Когда усталая подлодка...

В кабинете начальника отдела воспитательной работы соединения атомных подводных лодок группировки войск и сил на северо-востоке России капитана 1-го ранга Валерия Перегудова цветет шикарная китайская роза. Иначе как боевым товарищем розовый куст подводник не называет. И немудрено – в деревянной кадушке на борту атомной подводной лодки вместе с Валерием Владимировичем растение проделало долгий путь подо льдами на переходе из Североморска на Камчатку.

Розовый куст путешествие перенес тяжело. Сказывались непривычная среда, отсутствие солнца. Под конец китайская роза совсем зачахла – облетели листья, отмерли побеги. Словом, к новому месту службы капитан 1-го ранга Валерий Перегудов привез лишь жалкий безобразный обрубок. Но на земле, стоило лишь полить, роза снова ожила, пустила новые побеги, а вскоре даже порадовала распустившимися цветами.

Растения на атомной подводной лодке выживают с трудом. А люди, несмотря на тяжелейшие условия, умудряются не только привыкнуть, но и полюбить жизнь под водой.

Край заборов и шлагбаумов

Для того чтобы попасть на базу атомных подводных лодок Тихоокеанского флота в поселке Рыбачьем, что на Камчатке, необходимо пройти проверку по крайней мере на четырех контрольно-пропускных пунктах.

Для начала надо попасть на территорию закрытого административно-территориального образования город Вилючинск. На КПП “Паратунка” дорогу преграждает массивный шлагбаум. Миновать его могут либо жители ЗАТО, у которых в паспорте стоит штамп с местной пропиской, либо счастливые обладатели временных пропусков, получить которые – целая проблема. Лояльней всего стражи относятся к командированным военным – но только к тем, у кого на предписании красные печати и особые штампики. Всем же остальным въезд на территорию закрытого административно-территориального образования заказан.

Любопытствующих путешественников, если те благополучно миновали Вилючинск, в следующий раз остановят на въезде в Рыбачий. Хоть контроль на этом КПП несколько проще, но все равно без особого разрешения в поселок не пустят.

Но успешно выдержанная здесь проверка еще не гарантирует, что вы попадете в закрытую, особо охраняемую пирсовую зону, где стоят атомные субмарины. Для этого необходимо миновать еще два пункта контроля – на въезде в городок соединения АПЛ и у входа в зону.

Об уровне несения службы и режиме охраны говорит тот факт, что попасть на пирсы нам – начальнику пресс-службы Тихоокеанского флота Александру Косолапову и корреспонденту “В” с первого раза не удалось, даже несмотря на то, что наши разрешающие бумаги были подписаны лично командующим ТОФ адмиралом Михаилом Захаренко. “А хоть самим президентом, - говорили нам специалисты по режиму, - пока не будет разрешения командования соединения, в зону не пустим”. Словом, попасть на пирсы нам удалось только со второй попытки.

Зона

Участок пирса в бухте Крашенинникова, где стоят атомные подводные лодки Тихоокеанского флота, американцы называют осиным гнездом. Это название появилось в докладах разведывательных служб США еще в начале 70-х, когда бухта была буквально забита советскими субмаринами.

Этот закрытый, особо охраняемый участок пирса наши называют зоной. Немногие из гражданских бывали здесь. Поэтому свое командировочное удостоверение, на котором проставлен штамп “Вход в зону разрешен”, храню с гордостью.

Когда, миновав КПП, попадаешь на базу АПЛ, испытываешь некий священный трепет. Огромные антрацитово-черные тела стратегов, способных одним залпом уничтожить средних размеров европейское государство, сигарообразные корпуса многоцелевых охотников “Барс”, впечатляющих размеров “батоны” лодок класса “Антей”, которые могут в одиночку потопить целую авианосную ударную группу противника, – все это не может не впечатлять.

Здесь же на дальних пирсах стоят в ожидании разделки лодки отстоя. Они верой и правдой служили России. Но и их время пришло. Печальные, какие-то сникшие, субмарины терпеливо дожидаются своего смертного часа.

