И бегут неуклюже… Дезертиры по лужам
Да, давно канули в Лету те времена, когда семнадцатилетние мальчишки в зной надевали шерстяные носки, чтобы казаться на сантиметр выше и пойти служить со своим призывом. Теперь не шепчут матери своим карапузам: “Ешь перловку – солдатом будешь”.
Да, давно канули в Лету те времена, когда семнадцатилетние мальчишки в зной надевали шерстяные носки, чтобы казаться на сантиметр выше и пойти служить со своим призывом. Теперь не шепчут матери своим карапузам: “Ешь перловку – солдатом будешь”.
И смышленые Петьки и Сережки изо всех сил исхищряются, чтобы ускользнуть от тяжкого солдатского быта.
Поступают сразу на пять факультетов, достают справки с таким диагнозом, с каким не живут. Ну а коль не повезло и на ногах армейские кирзачи, у некоторых появляется новая задача: сбежать и остаться незамеченными.
“Дрыща” на мыло
- В части у нас хорошо. Никто никого не обижает. А что такое дедовщина, я не знаю,- улыбнулся беззубым ртом щупленький солдатик с глазами загнанного зверя.
- Значит, зубы цинга загубила?- спрашиваю.
- Ага,- с грустью отзывается мой собеседник.
- А хромаешь ты, стало быть, оттого, что шел по дороге, упал, очнулся – госпиталь?
- Так точно. Откуда вы знаете?
Такой вот диалог получился у меня в одной из воинских частей.
От потных, замыканных начинающих вояк бесполезно было добиваться слезных воспоминаний, душераздирающих историй. И лишь отдельные, понизив голос, признавали: “Есть в армии и “деды”, и “дрыщи”, то есть козлы отпущения. Но об этом не пишите. Узнают командиры, в какой части проговорились, теперешняя житуха нам раем покажется”.
“Атмосфера в казарме во многом зависит от командира,- сказал мне отец военнослужащего.- Если офицер - человек порядочный, то ребята будут хотя бы неголодны, и зверства в части он не допустит. Хотя от дедовщины в той или иной форме никуда не деться».
Редко, ой как редко увидишь светлую улыбку на лице новичка-матроса или солдата. Да и будешь тут веселиться, когда просыпаешься от того, что “дедки” по пяткам ложками или деревянными клиньями колотят. А перед сном мыло жевать заставляют. От чего, кстати, бывает обезвоживание организма. Несчастный “салага” безропотно будет чистить сапоги подонкам с полуторагодовым военным стажем, стирать их носки, прыгать на одной ноге, как шут гороховый. Но даже под страхом смертной казни вряд ли откроет имена своих мучителей и расскажет об испытанных им унижениях. В госпитале рассказали, были случаи, когда сизые от синяков солдатики, умирая, не называли врачам убийц. А все по одной причине. У них нет надежды на защиту, порядок и дисциплину. Они думают, что “стукачу” будет еще хуже, чем “дрыщу”. В итоге матери забирают из госпиталей сыновей-инвалидов с отбитыми почками, лишившихся селезенок. Или через годик-полтора возмужавший рядовой сам становится “дедом” и придумывает себе “забавы” поизвращеннее да пожестче. И когда он наблюдает за страданиями юнца зеленого, все ему кажется, что он больше мучился.
- Можно ли не носить обидное прозвище “дрыща”?- пытаю “молодняк” на автобусной остановке.
- Конечно. Главное - не забиваться в угол, когда тебя пинают. Мочить их, гадов, захлебываясь в собственной крови. Он тебе: “Оближи сапог”, а ты ему - бац в челюсть. И пусть лупят, все равно до смерти не забьют.
- А без кулаков нельзя?
- Нет, здесь, чтобы тебя зауважали, нужно несколько раз получить.
Не хватает грамотешки
“Здравствуй, дорогая мама. Я лежу в госпитале с подбитым ухом. Ухо у меня опухло и стреляет. В него офицер из моей роты зарядил. Рядом со мной лежит мой товарищ Миша с подбитой головой. Ему тот же офицер сотрясение сделал. Теперь он с трудом соображает. А я подумал, лучше бы он мне по башке съездил. У меня все равно мозги с трудом работают. Скоро у нас в роте все без голов останутся”.
