Можно ли адекватно перевести Пушкина на английский язык?

Американский поэт Джулиан Лоуэнфельд ищет возможность приучить своих соотечественников слушать и слышать Пушкина. Как переводчик (он переводил также Ахматову, Цветаеву, Есенина) Джулиан часто приезжает в Россию. Как к американцам пришло желание оккупировать Уолл-стрит, можно ли сочетать успех и сострадание, почему в Москве невозможно смотреть телевизор, об этом наш разговор с ним.

Джулиан, какую метафору своей культуры вы предложили бы как поэт?

Джулиан Лоуэнфельд: Америка по сути - страна шалопаев, Тома Сойера и Гека Финна. Молодость и культ резвости - наша старейшая традиция. У Пушкина в лицее после торжественной церемонии начинался бой снежками, вот это по-американски. Мы - хулиганы, неформальные, сразу садимся на пол. У нас нет никакого раболепства перед властью, будь то хоть сам Обама.

Мы, правда, сейчас тоже отчасти порабощены "корпоративной" культурой, но она не американская. И надоела нам. Огромные демонстрации в Нью-Йорке с лозунгами "Оккупируй Уолл-стрит!" - это манифестация принадлежности не к 1% придуманной корпоративной культуры, а к 99 - настоящей. Это протест американцев против "американщины".

Вы считает, что "корпоративная культура" чужда Америке?

Джулиан Лоуэнфельд: Да, и слова "макдоналдс" и "старбакс" совсем не наши. Америка надо всем этим всегда смеялась. В детстве у нас был конкурс: мы должны были петь рекламные песенки, а премии получали те, кто пел их самым отвратительно-слащавым голосом "Счастье придет, если ты купишь гамбургер". Наши комики Тэн Стюард и Стивен Колбер прекрасно все это высмеивают. И общество очищается через добрый - не злой - смех.

Хотя отчуждение от всего, что объединяет людей - души, cердца, чувств, любви, природы, дружеских отношений, - идет сейчас и у нас. И вырастает какое-то чудовище, установка, что все вокруг должно быть рыночным, - мы от нее тоже страдаем. Публичная библиотека, национальная галерея искусств, хорошее образование и лечение должны быть доступны для всех... Но, к сожалению, и у нас, и во всем мире углубляется пропасть между "крутыми" и "никакими".

Как американское общество осознает это?

Джулиан Лоуэнфельд:У нас сегодня у многих на слуху критика философа Уильяма Джеймса за слепое поклонение Америки "богине-сучке успеха". ("Моральная пустота рыхлость духа нашего - плод поклонения богине-сучке успеха".) Он же спрашивал: а как же сострадание?

Но он говорил это все не только американцам. Эти его слова уж точно и про ваше телевидение, и про ваших продюсеров, которые молятся пошлости.
В России, мне кажется, тоже сейчас молятся богине-сучке успеха. Включи телевизор - гейм-шоу, бесконечные розыгрыши призов. Где русское кино? Вы забыли Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Булгакова? А если вспоминаете, то через странную призму. Я перевел "Маленькие трагедии", и мы решили провести в Нью-Йорке в центре Барышникова что-то вроде художественной читки. Спонсоры выписали МХАТовского режиссера. Я попросил его прислать список ролей. Открываю почту, и вижу - "первая проститутка", "вторая проститутка", "третья", "четвертая", "спящая", "пьяная", сутенер, вышибала, крупье казино, и лишь потом Альбер, Иван, Соломон, барон. Я говорю: "Как же так?" Режиссер: "Это мое виденье!" - "Но я-то хотел, чтобы в Нью-Йорке прозвучали на английском стихи Пушкина". Режиссер: "Это уже никому не интересно".Что интересно? Гамлет на мотоцикле, Офелия - лесбиянка, Софья ( "Горе от ума"), занимающаяся сексом на сцене.

" Маленькие трагедии" вышли в Нью-Йорке?

Джулиан Лоуэнфельд: Да. Правда, Сальери мне пришлось сыграть самому, потому что актер запил.

Российский?

Джулиан Лоуэнфельд: Американский. Осталось 8 дней, роль никто не успевал выучить, и мне пришлось выйти на сцену. Пушкин, конечно, имел успех! Как можно не принять Пушкина?! Мой папа, адвокат, даже прослезился.

Почему вы занялись переводами Пушкина?

Джулиан Лоуэнфельд: Я из семьи адвокатов. У нас за столом слова "юрисдикция", "приставы" и "процессуальный кодекс" звучат чаще, чем "передай соль" Но я оказался "белой вороной". Учась на втором или третьем курсе Гарварда адвокатским премудростям, однажды сентябрьским днем шел по улице и услышал песню на незнакомом языке. Это была "Молитва Франсуа Вийона" Булата Окуджавы. Я спросил у поющего, что это за язык.
Чем он вас остановил?

Джулиан Лоуэнфельд: Теплотой и духовностью. В русском языке, например, нет слова "любови", как у французов. Зато есть гениальное разделение "правды" и "истины". И Христос, не "правда", а "Воистину" воскрес. У вас столько богатства внутри!

Мы не всегда умеем вывести его наружу.

Джулиан Лоуэнфельд: Я думаю, вам надо вернуться к Пушкину. Недаром же его называют "солнцем русской поэзии", столько в нем светлой, доброй, прозрачной энергии и веры.

