо вырастает не просто эгоистом, а настоящим деспотом. Общаясь с братьями и сестрами, ребенок учится простым вещам – делиться, жалеть, сострадать, помогать. Позже это переносится и на других людей.
Вторая проблема – дети предоставлены самим себе. Россия держится на женщинах, я заметил это. Они более ответственны по природе. Обратите внимание – даже среди бомжей большинство мужчин. Зачастую женщинам просто некогда воспитывать детей, потому что их сил хватает только на то, чтоб накормить и одеть их.
- Отец Мирон, Россия образца 1991-го сильно отличается от сегодняшней. Даже нам, коренным россиянам, тогда жилось несладко: в огромных очередях мы отоваривали талоны на сахар и мыло, экономили электрические лампочки, учились не доверять “пирамидам”. Как вы сумели адаптироваться?
- Действительно, первые мои впечатления о России – это пустые полки в магазинах. Труднее всего было без овощей. Помню, когда прихожане это заметили, то стали нести мне и отцу Дэну (он работает во Владивостоке вместе со мной) гостинцы с дач.
Первая наша квартира была без удобств. Чтобы помыться, надо было набрать ведро холодной воды и нагреть чайник горячей. Хотя (смеется) и сегодня приходится делать что-то похожее, когда отключают горячую воду. Для многих привыкших к комфорту американцев это звучит как страшная сказка. Наверное, я смог адаптироваться потому, что люблю Россию.
Страна сильно изменилась, но кое-что осталось по-старому, например, хамство продавцов. До сих пор не понимаю, почему они смотрят на покупателей, как на назойливых насекомых? Но мне кажется, со временем это пройдет. Главное, что в русских людях появилась вера в свои силы. Вы не ждете помощи извне, а понимаете, что нужно всего добиваться самим.
Отец Мирон часто повторяет, что любит Россию. Его не испугали ни бытовые, ни языковые трудности. К родственникам в Штаты ездит раз в год. А совсем недавно отметил 25 лет своего священства. Из них 10 служит во Владивостоке.
Он хотел бы остаться в России навсегда, но, увы, до сих пор не может получить даже вид на жительство.
Автор: Юлия ИГНАТЕНКО, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), "Владивосток"
