Любовь моя, Сидеми!

“Пустыри в горьком запахе пряной полыни, Виноватость покинутых мест…” Эти строки из стихотворения владивостокской художницы Светланы Арсюты посвящены Сидеми – живописному местечку на полуострове Янковского, где удивительно сошлись судьбы трех знаменитых в Приморье людей – Бринера, Гека, Янковского.

На современной карте Приморья нет такого названия (сейчас это пос. Безверхово), но вопреки официальным указам старое имя живет. И не только в исторических документах. Уже третий год действует экскурсионный маршрут “Любовь моя, Сидеми”, который пользуется большой популярностью.

И сколько бы времени ни минуло, каждый год краеведческий поиск приносит все новые сведения о людях, которые стояли у истоков освоения края. На традиционных, пятых по счету Янковских чтениях, которые прошли на днях в музее им. В. Арсеньева, прозвучало немало интересных сообщений на эту тему. Сегодня мы знакомим наших читателей с одним из них.

О Михаиле Ивановиче Янковском известно довольно много, но далеко не все. Свидетельство тому – новые подробности о его жизни и предпринимательской деятельности, которые удалось узнать, перелистав старые газеты и познакомившись с архивными материалами.

Так, в газете “Дальний Восток” за 3 ноября 1895 года появилась жалоба крестьян из д. Фроловка на доверенное лицо г-на Янковского. Как явствует из их сообщения, он не выдал им обещанный в течение трех дней расчет, а перенес его аж на месяц.

Через несколько дней в той же газете появилась публикация уже за подписью самого М. Янковского: “20 сентября начальник Южно-Уссурийского округа лично предложил мне покупку скота на Сучане у крестьян, пострадавших от наводнения, но с тем условием, чтобы я гарантировал покупную цену не менее 3 руб. 50 коп. за пуд, - сообщал в ответ на критику крестьян Янковский. - Посланный мною туда доверенный Червов через посредство местного сучанского пристава объявил крестьянам цену 4 руб. за пуд и, поручив производство самой покупки доверенному Бердову, сам возвратился во Владивосток. В короткий срок было куплено Бердовым 226 голов рогатого скота... При покупке вес определялся по взаимному согласию, в живом скоте. Но некоторые крестьяне не соглашались с покупателями в определении веса таким путем и пожелали присутствовать при убое своего скота, чтобы вес мяса проверить лично... Им было обещано за прогон до с. Раздольного, сверх платы за мясо, по рублю со скотины. Первым таким гуртом, состоящим из 37 голов скота при шести крестьянах, был гурт, прибывший в Раздольное 5 октября”.

В своем письме в редакцию Янковский утверждает, что его доверенный Бердов предупредил крестьян, что убой скота будет происходить по мере потребности батальона и что первый из хозяев скота может получить расчет через три дня, а остальные должны ждать очереди. Далее Янковский рассуждал, что крестьяне “не маленькие” и должны сообразить, что для нужд батальона убить за три дня 37 голов скота невозможно.

Особый интерес представляет статья М. Янковского “Наши таможенные вопросы”, опубликованная в газете “Приамурские ведомости” в 1904 году. Она и сегодня звучит не менее актуально, чем сто лет назад, после того, как в крае было ликвидировано порто-франко: “...Ради чего утверждена у нас таможня? Какие выгоды, местные и общегосударственные, имелись в виду достигнуть уничтожением в нашем крае порто-франко?.. Казна получает пошлину только 15 процентов всех входящих в таможенный тариф предметов, но мы, обыватели, уплачиваем все 100 процентов...”

В статье приводится конкретный пример, который дает интереснейшую информацию о деятельности М. Янковского в жизни края: “...мой агент купил 100 пудов ржаной муки в урочище Новокиевском и в Посьете у солдат для продовольствия рабочих на моем хуторе и отправил на срочном русском пароходе во Владивосток, где я должен был муку перегрузить на китайскую шаланду и перевезти на хутор.

Приехав во Владивосток за получением муки, я узнал, что она арестована таможней. Не сомневаясь, что это недоразумение скоро выяснится, я, удерживая шаланду и уплачивая ей простой, сам стараюсь доказать в таможне, что в сопредельных с нами странах - Корее, Японии, Китае - рожь не засевают и потому прибывшая из Посьета мука не может быть иностранного происхождения, хотя и прибыла морем.

Все соглашаются, но… требуется письменное доказательство от властей. Срочный пароход делает рейсы в Посьет не ежедневно. Дело затягивается. Начинается хождение по инстанциям, рабочие муку ждут. Наконец на 10-й день я ее получаю…

Я заплатил пошлину, пошлину по крайней мере тройную, хотя казна не получила ни копейки”.

В архивных фондах Дальнего Востока в последние годы найден целый ряд документов, которые скупым языком справки, делового письма тоже приводят немало свидетельств о деятельности М. Янковского. Так, в 1882 г . он обращается к начальнику Южно-Уссурийского округа с просьбой отвести ему земельные участки в долине р. Сидеми, на полуострове Турек, на Славянском полуострове. Пять лет спустя пишет прошение разрешить ему отправить за границу “железняка, найденного на берегу устья р. Тюмень-Ула”. Несколькими годами позже собирается открыть кузницу в Матросской слободе.

Сохранилось также свидетельство старшего нотариуса Владивостокского окружного суда от 14 июня 1914 г. В нем говорится “о переходе в соответствии с духовным завещанием М. Янковского имения (ферма Янковского в Орлиной долине, заимка Янковского “Александровка” по р. Сидеми, заимка Янковского “Иванова Роща” по р. Переваловке и ключу Боковому) в полную собственность “к жене покойного - Ольге Лукиничне и детям: Юрию, Александру, Ивану, Павлу, Елизавете и Анне Михайловичам Янковским, 1-й в 2/12 частях, 2-му - в 5/12 частях, остальным в 1/12 частях каждому”.

Любопытные сведения о М. Янковском, вернее, о его сидеминском каменном доме, похожем на замок, несмотря на всю их “советскую предвзятость”, можно получить, перелистав газету “Красное знамя” за 1925 год. “Большое двухэтажное здание с высокими бойницами, прихотливо обвитое плющом и диким виноградом, раскинулось во дворе, - пишет журналист. - Здесь все выдержано в стиле “доброго старого времени”. Жидкая, полутемная гостиная - свет едва проникает в узкие высокие окна, заделанные решетками. По стенам - картины рыцарских поединков, батальные сцены и рога, рога без конца. Тяжелая резная мебель красного дерева, скрещенные рапиры и пистолеты.

Старый скрипучий запыленный рояль оскалил пожелтевшие клавиши. А в углу широко разинутая пасть граммофонной трубы напоминает уже о “современном”.

Рядом - столовая, где низкий темный потолок навис над длинным столом, разные буфеты, отделанные лубом, затейливые лесенки - наверх в покои. Все напоминает средневековую гостиницу на большой дороге, где гостеприимный хозяин полночью крался в комнату постояльца с ножом в руке.

Впрочем, бывший владелец питомника - Янковский - был действительно потомком рыцарей… В 1922 г. Янковский бежал за границу, а питомник остался рабочим и крестьянам Приморья. В барских покоях разместились рабочие и служащие совхоза, и со стен, где раньше висели портреты предков, теперь взывают плакаты МОПРа и Авиахима…”

Как говорится, комментарии излишни.

Автор: Нелли МИЗЬ, специально для "В"