Лодок отстоя в бухте Крашенинникова гораздо больше, нежели живых, способных выйти в море субмарин.

“Томск”, брат “Курска”

Англичане называют корабли аналогичных проектов sister ships – корабли-братья. На базе в поселке Рыбачьем стоят шесть братьев погибшего в Баренцевом море “Курска” – “Омск”, “Томск”, “Вилючинск”, “Иркутск”, “Челябинск” и “Красноярск”. А атомный подводный крейсер “Томск” можно смело назвать близнецом “Курска” – лодки строились одновременно, одновременно стояли на стапелях завода “Севмашпредприятие” в Североморске, разве что строительство “Курска” закончили несколько раньше. Рассказывают, что для него даже сняли с “Томска” цветные мониторы – знали, что “Курск” останется на Северном флоте, поэтому и комплектовали самым современным оборудованием.

На “Томск” мы попали через верхний рубочный люк. И первым делом очутились во всплывающей спасательной камере (ВСК). Именно сюда собирается экипаж, когда становится ясно, что терпящую бедствие лодку спасти не удается. Когда все в сборе, камера герметизируется, отстыковывается от субмарины и всплывает на поверхность. Но это только в теории. На практике же ВСК еще ни разу не спасла подводников. Во время катастрофы АПЛ “К-429” в бухте Саранной у берегов Камчатки в 1983 году спасательная камера оказалась намертво приваренной к корпусу, а во время аварии подлодки “Комсомолец” на севере 11 лет назад ВСК по непонятной причине при всплытии разгерметизировалась. Экипажу погибшего “Курска” всплывающая камера тоже не помогла – подводники просто не смогли до нее добраться.

Справка “В”. Атомный подводный крейсер проекта 949А “Антей” (натовская классификация Oscar II) “Томск”.

Длина - 154 метра, ширина - 18,2 м, осадка – 9 м, скорость - 26 узлов, водоизмещение - 13 400 тонн в надводном и 18 000 тонн в подводном, максимальная глубина погружения – 500 метров, экипаж – 130 человек, 10 отсеков.

На лодке установлена атомная энергоустановка типа “ОК-650” с двумя водо-водяными реакторами, с тепловой мощностью - 2х190 МВатт и с мощностью на валу - 2х50000 л. с.

Крейсер несет 24 пусковые установки ракетного комплекса “Гранит”.

Через верхний рубочный люк, миновав всплывающую спасательную камеру, по вертикальному четырехметровому трапу мы попадаем в святая святых – во второй центральный отсек и главный командный пункт лодки. Если реакторный отсек можно назвать сердцем субмарины, то ГКП – это мозг подводного крейсера. Именно здесь, когда лодка в море, находятся ее командиры и командиры почти всех боевых частей. Именно отсюда подаются команды, именно здесь принимаются решения.

Рассматривая флотские газеты, всегда поражался однообразию фотоснимков: везде два традиционных кадра – командир лодки с “бананом” переговорного устройства и командир у перископа. Как выяснилось, причина этого постоянства кроется в том, что большинство приборов и систем, расположенных на центральном командном пункте, имеют грифы “секретно” и “сов. секретно”. На корпусе каждого такого прибора красуется специальный красный кружок диаметром пять сантиметров. Фотографировать эти приборы строжайше запрещено.

Ну а самые секретные приборы вообще завешены от любопытных глаз брезентовыми полотнищами. Словом, для того чтобы сфотографировать на ГКП командира “Томска” капитана 2-го ранга Владимира Гришечкина, нам пришлось изрядно потрудиться, выбирая “безопасный” ракурс.

Свободное всплытие со смертельным риском

Хотя лодка и поражает своими размерами, в отсеках довольно тесно. По крайней мере в большинстве проходов два человека расходятся с трудом. Исключение – первый торпедный отсек. Говорят, что до корреспондента “В” в первый отсек подводного крейсера класса “Антей” еще не ступала нога ни одного журналиста.

В первом отсеке сосредоточено все торпедное вооружение лодки. Поражает здесь в первую очередь огромная – в три человеческих роста – револьверная система заряжания торпедных аппаратов.

