Долой розовые очки!
– Вы представляете на фестивале две картины. Первая – «Оперение» Ильи Зернова, документальный фильм о вашей работе с детьми…
– Да, это лента о проекте «Оперение», руководителем которого я являюсь. Что за проект? Эта история началась почти 20 лет назад, и была она о помощи престарелым киноартистам. Важная вещь и очень деликатная.
Когда я впервые задумался над тем, как именно надо помогать, то счел, что будет правильным не просто собрать для них средства, а дать им возможность снова оказаться нужными, востребованными, задействовать в работе. И больше десяти лет назад придумал такую форму общения: пожилые актеры на базе некоторых школ занимались во внеурочное время с детьми. За работу в этих студиях актеры получали деньги, а дети – развитие и возможность фантазировать, баловаться, погружаться в мир актерства. И вскоре оказалось, что такие занятия нужны, важны, интересны и актерам, и школьникам, причем не только в столице, но и на периферии. Вот так и возникло движение «Оперение», в нем уже 11 городов задействовано. И в этих городах ребята с помощью возрастных артистов учатся жить в мире волшебства – в искусстве, любить себя, любить других, иметь собственное мнение, уметь выражать его и доносить до большой аудитории.
Фильм «Оперение» – это собранные в часовой хронометраж два фестиваля, которые мы проводили в Челябинске и Сочи. В нем понемногу представлено то, чем мы занимаемся с детьми. Или дети занимаются с нами. Уже не могу сказать, что первично, что вторично, потому что после 10 лет существования проекта наши юные актеры стали уже самостоятельными, а кружки в Уфе, Новосибирске и нескольких других городах выросли в молодежные театры.
– Многие из этих ребят пожелали стать актерами?
– Я думаю, что благодаря этим занятиям детей в нашу профессию пошло меньше. И это меня радует. Студия – это фильтр, снятие розовых очков для тех, кто не понимает, что такое актерская профессия. Многие, пройдя через занятия в наших студиях, понимают, что хлеб актерский непростой, что это большая, тяжкая работа (не только и не столько цветы, аплодисменты и ковровые дорожки, сколько бесконечная огромная работа над самим собой) и лучше пойти другим путем. Но есть и те, конечно, кто убеждается, что эта дорога, такая тернистая и тяжкая, для них, и идут в театральные вузы.
– Это главное, что открывает детям «Оперение»? Правду о профессии?
– В первую очередь мы открываем им… Россию. Каждый год почти все студии съезжаются на фестивали. Знакомятся. И общаются. Общение – это второе наше открытие. Общаться нужно уметь. Третье – благотворительность. Я с самого начала думал, как сделать проект еще и благотворительным, и на третий год мы создали большой музыкальный спектакль, который показали в пяти городах, а все сборы пошли на помощь сверстникам наших юных актеров – ребятам с онкологическими заболеваниями. Мало того, эти дети приходили на наши спектакли и знакомились с юными артистами, общались. И наши дети видели, кому они помогают, учились помогать. Я громко скажу, но это правда: на своей шкуре учились делать активное добро. Это было до слез…
– И вы прикипели душой к детям из «Оперения»…
– Кстати, я часто называю их «коллеги», обычно – «молодые люди», а иногда – «отцы родные». Так вот, если с ними работать с закрытым забралом, как я говорю, с холодным носом, если не интересоваться ими, они это сразу чувствуют. Без любви такой проект невозможен. Мы с нее начинали и на ней держимся.
Камень на шею – и в пруд
– Также вы привезли для творческой встречи фильм «Географ глобус пропил», весьма популярный у публики…
– Да, и с удовольствием посмотрю его еще раз, сто лет уже не пересматривал. Какое-то время назад в полете выбрал его, посмотрел, потом позвонил Велединскому и сказал: «Саша, мы хорошее кино сняли».
– А в чем секрет успеха киноленты?
– Это почти непредсказуемо. Когда приступаешь к съемкам, делаешь это с самыми лучшими намерениями и самыми радужными перспективами, всегда желая сделать что-то очень хорошее. Не всегда получается. Почему? То ли звезды не сходятся, то ли что-то еще. То ли времени не хватает, то ли монтаж неудачный… Словом, всякое может быть.
