Несовременная современница... Две вещи несовместные?

Ситуация казалась мне несколько нереальной, происходило своеобразное раздвоение личности. Мы сидели в скучном кабинете, на стенах которого висели учебные пособия, посвященные “классификации механической асфиксии” и “признакам пребывания трупа в воде”, а молодая красивая женщина с чуть неправильной дикцией уводила меня в мир поэзии, на балы времен Наташи Ростовой, где звучит грассирующая французская речь, в эпоху Шекспира... Очень хотелось собрать все в единое целое. Не получалось. Как будто передо мной были два разных человека. Одна - это кандидат медицинских наук, судмедэксперт-биолог Крохина, каждый день имеющая дело с вещдоками, изнасилованиями, убийствами. Другая - Стелла, эфемерное создание, дама из прошлого, которую легче представить танцующей мазурку в бальном платье, чем сидящей за современным микроскопом в белом халате.

30 янв. 2001 Электронная версия газеты "Владивосток" №920 от 30 янв. 2001
Ситуация казалась мне несколько нереальной, происходило своеобразное раздвоение личности. Мы сидели в скучном кабинете, на стенах которого висели учебные пособия, посвященные “классификации механической асфиксии” и “признакам пребывания трупа в воде”, а молодая красивая женщина с чуть неправильной дикцией уводила меня в мир поэзии, на балы времен Наташи Ростовой, где звучит грассирующая французская речь, в эпоху Шекспира... Очень хотелось собрать все в единое целое. Не получалось. Как будто передо мной были два разных человека. Одна - это кандидат медицинских наук, судмедэксперт-биолог Крохина, каждый день имеющая дело с вещдоками, изнасилованиями, убийствами. Другая - Стелла, эфемерное создание, дама из прошлого, которую легче представить танцующей мазурку в бальном платье, чем сидящей за современным микроскопом в белом халате.

Прагматику, наверное, трудно понять, почему девочка с явно выраженными филологическими наклонностями после школы (увидев у старшей подруги учебники латинского языка и анатомии) вдруг выбирает медицинский вуз. Почему она пишет диссертацию по каким-то цеолитам, богатое месторождение которых есть в Приморье. И почему, выбрав столь земную специальность и успешно продвигаясь по карьерной лестнице, она все глубже погружается в чувственный мир слова.

Многие экстрасенсы говорят, что их способности открылись неожиданно. На нее тоже совершенно случайно и даже таинственно что-то вдруг “снизошло”. Она уже не могла заснуть из-за звенящих в голове строчек, вскакивала по ночам или несколько раз повторяла пришедшие на ум слова, чтобы записать их утром. Она очень боялась стать графоманкой, прекрасно сознавая, что ей не хватает специального образования. Однажды по радио она услышала фразу на английском, поразившую ее настолько, что кинулась искать ручку. “Я тебя буду любить, пока не высохнут моря”. Откуда? Кто автор?

Наверное, иногда ее ведет Провидение - вскоре, потратив большую часть своей скромной зарплаты, Стелла купила антологию английской поэзии. И ахнула - вот он, поэт, которому судьбой было отмерено всего 20 лет жизни и о котором она никогда раньше не слышала. Именно он написал эту строчку. Первый раз она решилась на перевод. Не делая подстрочника - так, как почувствовала. Потом, уже взяв словарь, Стелла поняла, что перевод ее был слишком вольным - это не “Песня божьих скитальцев”, как написала она, а “Песня контрабандистов”. Но перед ее глазами были именно скитальцы - расхристанные, неприкаянные, распоясанные... Кто скажет, что она оказалась далека от истины? Были в антологии и стихи Роберта Бернса, которые стучали у нее в висках как пульс. Были там и сонеты Шекспира, перевернувшие ее жизнь.

“Возьми мои стихи и помни о былом”

Мы живем в другом мире. Мы зациклены на материальном и давно уже не выстраиваемся в очередь за новым романом, не спорим до хрипоты в тесных кухнях. Нам не до Шекспира, книги которого покрываются пылью на библиотечных полках. Все это я высказываю осторожно, боясь сильно ранить творческую душу. Она не вспыхивает, не кидается на защиту любимого автора. “Вы правы, - говорит она. - Наше время не терпит сантиментов, стало больше прагматизма и даже жестокости. Уходит поклонение перед женщиной, исчезает красота отношений. Но любовь и дружба... Это на все времена”.

Она не раз останавливала себя - кто я такая? Неужели осмелюсь переводить Шекспира? И сама себе возражала - я ведь не собираюсь ни с кем соперничать, это ведь только для себя. Для перевода первого сонета ей понадобилось несколько дней - уловила его мелодию, сердцем почувствовала, почему Шекспир написал эти строки. Последний переведенный ею сонет потребовал почти два месяца кропотливой работы. Она поняла, как противоречив этот человек, как сложен его внутренний мир.

Какое счастье, что на вечере, посвященном Шекспиру, в 98-м году она познакомилась с преподавателем ДВГУ Жанной Вальтеровной Курдиной. Вот кто смог понять ее, смог многое объяснить. С Жанной Вальтеровной можно поговорить о мучивших поэта противоречиях, о том, почему он противопоставляет поэзию любви, о проблемах перевода, о пятистопном ямбе автора, который она переводит шестистопным...

Она глубоко чувствует энергетику поэзии. Может идти по улице и упиваться воспоминаниями о когда-то найденной именно в этом месте строке. Она пишет стихи и мечтает перевести все 154 сонета Шекспира. Но до чего же, должно быть, тяжело ранимой поэтической натуре в современном мире. Не рискую глубоко лезть в душу малознакомому человеку, но и не могу не задать один вертящийся в голове вопрос: “Стелла, вы хотели бы, чтобы мужчина красиво, как в далекие времена, может быть, даже стихами, объяснился вам в любви?” “Конечно, хотела бы. Лишь бы стихи были хорошие. И серенаде под балконом была бы рада”. Немного помолчав, она сама отвечает на мой незаданный вопрос: “Всем женщинам трудно в этом времени. Мы тоскуем о тишине, о нежных чувствах, страдаем из-за быстро бегущего времени. Кажется, раньше оно текло медленнее”.



Она не особенно долго размышляла, прежде чем отправить в Сорбоннский университет письмо с просьбой прислать ей парочку списанных книг на французском языке. Но и не очень верила, что на ее просьбу откликнутся. Однако почитать классиков в оригинале хотелось, а приобрести неадаптированные тексты в наших магазинах было в те годы практически невозможно. Через два месяца, открыв аккуратную посылку, она испытала шок - Бальзак, Мопассан, брошюрка, посвященная спряжению французских глаголов... Была и небольшая записочка на открытке с изображением Виктора Гюго. Тогда еще она не знала, что Гюго не только удивительный прозаик, но и замечательный поэт. Лишь через несколько лет, свободно купаясь в волнах чужого языка, она стала называть его французским Пушкиным.

Автор: Галина КУШНАРЕВА, Вячеслав ВОЯКИН (фото), "Владивосток"