Но первый отсек в лодке – это еще и отсек живучести. Ведь один из вариантов спасения с затонувшей подводной лодки – это выход через торпедные аппараты первого отсека.

Штатное спасательное снаряжение - спасательный гидрокостюм подводника (СГП) с дыхательным аппаратом позволяет покидать субмарину на глубинах до 100 метров. При этом выход на поверхность осуществляется либо в режиме свободного всплытия, когда человек всплывает за счет своей положительной плавучести, либо по специальному тросу – буйрепу.

Первый способ крайне опасен. При выходе с больших глубин верным итогом свободного всплытия будет кессонная болезнь, и это если повезет. В большинстве же случаев постоянные спутники аварийного всплытия – разрывы легких и множественные баротравмы. Но иногда у подводников не бывает выхода. Особенно когда на другой чаше весов - медленная смерть в затопленных отсеках.

Как говорит начальник цикла практической подготовки 8-го учебного центра ВМФ капитан 1-го ранга Александр Козловский, 100 метров – это максимальная глубина, с которой экипаж самостоятельно может покинуть затонувшую подводную лодку. На этой глубине давление воды 10 атмосфер. Для более безопасного выхода с терпящей бедствие субмарины используется вариант постепенного – в режиме декомпрессии – выхода на поверхность. Для этого выходящий первым подводник выбрасывает наверх специальный буй, к которому прикреплен трос. На тросе через каждый метр навязаны специальные узлы – муссинги.

В каждом отсеке есть таблица, по которой, учитывая глубину и время, которое человек находился под определенным давлением, определяется режим декомпрессии. По таблице высчитывается, на какой глубине сколько подводник должен провести времени, чтобы постепенно организм приходил в норму. Так, отмеряя расстояние по муссингам, моряки поднимаются на поверхность в режиме декомпрессии.

Вообще же выход через торпедные аппараты – зрелище впечатляющее. Подводники тройками заходят в аппарат, закрывается задняя крышка. Находящийся в лодке специалист, контролирующий выход, один раз стучит металлическим кольцом по крышке – спрашивает: “Как самочувствие?” Находящиеся в торпедном аппарате таким же единичным ударом по корпусу отвечают, что все нормально. Два удара из лодки означают - задняя крышка закрыта. Из торпедного аппарата подтверждают получение сигнала также двумя ударами.

Три удара – сигнал “открывается передняя крышка торпедного аппарата”. А четыре - получено разрешение покинуть лодку. Вышедший в воду подводник также четырьмя ударами сигнализирует, что выход прошел успешно. После этого закрывается передняя крышка и открывается задняя. Таким образом лодку может покинуть весь экипаж.

Сердце корабля

Реакторный отсек – это сердце корабля. На “Томске” установлена атомная энергоустановка типа “ОК-650” с двумя водо-водяными реакторами. Через специальное смотровое оконце мне довелось увидеть ядерный реактор с трех метров.

Техника эта очень надежная. В случае возникновения нештатной ситуации на лодке автоматика сама, без участия человека, способна заглушить реакторы. При аварии умные машины, не дожидаясь команды, глушат реакторы, стержни аварийной защиты тут же погружаются в активную зону и гасят нейтронные потоки. А затем под собственным весом опускаются компенсирующие решетки - им никаких источников энергии для этого не нужно.

Говорят, на атомной подводной лодке нельзя делать только один маневр – мертвую петлю, потому что в этом случае вертикально закрепленные компенсирующие решетки упадут и остановят реактор.

Борщ по-флотски

Подводники всегда на российском флоте считались элитой. Их избранность в первую очередь отражалась на снабжении. Кормили подводников всегда великолепно. Сейчас, даже несмотря на известные трудности с финансированием, тыловики стараются по мере возможностей поддерживать эту традицию.

В тот день, когда мы работали на “Томске”, в кают-компании подавали шикарный обед из четырех блюд. На закуску подводникам предлагались кабачковая икра и консервированная алыча. На первое подавали шикарный наваристый борщ из свежих овощей, а на второе – рис со свиной поджаркой. На столах стояли белый хлеб, яблочный сок и компот.

