Егор Глумов и другие
Поздравляю господ актеров: им выпало великое счастье - сыграть в одной из лучших пьес Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Поздравляю уважаемую публику: она увидела веселое, энергичное зрелище. Спектакль прекрасно оформлен, отличается легкой, остроумной режиссурой, чудными актерскими работами. Ну и конечно, текст великого мастера: он радует не только неувядаемой прелестью, но и тем, что звучит современней речей иных нынешних политологов. Не верите? Ну вот вам один из примеров: «Да, мы куда-то идем, куда-то ведут нас, но ни мы не знаем куда, ни те, которые ведут нас».
«Мудрец» (так обычно для удобства сокращают название пьесы) имеет огромную сценическую историю. Его ставили и в традиционных бытовых одеждах, и как старую французскую комедию, и в модернизированном виде, на арене цирка - с Глумовым-белоэмигрантом. Несколько лет назад театральная Москва увидела эпатирующий, суперсовременный спектакль Марка Захарова с участием блистательных Инны Чуриковой (Мамаева) и Леонида Броневого (Крутицкий).
Академический театр им. Горького не стремится во что бы то ни стало нарушить традиции, их более чем достаточно. На сцене старая Москва, сотворенная художником Владимиром Колтуновым. Все пышно, легко трансформируемо, достаточно условно и непривычно. Сцену обрамляют огромные бархатные, шитые золотом своеобразные кулисы, играющие роль дверей. И вдруг замечаешь, что это не просто кулисы, а парадные чиновничьи и генеральские мундиры, символизирующие блистающий недоступный мир, куда так стремится «мудрец» Егор Дмитрич Глумов. Венчают мундиры торчащие прямо из стоящих тугих воротников, как головы сильных мира сего, узнаваемые маковки московских церквей. И парит над всей сценической конструкцией огромная наполеоновская треуголка.
Под победную музыку (прекрасно использовал нестареющую классику А. Тихонов) вскакивает с дивана молодой и бедный герой. На возвышении - наверное, это видение его разгоряченного мозга - вся Москва. Туда, в центр этого благополучного сытого круга, подальше от стыдной унылой бедности устремлены чувства и мысли Глумова. Так сразу энергично и весело начинает действие комедии режиссер Александр Бармак. Думается, он не был озабочен социальной подоплекой, аллюзиями с современностью. Да, собственно, и зачем? Ведь остался сам текст Островского, который выполнит все эти функции. Режиссера больше волновали гротескные характеры героев, неожиданные повороты их взаимоотношений, исход, к которому пришли Глумов и остальные персонажи. Он придумал массу смешных и в основном оправданных эпизодов. Чего стоит, например, неожиданная и почти анекдотическая сцена Глумова и Городулина. В самом тексте комедии есть упоминание о либерализме Городулина. Безумно смешные трюки накрутил Александр Бармак в небольшой сцене, когда Глумов, изображая этакого конспиратора, вольнодумца-шестидесятника, вовлекает в свое тайное общество новичка Городулина и в знак особого доверия к новому члену революционного кружка тeppopиcтов сует в руку ему на прощание бомбу. Или Крутицкий: режиссер дает забавные приспособления исполнителю роли, заставив генерала в отставке с пафосом и надрывом читать монологи из классических трагедий, страстным охотником до коих (как, наверное, и до артисточек) был Крутицкий в молодости.
Подобные изобретательные находки, как чудные жемчужины, рассеяны по всему спектаклю с избытком. Велика заслуга режиссера в прочтении роли центрального персонажа Глумова, в работе с исполнителем роли - молодым талантливым Дмитрием Жойдиком.
