Война берет двойную жатву

Мы шли повзводно…

Срочная служба Алексея Шаломая прошла во Владивостоке, в ДШБ морской пехоты. После остался служить в армии по контракту. В Чечню его взвод отправился в первые дни января 1995 года. Тогда события в Чечне не считали войной – в официальных сводках употреблялся другой термин: восстановление конституционного порядка. Но те, кто был там, воевали по-настоящему. Получали контузии и ранения, теряли друзей. А потом очень сложно возвращались в мирную жизнь…

- Наш взвод улетел из Приморья самым первым. Сомнений не было – воевать или нет. Во-первых, военные обязаны подчиняться приказу, во-вторых… Когда я пришел в армию, комбат сказал: “Знаете, кто вы? Смертники”. Нас специально учили, как выживать и обороняться в самых экстремальных условиях. Просто настал момент конкретного применения наших умений и навыков.

Конечно, войну я мог только представить. В первом же бою потерял своего лучшего товарища. Что испытываешь? Снег, темно… Первое ощущение, когда свистят пули, непонятное. Не страх. Страха еще нет. Он появляется позже, с первыми убитыми. Одного бойца рядом со мной ранило в голову. Он смотрит, улыбается. И молчит. А другу оторвало взрывом ногу. Не довезли до медсанчасти, умер от потери крови. Шок? Пожалуй, больше сейчас. Не люблю вспоминать. Хотя избавиться от этого невозможно…

Пауза. Алексей чиркает зажигалкой, добывая из пачки очередную сигарету. Облачко дыма на секунду застилает лицо собеседника и уплывает в открытое окно. Зеленые глаза, короткий ежик волос. И у этого молодого человека за плечами война? Не приснилось ли?! Снится сегодня…

- Говорят, чеченский синдром. Или военный синдром… В принципе какая разница. Первые полгода после возвращения оттуда было желание опять уехать на войну. Тяжело было. Материально и морально. Сны мучили… Самый тяжелый бой мы приняли 18 февраля. Длился больше шести часов, а казалось, мгновения. Время почему-то летит незаметно.

Я прикрывал товарищей, вдруг понял, что не осталось ни патронов, ни гранат. Нож? Какой нож! Рукопашной быть не могло, спецназовцев в плен не брали. Понял – все. Осталось только ждать своего момента…

Слава богу, вовремя подоспела подмога.

Можно сказать, Алексей вернулся невредимым. Можно ли? Три контузии, что “схватил”, не считаются ранениями. Хотя после одной он не слышал несколько дней. Но врачи сказали - дело обычное, пройдет. Отдаленные последствия для психики, которые могут проявиться позже и быть самыми непредсказуемыми, лечить будут другие. Руки-ноги целы – хорошо. О психологической помощи (назовем это специальным термином – реабилитация) нет и речи.

- В Чечне мы пробыли четыре месяца, когда вернулись во Владивосток – полк выпустили в город на три дня в увольнение. Матросы перепились, с лицами кавказской национальности передрались. Вот и вся реабилитация…

С армией Алексей расстался, работает охранником. К счастью, с ним рядом понимающая женщина – и его внезапную раздражительность, и ночные кошмары, и привычку пригибать голову при звуке хлопка она принимает. Государство? Алексей Шаломай – человек штатский.

Офицеры, офицеры…

Снится Чечня и Роману Дьяченко, бывшему командиру роты. В бою, когда до смерти всего лишь шаг, конечно, не думаешь о том, что через много лет этот эпизод “не отпустит” тебя.

- Наш БТР обстреляли из гранатомета, к своим я пробирался в одиночку. В таких ситуациях не до философии, действуешь автоматически. Потом, правда, “отходняк” наступает. Ни о чем не думаешь, просто сидишь, уставившись в одну точку.

Роман делает характерный жест рукой – ладонью из стороны в сторону, будто смахивает видение.

- Стакан водки выпиваешь, и хоть бы что. Как вода. Между прочим, у нас был полковой психолог, правда, фамилию не помню. В общем, его роль никак не ощущалась. Со всеми своими проблемами, в том числе и психологическими, матросы обращались к нам, офицерам.