На береговом камбузе, где также питаются экипажи стоящих в базе подлодок, в этот день вниманию подводников предлагались закуска воронежская овощная консервированная, суп гороховый с говядиной, плов, белый хлеб, сок, компот и чай.

В море же, как говорят, ассортимент еще шире, а порции – еще больше.

Экипаж – одна семья

Здесь же, в жилом отсеке, расположена и зона отдыха, предназначенная для морально-психологической разгрузки экипажа. Здесь создан специальный климатический, температурный и звуковой режим. В зоне отдыха практически не слышно постоянного изматывающего гула механизмов лодки. Здесь можно спокойно почитать, посмотреть телевизор, покормить рыбок в аквариуме, полюбоваться на канареек в клетке. Зона отдыха – это единственное место на лодке, где в специально закрепленных горшках цветут растения. У многих в экипаже здесь есть свои любимцы – за цветами ухаживают лучше, чем в некоторых образцово-показательных цветоводческих хозяйствах.

В зоне отдыха можно понежиться в сауне, отдохнуть в небольшом, но достаточно удобном бассейне. Здесь же есть и тренажерный зал, где можно позаниматься на вело- или гребном тренажерах, подкачать мускулы на станке для силовых упражнений.

Единственная вещь, которая не дает забыть о том, что ты находишься на борту подводной лодки, - это игральный автомат “Морской бой”.

Зона отдыха – это очередное подтверждение чеканной формулы: экипаж – одна семья. Сюда никому не закрыт вход – после вахты приходят и офицеры, и мичманы, и матросы.

Есть, впрочем, на лодке и еще одно место, где любит бывать практически вся команда. Это корабельная курилка.

Напрасно думает тот, кто считает, что на подводной лодке, находящейся на глубине, запрещено курить. На субмаринах последних проектов оборудованы специальные помещения с мощной вентиляцией. Впрочем, вентиляция с дымом корабельных курильщиков все равно не справляется. Говорят, в разгар рабочего дня достаточно просто постоять в курилке несколько минут, чтобы получить никотиновое отравление.

“Аварийная тревога!!!”

Аварийный звонок заливается прерывистой дробью аварийной тревоги. “А-В-А-Р-И-Й-Н-А-Я Т-Р-Е-В-О-Г-А!!! Поступление забортной воды в третьем отсеке с левого борта выше ватерлинии!!!” - несется из динамиков корабельной трансляции. Из пробоины в прочном корпусе под огромным давлением хлещет вода. Моментально отсек начинает затапливать. Вот вода уже дошла до колен, поднимается выше. Вот кто-то в оранжевом гидрокомбинезоне, схватив сорокакилограммовую металлическую пластину, ринулся к пробоине, вот пластину, именуемую пластырем, уже прижимают к корпусу, упор, затягивается раздвижная штанга… Поток воды ослабевает, а вскоре и вовсе сходит на нет. Пробоина заделана. С момента, когда на корабле сыграли аварийную тревогу, до доклада о ликвидации пробоины прошло семь минут.

К счастью, все описанное выше происходило не в морской пучине, а на полигоне по борьбе за живучесть учебно-тренажерного комплекса соединения атомных подводных лодок ТОФ. На глубине столь эффектные и красивые мероприятия результата не дадут.

Аварийный пластырь, упор и штангу можно использовать только на глубинах до 30 метров. Ниже этой отметки давление воды настолько сильное, что завести пластырь попросту невозможно. В этих случаях отсек, в который поступает вода, герметизируют, а затем туда подают воздух высокого давления. Воздух под давлением вытесняет воду, течь или прекращается, или ослабевает. Затем следует экстренное всплытие либо на поверхность, либо на перископные глубины, после чего заделывается пробоина.