С моей точки зрения, роль Глумова - событие в театральной жизни Владивостока. Молодой актер продемонстрировал зрелое мастерство, точное проникновение в непростой характер, внутреннюю музыкальность и подвижность, легкость и пластичность, умение слушать, а не только говорить. Глумов Жойдика изящен и в меру oбaятелен. Его «путь наверх» - это путь русского наполеончика к своему Аустерлицу. Вот она и сыграла – треуголка - как вершина, как пик успеха, к которому направлены все силы, вся изворотливость ума этакого русского Жоржа Дюруа. Пожалуй, главное в нашем Глумове - не цинизм, не гордое осознание своей значимости рядом с глупыми, ничтожными людьми, не хищничество (такие Глумовы были…), не стремление сбыть в свой тайный дневник, в котором он ведет «летопись людской пошлости», свою желчь, ненависть и презрение к сценической «стране дураков». Нет, Глумов Жойдика прежде всего талантливый актер, он с упоением и восторгом отдается целиком без остатка своему бесовскому лицедейству. Именно в мгновенных чудодейственных перевоплощениях находит он великое наслаждение. У Глумова десятки масок, которые он с легкостью и изяществом меняет (каждый раз приспосабливаясь к тому, с кем общается) и подбирает нужную в подходящий момент, непринужденно переходит из одного состояния в другое, повторяю, сам испытывая при этом явное удовольствие.
Потому и не страшно для него разоблачение, которое грядет после огласки знаменитого дневника (не случайно сам Островский первоначально назвал свою комедию «Дневник подлеца»). Нет, этот Глумов не сломлен и не раздавлен, ведь он получил ни с чем не сравнимое наслаждение от самого процесса игры. И так, играючи, свое мнимое поражение он легко и изящно превращает в свою победу. Браво, Глумов! Браво, Жойдик!
Едва ли не впервые сыграл в пьесе Островского актер, будто созданный для того, чтобы играть русскую классику – Александр Пономаренко. Отставной генерал Крутицкий у Островского страшен своим дремучим агрессивным консерватизмом. У Пономаренко совсем наоборот - не страшен, а смешон нелепым нарядом: красная феска, потерявший былой лоск мундир, уморительные гражданские очечки, фривольные воспоминания. Он абсолютно лишен воинствующего генеральского начала. Не случайно лучшую сцену в собственном доме актер играет в исподнем.
Просто физически ощущаешь полноту восторга “дорвавшейся” до роли стареющей красотки Мамаевой Ирины Присяжнюк. Ее героиня в первом акте так агрессивно чувственна, так хороша и заразительна, что дух захватывает.
Режиссера и Татьяну Данильченко, исполнительницу роли Турусиной, меньше всего, кажется, волновала сиюминутная тема: в сложные времена исчезновения истинной веры идет повальное увлечение суррогатом веры - спиритизмом, суевериями, всяческими прорицаниями...… По этому поводу можно было бы сыграть отдельный спектакль. Нет, Данильченко играет скорее даже не московскую, а провинциальную светскую львицу, ханжески скрывающую свои негаснущие плотские влечения.
Хорош старый дядюшка Нил Федосеевич Мамаев, благодушный глупец, считающий себя едва ли не самым умным человеком в империи. Таким играет его Анатолий Бугреев. Как и Крутицкий, его Мамаев не страшен. Видимо, не ставили режиссер с исполнителями такой задачи.
Вообще актерских удач в спектакле немало. Востроносенькая, хитрющая злая крыска мамаша Глумова - Надежда Айзенберг. Именно у нее и мог вырасти такой сынок - они поистине стоят и дополняют друг друга. Очень смешна Манефа Натальи Музыковской. Хотя хотелось бы пожелать актрисе сделать упор не только на беспробудном пьянстве лжегадалки, но и на ее крестьянской хватке и хитрости. Мне, например, Манефа представляется этакой предтечей Распутина в юбке. Неожидан в исполнении Михаила Марченко опустившийся не только внутренне, лишенный проблеска морали, но и внешне похожий на бомжа Голутвин, человек без определенных занятий.
Словом, все без исключения исполнители работают с огромной отдачей и явным удовольствием. А отсюда и то удовольствие, которое получили на премьере зрители, и почти не смолкающий смех в зале. С чем еще раз поздравляю и публику, и актеров. Учитывая, что настоящая комедия всегда набирает соки и силы в контакте с публикой, можно надеяться, что «Мудрец» не только сохранит все лучшее, что было найдено на репетициях, но и откроет новое, пока не изведанное и не менее смешное.
Автор: Галина ОСТРОВСКАЯ, специально для "В", Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), "Владивосток»