Что касается «Географ глобус пропил», в этой ленте, как мне кажется, удачно сошлись три элемента: Алексею Иванову, когда он писал эту историю, было 25 лет, когда я снимался, мне не было и 40, а режиссеру Александру Велединскому было 55. То есть сошлись три взгляда из разных возрастов на одну историю. Такой микс, симбиоз разных оценок одной и той же ситуации стал важным элементом успеха фильма. Иногда Саша подсказывал с высоты своего опыта феноменальные совершенно решения, оценки. Иногда молодой Иванов нам обоим подсказывал, как должен вести себя герой. А иногда я не соглашался ни с тем, ни с другим и говорил: только так и не иначе, потому что в моем возрасте только так и можно оценить те или иные обстоятельства существования героя. И это помимо того, что был сам по себе прекрасный материал, что Саша Велединский сделал из большого романа сжатую и красивую историю (а экранизировать большой роман всегда сложно, намного проще взять плоскую сюжетную историю и сделать из нее большой хороший фильм). Словом, звезды сошлись.
– А почему вы, блестящий актер, взялись за режиссуру?
– Так должно было случиться. Я знаю, что такое режиссер с большой буквы (не спрашивайте имена, не отвечу, чтобы кого-то не обидеть, случайно забыв), знаю, как работают серьезные режиссеры с артистами, я работал с ними. И опыт, который накопился, требовал реализации. И когда мне предложили стать у руля большой картины, я понял, что самое время попробовать на этом сложном материале высказать все, что я думаю о кино на сегодняшний день.
– Страх в начале съемок был?
– Нет. Бояться нельзя. Это не на пользу. Это как заходить в МХТ с мыслью: боже, здесь играли такие великие актеры! И все, у тебя, такого ничтожного на их фоне, куда-то деваются силы, ничего не можешь сделать. Поэтому страх оставляем за скобками и работаем. Да, приходилось переписывать сценарий, что-то переделывать, но у меня был самый важный якорь: система Станиславского и вдумчивая работа с актерами. Мне в жизни подчас самому так не хватало вдумчивого внимания режиссеров или тех людей, что сидят в режиссерских креслах. Поэтому во время работы я давал коллегам все возможные варианты актерских решений, существования в кадре, какие-то нюансы, мелочи, всю фантазию свою. Все, чем богат, все раздавал актерам.
– А вам как режиссеру комфортнее работать с актерами, которые подчиняются, или с теми, у кого свое мнение?
– Всегда важен диалог. Актер, который слышит и имеет собственное мнение, но при этом готов выполнить задачу человека, сидящего в кресле режиссера, это лучше, чем актер, который придумывает себе некую маску и не собирается ни на шаг выходить из создавшегося амплуа.
– А если вас не слушают?
– Камень на шею! И в пруд, – улыбается собеседник.
– Как вам работалось с Кристофером Ламбертом (голливудский актер, звезда культовой кинофраншизы «Горец» и гость нынешних «Меридианов…». – Прим. ред.)?
– Очень хорошо. Оказалось, что он тоже почитает систему Станиславского, и в первый же съемочный день мы нашли общий язык.
Молодняк все правильно делает
– Часто вас приглашают в свои фильмы молодые режиссеры?
– Часто. Многие зовут в дебюты. Я всегда реагирую на такие предложения хорошо, просто не всегда понимаю, зачем я как актер в этом фильме нужен. И бывает, что становится ясно: нужен не я – актер, а нужен Константин Хабенский в титрах, нужно имя. Реклама фильму.
Но случаются и интересные сценарные предложения, и я стараюсь находить время, чтобы принять участие в проекте, вне зависимости от собственной занятости.
– На ваш взгляд, чего не хватает молодым режиссерам?
– Всего хватает. Но вопрос в том, насколько они терпеливы и преданны профессии. Меня радует то, что у многих ребят поколения 25–30-летних подход к работе правильный: грамотный, толковый, вдумчивый, бесстрашный. Вообще, бесстрашие – это важно. Сейчас мы заканчиваем фильм с рабочим названием «Погоня» – про лесные пожары, которые так беспокоили нас летом. Так вот, в нем я снимался с молодняком, уж извините за это слово, с детьми своих товарищей и друзей. И я внимательно наблюдал, как они работают, какие вопросы задают, насколько отдают себя во время съемок. Все правильно делают! И это хорошо.
– Как вам кажется, почему в современном кино так мало любви к Родине, мало патриотизма?
– Мы так живем, серединки нет: либо плюс, либо минус. Сделаешь работу патриотичную – тут же начнут обвинять, что заказуха, что чересчур любишь Родину, а так нельзя. Снимешь в противоположном ключе – те же обвинения, только со знаком минус. Мне кажется, любовь и уважение к стране проявляются и в плюсе, и в минусе. Другое дело, что в конце нельзя ставить точку, нужно оставлять зрителю перспективу для размышления. Финал – и точка, и дальше тьма и беспросвет полный; или финал – и окошко, возможность веры в то, что когда-то будет хорошо. Есть разница!