“Отработке мероприятий борьбы за живучесть на лодке уделяется особое внимание”, - говорит старший помощник командира “Томска” капитан 2-го ранга Олег Ведревский. По его словам, на лодке такие тренировки (в первую очередь для матросов-срочников) проводятся каждую неделю. Существуют разные вариации этих упражнений. Регулярно отрабатываются мероприятия БЗЖ в неосвещенных отсеках, в полузатопленных отсеках. При этом, как говорит Ведревский, он уверен, что его экипаж неплохо подготовлен и люди на предстоящем выходе в море не подведут.

В приближенных к реальности условиях тренажерного центра экипажи подводных лодок отрабатывают мероприятия по борьбе за живучесть два раза в год. Кроме этого перед каждым выходом в море в период трехсуточной базовой подготовки экипаж также проверяется на полигонах по борьбе с пожарами и водой.

Борьба за живучесть. Эти три слова очень многое значат для подводников. Борьба за живучесть - это концентрация воли, это борьба со стихией на пределе. Потому что ставка в этой борьбе – жизнь. Жизнь всего экипажа.

В затопленной, легшей на грунт лодке можно продержаться достаточно долго. В каждом отсеке есть аварийный запас пресной воды и пищи в специальных герметичных бачках. На лодке есть портативные дыхательные аппараты (ПДА), рассчитанные на 20 минут, есть изолирующие дыхательные аппараты, в которых можно продержаться четыре с половиной часа, есть специальные регенерационные установки, вырабатывающие кислород. Есть и переборочные “стаканы”, предназначенные для того, чтобы между отсеками лодки осуществлять как акустическую, так и физическую связь. Внутри “стакана” находятся карандаш и бумага. Из одного отсека стакан откупоривают, вынимают карандаш и бумагу, пишут записку и снова закупоривают. Затем перестуком подают условный сигнал. После его получения в соседнем отсеке откручивают крышку “стакана”, читают записку, пишут ответ и т. д. Бумага и ручка должны лежать в “стакане” всегда – даже когда лодка находится в базе.

Через “стакан” можно передать в терпящий бедствие отсек продукты, воду, воздух или иные рабочие среды.

В каждом отсеке есть таблица перестуков. И каждый из подводников верит – если долго стучать по корпусу условным сигналом, помощь обязательно придет.

Трагедия “Курска” мобилизовала подводников

Командир атомного подводного крейсера проекта “Томск” капитан 2-го ранга Владимир Гришечкин говорит, что считает свой корабль образцом инженерной мысли. В крейсере удачно сочетаются при таких колоссальных размерах высокие маневренные качества и возможности по наличию оружия на борту. Корабль великолепно управляем, с отличными мореходными качествами.

- С кораблями этого проекта, - отмечает он, - никогда не случалось чрезвычайных происшествий, хотя имеется достаточный опыт несения ими боевых служб, в том числе в отдаленных точках Мирового океана.

Три года назад Владимир Гришечкин на “Томске” совершил переход подо льдами Арктики с Северного на Тихоокеанский флот. По его словам, за тридцатисуточный переход, несмотря на сложные условия, на борту не было ни одного чрезвычайного происшествия, ни одной предпосылки к аварии. Трагедию, которая произошла с “Курском”, Владимир Гришечкин считает страшной, нелепой случайностью.

Начальник отдела воспитательной работы объединения разнородных морских сил на Камчатке капитан

1-го ранга Валерий Перегудов говорит, что трагедия, которая произошла с подводной лодкой “Курск”, – это общая боль всех подводников.

- Боль эта наша общая. Мы один организм, у нас одна нервная система. И их боль перекочевала в наше сердце со скоростью света, как шел телевизионный эфир.

Профессионально оценивая случившееся, зная проект корабля, оценивая повреждения, о которых так скупо сообщалось, мы уже изначально предполагали потери, которые как минимум должен был понести экипаж крейсера. Поэтому, не дожидаясь никаких команд, буквально через полтора часа после того, как прошла первая информация, на эскадре был начат сбор средств.

На эскадре работал целый аналитический центр, который отрабатывал варианты спасения лодки и экипажа. На случай, если мы найдем какое-то оптимальное решение, чтобы мы могли сообщить его, не дожидаясь, пока нас спросят.

