Исторический клуб: за кадром Дальневосточной республики

Уже миновало более 90 лет со дня образования Дальневосточной республики, а копья вокруг этого уникального государственного образования, не имевшего в мировой истории аналогов ни до, ни после, продолжают ломаться. У одних «красный буфер» будоражит воображение, порождает «независимые» сепаратистские иллюзии, другие смотрят на вещи здраво и взвешенно – дескать, удачный геополитический эксперимент, и не более того. Что же это было за государство такое, какую роль в нем играл Владивосток и, кстати, почему град нашенский не стал столицей ДВР?

Временный буфер между Россией и Японией

Официальной датой рождения республики считается 6 апреля 1920 года. В городе Верхнеудинске (теперь – Улан­-Удэ) делегаты от Прибайкалья приняли решение о создании ДВР. Сначала ее власть распространялась на сравнительно небольшую территорию, но в дальнейшем благодаря укреплению государственности и всяческому содействию со стороны Москвы республика заметно раздвинула границы и в разное время включала в себя территории, прилегающие не только к Байкалу, но и Амурскую и Приморскую области, Камчатку, Северный Сахалин.

Так была реализована ленинская идея фикс образовать своеобразный буфер между Советами и воинственно настроенным восточным соседом. К этому подталкивали и события на западе – вспыхнувший масштабный советско-польский конфликт. Ленин всячески стремился избежать войны на два фронта.

Объясняя появление ДВР, историки, как правило, упирают на эти факторы. Думается, однако, что не менее важными, если не сказать больше, явились причины внутреннего свойства.

Восточносибирские и дальневосточные территории были удалены от центра и, следовательно, слабо контролируемы. С другой стороны, по накалу гражданского противостояния Восточная Сибирь и Дальний Восток считались едва ли не самыми горячими точками России. И центральные власти, чтобы как­-то смягчить этот напряг, инициировали образование своеобразной отдушины – буржуазно­-демократического государства. Со всеми атрибутами – разделенностью властных «ветвей», многопартийностью, разными формами собственности, свободой слова и другими составляющими буржуазно­-демократического устройства.

Шаг был, скажем прямо, беспрецедентный с точки зрения официальной коммунистической доктрины. На остальной ведь части бывшей империи новая советская власть строилась совершенно на других началах – тотальной отмене частной собственности, господствовал военный коммунизм, все партии, кроме одной – коммунистической, под запретом, прессой внедрялось в общественное сознание учение «непобедимое и единственно верное».

В Советской России все было пронизано духом классовой, непримиримой борьбы, а здесь, на востоке, эти самые классы, оказывается, вполне мирно сосуществовали. Выходили десятки газет самой различной политической ориентации. Как, например, во Владивостоке – от органа японского военного командования «Владиво-Ниппо» до большевистского «Красного знамени»…

Владивосток – нашенский, но слишком далеко

Столицей ДВР были два города: сначала – Верхнеудинск (современный Улан­Удэ), затем – Чита. А вот Владивосток, несмотря на все усилия местных правителей, включая, кстати, и большевиков, так и не смог получить столичный статус.

Москва упирала на фактор японского присутствия. Да и политическая обстановка была в высшей степени нестабильной. Достаточно сказать, что за период с 1917 по 1922 год во Владивостоке власть менялась 14 (!) раз. Подобной «свергаемости» не знал ни один город России. А посему вполне обоснованными представляются резоны центра в пользу куда более надежных и стабильных, а главное, контролируемых Вернеудинска и Читы.

Бродили по Чите сепаратисты

Но был еще один момент, требовавший держать «марионеточное» руководство не где­-то у океана, а как можно ближе. Активная внешнеполитическая деятельность властей ДВР породила в Москве беспокойство: а вдруг эти ребята и в самом деле станут независимыми?

Основания для таких опасений были, причем достаточно веские, и исходили прежде всего от первых лиц – главы правительства, по-нынешнему – президента, Александра Краснощекова и военного министра, вскоре ставшего еще и министром иностранных дел, Игнатия Дзевалтовского, впрочем, носившего совсем другую фамилию – Юрин.

«Укрыться» под псевдонимом вынуждали обстоятельства. Дзевалтовский был одним из активных участников Октябрьского переворота. Не случайно уже на следующий день после свержения Временного правительства Ленин назначает его первым комендантом Зимнего дворца, впоследствии направляет на Дальний Восток в помощь Краснощекову в процессе образования ДВР. А чтобы не торчали большевистские уши, пришлось законспирироваться под Юрина.

Выступал под псевдонимом и лидер ДВР Краснощеков, на самом деле он – Абрам Краснощек, а по некоторым сведениям – Тобинсон. Родом с Украины, более 20 лет прожил в Америке, работал маляром, подвизался в профсоюзном движении, в 1917м объявился во Владивостоке, где благодаря незаурядным ораторским способностям быстро приобрел популярность в революционных кругах, вступил в партию большевиков, стал одним из ярых проводников ленинской политики на Дальнем Востоке.