Эти строки процитировал один мой знакомый, известный в своих кругах как бывалый вояка и коллекционер жизненных армейских анекдотов. Но сарказм этого письма навевает скорее грусть-тоску, чем улыбки.
- Армия действительно становится рабоче-крестьянской, - признают военные прокуроры. – Студенты всячески отлынивают от службы. Некоторые из тех, кого призвали, пишут с тремя ошибками в слове и читают по слогам.
- И кто обычно становится за армейским забором “салагой”?
- Слабые телом и духом. Многие призывники недобирают в весе по пятнадцать килограммов, дома каши не ели. Есть те, кто на гражданке не вылезал из-за компьютера и совершенно не знает, как вести себя среди сверстников. И другие – наркоманы и пьяницы, которые чудом не попали на нары.
“Прокуроры, - вздыхают матросики, - да что они знают о нас? Чем могут помочь?”.
А между тем были случаи, когда осуждали “дедов” за неуставные отношения. Доведенный до отчаяния солдат обдал своего обидчика кипяточком, а суд добавил “деду” полтора года дисбата. Полумертвый от ударов узбек нанес ножевое ранение одному из шести садистов-казахов. От чего задира скончался. Дело было закрыто, а герой до сих пор присылает поздравительные открытки… в прокуратуру Владивостокского гарнизона.
Повинившиеся могут рассчитывать
Солдаты по-разному реагируют на унижения. Одни терпят, другие вешаются, третьи бегут. Если в советские времена, не приведи господи, военнослужащий самовольно покидал часть, бедняга командир еще долго не находил себе места. Это обычно заканчивалось обильным «звездопадом» с погон и крепкими словечками красных от недовольства генералов. Сейчас трудно назвать приморскую часть, откуда бы не совершали побегов, в том числе и с оружием. А бросают на поиски самовольщиков их же сверстников. Только во время операции “Дезертир”, которая проводилась в феврале 2001 года в ДВО (Дальневосточном военном округе), сотрудники милиции, комиссариатов и военных гарнизонов поймали 93 беглецов. 69 из них проходили службу в ДВО. Остальные сбежали из других регионов России. С 1997 по 1999 год на территории России, в том числе и на Дальнем Востоке, главной военной прокуратурой проводились операции “Явка с повинной” и “Беглец”. Но сколько бы их ни ловили и ни просили “сдаться”, все равно будут неуловимые “зорро”, бесследно пропавшие для военных органов. В прокуратуре Владивостокского гарнизона хранится несколько приостановленных дел двадцатилетней давности, возбужденных по статьям 337 и 338 УК (самовольное оставление места службы и дезертирство). “Нам бы узнать, что эти “самородки” живы-здоровы, да дела их позакрывать”, - говорят здесь.
Впрочем, военные прокуроры считают, что только двадцать процентов служивых покидают часть из-за неуставных отношений. Остальные не желают служить, скучают по любимым. Иногда командиры нарушают статью 11, пункт 10 закона о статусе военнослужащих, где черным по белому написано: “Отпуск по личным обстоятельствам на срок до десяти суток предоставляется военнослужащему в случаях тяжелого состояния здоровья или смерти близкого родственника военнослужащего, пожара или другого стихийного бедствия”. И далее пояснение: “Отпуск, предусмотренный пунктом 10, является дополнительными и в счет основного отпуска не засчитывается». Поэтому одни бегут, чтобы заработать на лекарства больной матери, другие ищут какой-то романтики. При этом, чтобы выжить, “чистят” дачные участки или карманы прохожих. И попадают к военным прокурорам с целым букетом правонарушений, а иногда и тяжких преступлений.
Военный прокурор Владивостокского гарнизона полковник юстиции Виктор Грунин, в свою очередь, призывает всех дезертиров самим обратиться к любому военному прокурору или к командованию любой воинской части и гарантирует объективный подход при рассмотрении каждого дела. Жертвы неуставных отношений будут освобождены от уголовной ответственности. Повинившиеся могут рассчитывать на смягчающие обстоятельства при добровольной явке.
Автор: Анастасия КРЕСТЬЕВА, специально для "В"