Валерий Перегудов говорит, что, несмотря на трагедию в Баренцевом море, в соединении атомных подводных лодок Тихоокеанского флота какой-либо паники, неуверенности в кораблях, неуверенности в себе ни в одном из экипажей, ни у одного матроса, мичмана или офицера зафиксировано не было. Ни одного рапорта, ни одного заявления о том, что эта трагедия кого-то заставила задуматься о своем призвании, пересмотреть его, командованию не поступало.

Напротив, по словам Перегудова, эта трагедия повернула подводников лицом к самим себе:

- Те мелочные ошибки, упущения по службе, в организации подготовки корабля, которые раньше, может быть, и прощались, теперь получили такую остроту и оценку, что подход к ним кардинально изменился. Ответственность повысилась.

На корабле, который недавно вернулся с моря и который страшное это известие принял, находясь на боевой службе, трагедия “Курска” потрясающе сильно мобилизовала экипаж в плане бдительности, грамотной эксплуатации материальной части, освоения смежных специальностей, повышения классной квалификации.

Россия может потерять школу подводного плавания

- Подводное плавание – это особый род деятельности военно-морских офицеров, мичманов, матросов, который не имеет аналогов. Это специфический мир. Для того чтобы вывести лодку в море, в целом по старым оценкам требовалось около шести-семи лет подготовки экипажа. Почему мы достигали более коротких сроков? Потому что костяк экипажа формировался из числа опытных подводников. К ним добавлялась молодежь, и опытные подводники выкатывали ребят в море. С опытными наставниками человек быстрее постигает этот мир, в котором он должен выполнять свою задачу. Восполнение потери этой преемственности будет крайне болезненным. И я не хочу никого пугать, но боюсь, что потеря эта будет невосполнима. Ведь возможно повторение тех ошибок, которые знают только ветераны. Если будет потеряна школа, будут потеряны опыт, практика, методика и вообще сам дух подводного плавания.

Корабли должны ходить в море. В год у нас моряков приходит два призыва. Это значит, что каждый год дважды мы должны их выводить в море. Ежегодно к нам приходят лейтенанты – выпускники военно-морских высших учебных заведений. Их тоже надо выкатывать в море. Эксплуатировать материальную часть надо вживую – в море. Убедиться, что эта материальная часть работает именно так, как он изучал ее в училище. Убедиться, что она надежна. И только на живой материальной части можно оттачивать свое воинское мастерство. Ни один тренажер, ни один учебник этого не заменит. Нужно проверить себя в море. Ты можешь отлично знать материальную часть, но психологически не быть способным находиться длительное время под водой.

Пока корабли штатно не будут ходить в море, говорить о возрождении флота нет никакого смысла.

Экономить на спичках в мирное время недопустимо. Я, конечно, понимаю – случись что, найдется и бензин, и керосин. В полном объеме. Только не будет опытных специалистов. Поэтому сохранить школу подводного плавания – это наша приоритетнейшая задача.

Этот монолог начальника отдела воспитательной работы объединения разнородных морских сил на Камчатке капитана 1-го ранга Валерия Перегудова мы решили воспроизвести практически полностью. В нем огромная, дерущая сердце боль, переживание за судьбу подводного флота России.

Корабли должны выходить в море. И так считают не только опытные командиры, но и совсем еще молодые матросики. Трюмный машинист матрос “Томска” Александр Янчук на вопрос, не страшно ли ему после трагедии в Баренцевом море будет выходить в море, отвечает с гордостью:

- Наоборот, в море очень хочется. Ведь мы же подводники!!! Я уверен в своей технике, в своем экипаже!

А специалист-электрик матрос Иванов из республики Тува (дома его ждут мать, жена и четырехмесячный сынишка Слава) говорит:

- Мать пишет, что рада за меня. Она гордится, что я служу на подводном флоте. Конечно, после гибели “Курска”, она, как и любая мать, волнуется за меня, но я все равно очень в море хочу!

Автор: Александр МАЛЬЦЕВ, "Владивосток", Ильдус ГИЛЯЗУТДИНОВ (фото), пресс-служба ТОФ, специально для "В"