Кстати, стихотворение Пушкина "Возрождение" ( "Художник-варвар кистью сонной..."), по-моему, ставит лучший диагноз современному российскому ТВ. В России я первым делом выключаю телевизор, ничего невозможно смотреть больше 10 минут.

Что вам в нем не нравится?

Джулиан Лоуэнфельд: Какой канал ни включи - такая депрессуха! И так демобилизует!

В 20-е годы в Ираке муж Агаты Кристи на раскопках древнейшего города Ур нашел стихотворение, ему 3 тысячи лет, и вот как оно звучит: "Несчастный современный человек/ Таскается один-одинешенек/ По шумным улицам грязного города /Голова у него раскалывается от острой боли/ Он уже не слышит голос Бога своего/ Поющего ему в тишине". Никто сегодня у вас так не заглушает этот голос, как ТВ. Оно сегодня у вас наиболее активно заглушает смыслы, душевность, тепло.

У вас уже на ТВ невозможен нормальный разговор - без ругательств, угроз, ухмылок? Откуда это? Я приезжал к вам и в советское время. Экономика, конечно, не работала. Но многие люди, как ни странно, были довольны. Обсуждали стихи и музыку, была духовная жизнь. К социализму относились как-то по-чеховски: мол, не мы, конечно, но внуки наши увидят "небо в алмазах".

А потом начались перемены, во время которых вы выбросили лучшее и взяли самое отвратительное из своего опыта. И также и из западного. Вы не выбрали идеалы беспристрастного суда, абсолютного закона, могущего заставить президента отвечать на вопрос, который ему задает безработная официантка.
Наша культура - это культура Уитмена, Хемингуэя, Твена, Эмили Дикинсон. У нас такие поэты и писатели, такое кино! А вы берете какую-то пародию, то, что нормальный интеллигентный американец презирает. У нас есть такое понятие - субстандартно, то есть - ну так, "на четверку". А вы на своем телевидении подобрали то, что у нас "суб-субстандартно", что выброшено как вульгарное и пошлое. Вы выбрали - "Ешь бигмак, смотри в ящик 5 часов в день и будь счастлив!" Вот только не надо нам приписывать эту моду на национальное самоубийство, отсутствие веры и идеалов. Давайте попробуем вступить в интеллектуальный диалог. Американцы тоже страдают, понимая, как их ненавидят, думая, что все эти дикие заимствования - наши поделки.

Что-то вызывает у вас симпатию как у телезрителя?

Джулиан Лоуэнфельд: Конечно, есть исключения: канал "Культура". Но эталонной компании вроде BBC у вас все-таки нет. Нет аполитичного совета директоров, как на том же BBC, включающего ведущих ученых, литературоведов, театральных режиссеров и критиков, людей, уверенных, что ТВ должно менять людей, что это мощный инструмент, требующий огромной ответственности, что у него вовсе не развлекательное предназначение. Я согласен с о. Тихоном Шевкуновым, который говорит, что свобода это не произвол, а умение и возможность выбрать правильный путь.

Вы сейчас переводите его книгу "Несвятые святые"?

Джулиан Лоуэнфельд: Меня пугали отцом Тихоном. Говорили, что он ненавидит Запад, Америку. Но я все-таки юрист, а у юристов есть традиция всегда самому судить о человеке, обязательно познакомившись и выслушав. И на поверку отец Тихон оказался духовным, теплым и светлым. Я его по-настоящему полюбил. Ездил с ним в скит монастыря, в Рязанскую область. Знаете, что меня поразило? В отличие от обычной публики на улице, в монастыре и скиту все улыбаются.
Чем книга о. Тихона может быть интересна американскому читателю?

Джулиан Лоуэнфельд: Что касается книги отца Тихона, пожалуй, я не могу быть объективным. Потому что горжусь, что считаю его моим другом.

Я считаю, что и православным, и иноверцам, и даже атеистам в Америке она будет интересна. Американцам стоит прочитать о подвиге отца Тихона и Русской православной церкви, и в целом в восстановлении духовности в вашей стране. Если кое в чем я не разделяю его позиции, пусть. Я не придираюсь. Отец Тихон по большому счету - веселый и добрый, теплый, удивительно сердобольный и щедрый человек. В его компании все время улыбаются, смеются. Когда я о нем думаю, вспоминаю фразу из Библии: "Веселое сердце благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости".

Мы сегодня ищем ответы на вопрос " Что означает быть русским? Что нас объединяет?" А что такое быть американцем? Что объединяет вас?

Джулиан Лоуэнфельд: Как ни странно, мы очень набожный народ. И стремление к счастью ( "Каждый имеет право стремиться к счастью" - одна из знаменитых фраз отцов-основателей Америки, определивших ее дух) у нас соседствует со стремлением к состраданию. Быть американцем в добром смысле слова - это действовать в стиле Дейла Карнеги - не критиковать друг друга, не быть резкими, относиться ко всему происходящему подобрее. В Америке много поклонников Дейла Карнеги, я один из них. Не так уж много смысла в жесткой и беспощадной критике.

А у нас, наверное, сочтут за пошлость цитату из Карнеги, он быстро сошел со сцены.

Джулиан Лоуэнфельд: Ну и что, давайте колоть друг друга? Вспомните тогда хоть Пушкина: "Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,/ Да брат мой от меня не примет осужденья..."