– В интервью с Владимиром Познером вы сказали, что «Левиафан» – не патриотическое, а фестивальное кино…
– После первого просмотра этого фильма мне показалось, что работа продюсеров «Левиафана» намного сильнее всего остального, и продвижение фильма, реклама – это блестящая работа продюсеров над тем, чтобы фильм вышел на главные мировые фестивали и получил премии. К сожалению, я знаю некоторое количество режиссеров, которые снимают фильмы только для западных фестивалей, на которых нашу страну привыкли видеть лишь в одном определенном ракурсе. И сценарии, и фильмы, и способ подачи заточены под этот ракурс, этот срез. Вот что я имел в виду, говоря о фестивальном кино.
Попкорн – не мерило искусства. Но кое-что измеряет
– В своем новом фильме «Фея» вы играете создателя компьютерных игр. А сами в игры играете?
– Нет. И в соцсетях не присутствую. Почему? Немножко по-другому привык общаться, не владею культурой общения в социальных сетях, для меня важен человек, его глаза. И один и тот же ответ можно считать по-разному, если не видишь глаз…
– А отзывы о вашей работе в соцсетях вам интересны?
– Да. И во время проката «Собибора» мне делали подборки, показывали отзывы, мнения людей – и положительные, и отрицательные. Я рад всем отзывам, особенно тем, которые по делу. Даже отрицательным.
– Однажды вы сказали, что для того, чтобы выйти из тупика, надо сначала войти в тупик…
– Да. И я говорил очень конкретно. Не об абстракциях, а о творческих тупиках. Это поиск, туда нужно погрузиться. Это нормальный процесс в театре, в кино, в ходе работы над ролью на съемочной площадке, на театральных подмостках. Актеру всегда нужно быть готовым столкнуться с непреодолимой творческой проблемой. И выходить из нее нужно самостоятельно, никто тебе не поможет.
– Андрей Кончаловский как-то сказал, что для него показатель качества фильма – когда зритель уходит после сеанса с полным ведром попкорна. А для вас?
– Мы ведь не собираемся всерьез ставить мерилом искусства попкорн? Нет? Ну слава богу… Я вообще не против кулинарии и гастрономии. И фильм не должен отбивать у человека аппетит на всю оставшуюся жизнь. И если во всем мире принято, что зритель приходит в кинозалы с попкорном, с водой, то к этому как-то надо прислушиваться. Другое дело, что Андрон Сергеевич прав: если зритель в какой-то момент забывает, что у него под рукой еда, вовлекается в рассказываемую историю, сочувствует героям, значит, для него это не зря потраченное время.
– Что сегодня происходит в российском кинематографе?
– Работаем. Это меня радует. Есть неплохие сценарии, которые запускаются в производство, это тоже радует. Не хватает денег – это меня огорчает. Не скажу, что что-то печальное происходит, работа идет, и слава богу. Но сохраняется тенденция: мы очень хорошо научились снимать фильмы без сценариев и дописывая сценарий после того, как фильм снят. В этом смысле мы можем научить весь мир, как работать, не имея сценария. Это наша фишка, наш конек, но хотелось бы и по-другому попробовать поработать.
Подтянитесь к азиатскому кино
– Для чего человеку нужно ходить на фильмы кинофестиваля?
– Если речь идет о том, кто никогда на фестивальные фильмы не ходил, я скажу так: и не надо. Значит, этому человеку и так хорошо, у него свой мир, зачем же его мучить? А если нет… Мне фестиваль дает общение с коллегами, с интересными людьми, шанс посмотреть фильмы, которые я не успеваю увидеть, дает подпитку на дальнейшую работу, творческий импульс.
– Как вы относитесь к азиатскому кино?
– Не очень хорошо знаю этот кинематограф, на мой взгляд, это кино, которому нужно учиться, к которому нужно подтянуться на уровень восприятия. У азиатских актеров и режиссеров свои средства выражения и свои приоритеты. А те фильмы, которые я видел, очень красивые в первую очередь. Я бы их сравнил с лучшими грузинскими картинами советского периода. И там, и там – красота и неторопливое повествование о человеке и о том, что он в окружающем мире. Думаю, о восточном кино я узнаю больше на этом фестивале.
– Вы не первый раз во Владивостоке. Как вам кажется, это европейский или азиатский город?
– Ой… Озадачили. Впрочем… Мы же азиаты, скифы, и это факт. Так что Владивосток – сильно замешанный на азиатском уклоне российский город!
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ, газета "Владивосток"