Но если в космополитичном, по тонкому наблюдению американского слависта Биргитты Ингемансон, Владивостоке Краснощеков чувствовал себя как рыба в воде, то после переезда в Забайкалье и вступления в должность главы ДВР начались осложнения.

Сибиряки и забайкальцы в отличие от приморцев смотрели на импортеров западных образцов далеко не так доверчиво. В первую очередь насторожились премьер Петр Никифоров, его верный соратник Николай Матвеев, другие руководители национальной, скажем так, ориентации, видевшие, что Краснощеков и Дзевалтовский в своих «независимых» устремлениях зашли так далеко, что не прочь были и от РСФСР дистанцироваться.

Возник затяжной внутриправительственный конфликт. Отчаявшись мирить и сглаживать острые углы, Москва пошла на крайнюю меру: оба политика под благовидным предлогом были отозваны. Дальнейшая их судьба поучительна и вместе с тем трагична.

Вскоре после переезда в Москву Краснощеков возглавил им же созданный Промбанк, однако проворовался, был судим (об этом процессе писали все газеты Европы), но благодаря заступничеству своей влиятельной любовницы Лили Брик быстро вышел на свободу. В дальнейшем уже занимал малозначительные посты, в 1937м был репрессирован.

Дзевалтовский Юрин также был охоч к перемене мест, пока в конце концов не переметнулся к диктатору Польши Пилсудскому. Кремль этого простить не мог, и в 1925м он погибает при странных и не выясненных по сей день обстоятельствах.

В общем, типичная судьба случайных людей, взлетевших на волне революции к очень высоким постам.

Единое экономическое пространство – только с Россией

Но вернемся к судьбе ДВР. После отъ­езда Краснощекова во главе республики был поставлен большевик Николай Матвеев. Теперь уже нет и в помине никаких сепаратистских настроений, республика в полном согласии с установками центра благополучно движется к своему логическому финалу – вхождению в состав РСФСР.

Нередко можно услышать, что отпусти тогда в 22м Москва этот «анклав» на все четыре стороны, жили бы сегодня дальневосточники припеваючи. Думается, однако, навряд ли… Показательна в этом отношении судьба золотого запаса и вообще всей денежной политики, проводившейся в «марионеточном» субъекте.

На момент образования ДВР в распоряжении ее территорий имелось более 70 миллионов золотых рублей – очень даже приличные сокровища, которым могли позавидовать – и завидовали! – иные государства. В другое время и при иных обстоятельствах такой золотой запас мог стать солидной основой экономического развития, тогда же он очень быстро ушел в песок.

На Дальнем Востоке вовсю хозяйничали интервенты, прежде всего японцы, которые, едва ступив на российскую землю, тут же наводнили регион суррогатами – временными военными денежными знаками. Ходили и другие, с позволения сказать, «кредитные билеты». Финансовая интервенция подрывала и без того дезорганизованную и во многом разрушенную экономику.

Была предпринята попытка под золотой запас запустить в обращение собственные «республиканские» бумажные деньги. В течение почти полутора лет в иркутской типографии было отпечатано огромное количество денег – почти четыре миллиарда рублей, прозванных в народе «буферками». Но эти дензнаки обесценивались не по дням, а по часам.

Так, реальная стоимость кредитного билета в одну тысячу рублей спустя всего полгода упала до одной копейки золотом.

Отчаявшись, власти пустили в оборот чистый металл – выпустили на 15 миллионов монет серебром. Но и эта мера мало что изменила – гигантская инфляционная дыра враз поглотила серебро, а потом и золото. Как писала в те годы одна из российских газет, «в казне пусто, в крае – голод и холод…».

Показателен такой пример. Когда войска Народно-Революционной армии к осени 1922 года уже были в непосредственной близости от Приморья, глава Приамурского земского края генерал Дитерихс обратился к «сильным мира сего» с призывом помочь финансами для обеспечения боеготовности Земской рати. Ни один из местных толстосумов не выделил и копейки.

Когда же красные вступили 25 октября 1922 года в освобожденный Владивосток, депутация от этих самых «сильных мира сего», так единодушно отказавших белому генералу Дитерихсу, поднесла красному командарму Уборевичу презент в виде 20 тыс. рублей золотом.

Некоторые местные исследователи клеймят это неслыханное, на их взгляд, предательство. Думается, однако, они не совсем правы. Деловые люди в отличие от политиков не поддались иллюзиям, а смотрели на вещи прагматично, исходя из реальной экономической ситуации. По­-другому говоря, видели, что спасение Дальнего Востока могло быть только в составе России. Пусть даже Советской…

[cp_gallery:1704]