Сталин получился чуть-чуть кореец…
Через неделю после начала войны я получил повестку из военкомата.
Прямо со сборного пункта нас, молодых ребят, погрузили в товарные вагоны, где по-мирному пахло сеном, и повезли. Только не на запад, а на восток. Так мы попали на границу, в места, где всего три года назад шли бои у озера Хасан, на сопках Заозерной и Безымянной.
Я попал в саперы. Главное оружие сапера – лопата, не считая винтовки и пары подсумков. А у меня еще был карандаш. Им я делал рисунки и карикатуры для “Боевого листка”. Это быстро заметили, и начальник разведки укрепрайона поручил мне изготовить схему - панораму укреплений японской стороны. Так мне довелось с планшетом облазить каждую высотку. Дальше – больше. Забрали в штаб армии. За фронтовые годы мне довелось служить и сапером, и разведчиком, и связистом, и даже шофером.
Когда началась война с Японией, наша часть воевала на Дуннинско-Муданьцзянском направлении, затем перебросили в Корею. В порту Гензан русские войска местные жители встречали с красными флажками. Они громко выкрикивали приветствие: “Сорён мансей!” Каждый хотел пожать руку победителям.
Недалеко от дома, где разместились бойцы нашей части, находилась мастерская художников. Мне было очень интересно побывать в ней. Ведь я тоже имел художественное образование, окончил Горьковское училище. В свое время писал даже портреты членов Политбюро. И вот как-то раз я заглянул во двор мастерской. Под разлапистым деревом стоял огромный портрет Сталина. У него были красные погоны и голубые глаза. Но все равно Сталин получился чуть-чуть кореец…
Я похвалил художника за старание, но заметил при этом, что глаза у Иосифа Виссарионовича карие, как у тебя, а разрез глаз, как у меня. Портрет тут же поправили. Познакомились, завязалась беседа на языке глухонемых. Надо сказать, к тому времени я уже знал с десяток корейских слов. Затем меня повели в литографическую мастерскую и показали почти готовый к печати портрет Ленина, выполненный на литографическом камне. Сделали пробный оттиск. Увы, вождь мирового пролетариата тоже был похож на корейца, только лысого. Его портрет также срисовывали с газеты.
Я посоветовал своим новым корейским друзьям не торопиться и буквально на следующий день принес им хорошие цветные портреты Ильича, напечатанные в журнале “Огонек”. Был среди них известный рисунок Н. Андреева – художника, который рисовал вождя с натуры.
Новый портрет мы начали делать вместе. Мне доверили окончательную доводку. Вскоре этот портрет был напечатан в Пхеньяне. Так я оказался причастным к этому событию. Правда, настоящего имени своего я тогда не назвал – представился Иваном Ивановым. Работал-то при штабе армии.
Имена корейских друзей, к сожалению, тоже не помню – столько лет прошло. Знаю только, что самым главным художником в Корее в те годы был Мун Ток Су, создавший символическую картину – вздыбленная лошадь на фоне грозового неба. Позже на горе Моранбон был сооружен памятник – точная ее копия.
На память о тех днях, проведенных в Стране утренней свежести, у меня остались рисунки, сделанные в Пхеньяне, добрые воспоминания и старая песня, которую пели наши бойцы в Маньчжурии. Сейчас ее совсем забыли, а жаль. Это тоже наша память.
Затих на сопках жаркий бой,
В траве запутался дым.
Не первый раз,
приятель мой,
Мы у костра сидим.
Держи кисет, закуривай.
Играй, залейся, баян.
Маньчжурия, Маньчжурия…
Далекие края…
Автор: Николай БАТУРИН, ветеран войны, участник освобождения Маньчжурии и Кореи, специально для "В"