А офицеры? Им было некогда уходить в себя - отвечали за жизнь подчиненных. За них и переживали. При выполнении боевого задания в роте Дьяченко от переутомления умер матрос - и эта “бытовая” глупая смерть, растянувшаяся на несколько часов, потрясла ничуть не меньше, чем гибель на поле боя. Сейчас он осознает, что, наверное, уже никогда не забудет ни войну, ни возвращение с нее.

- Появилась какая-то злость. На тех, кто не воевал или воевал три дня. А потом туда же – в Чечне был. Состояние агрессии трудно описать, оно ведь не вдруг появляется – это реакция на ситуацию, своеобразная защитная реакция. На непонимание тех, кто не был на войне, на глухоту государства.

Роман (как и многие его сослуживцы, воевавшие в Чечне) не только не получил обещанной командованием флота квартиры – ее, понятно, из кармана не вынешь, но и доброго слова. Орден мужества старшему лейтенанту Дьяченко вручили попросту, в канцелярии. С армией Роман расстался – как говорится, насильно мил не будешь. Что делать, если опыт боевого офицера оказался не нужен.

Новое поколение выбирает…

Максим Шевченко вернулся со срочной чуть больше месяца назад. Уцелел уже во второй чеченской войне. Для него – бойца спецназа - она уместилась в 116 дней. Веселый, на все у него - no problem. Дома всегда суета – хлопочет мама, приходят друзья, рядом – старший брат, он практически не бывает один. На мои вопросы отвечает серьезно, лишь иногда мелькнет на губах снисходительная улыбка. Наверное, этот мальчишка, представленный к медали за проявленное мужество, имеет право на снисходительность. В его жизненный опыт вошли и те 116 дней.

- После армии ощутил пустоту, это началось еще в Моздоке, когда уже возвращались. Даже странно как-то было – у людей нет оружия в руках. Домой приехал – вроде все нормально. Но по телевизору смотреть про Чечню не люблю. И еще меня просто бесит, когда начинают спрашивать: “Ты там убил кого-нибудь?” Все. Было и прошло. Не хочу вспоминать. Хочу учиться дальше – я ведь до армии окончил политехнический техникум с отличием. Хорошо, если бы для нас были льготы.

В военкомате ничего не сказали. Поставили на учет, да и все. Да и нет никому дела до нас. Возвращались из Чечни вместе с хабаровчанами на поезде, их встретили с оркестром, цветами. А мы на попутках до части добирались. Правда, приходили недавно из Фрунзенского РОВД, интересовались, как у меня дела. У меня нормальные дела…

Дай бог, чтобы так и дальше, нормально. Дай бог, чтобы оставались рядом друзья, подписавшие негласный договор с мамой Максима – окружить вниманием, не дать уйти в себя. В сущности, сами того не зная, они выполняют роль тех самых психотерапевтов, которые так нужны каждому(!), кто вернулся живым

Страна не пожалеет обо мне...

Тема дипломной работы полковника Сергея Кондратенко, которая явилась итогом обучения в Тихоокеанском центре переподготовки военнослужащих, - “Военный синдром. Проблемы адаптации в обществе военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях”. В ней обобщен грустный, порой трагический опыт прошедших Афганистан, Чечню.

-Я взял тему, мне близкую, - говорит Сергей Константинович. – Что такое военный синдром, я испытал на себе. В Чечне я находился вместе с морскими пехотинцами 165-го полка. Потом были и нервные срывы, и неадекватная реакция. Трудно было регулировать свое поведение в некоторых ситуациях. Тогда я не осознавал, что это типичные проявления посттравматического стресса. Проблема это новая для военных, но от этого не менее серьезная. Закрывать глаза на нее нельзя ни в коем случае. Иначе мы получим потерянное поколение, состоящее из тех, кто воевал.

Адаптация в мирной жизни обязательно должна проходить при помощи психолога. Иногда те, кто уцелел в бою, уходят из жизни по собственной воле, потому что не в силах совладать с воспоминаниями, с несоответствием мирной и военной действительности, с комплексом вины выжившего. Некоторые тихо сходят с ума, оказываясь абсолютно ненужными обществу. Некоторые уходят в наркоманию, алкоголизм, совершают преступления…

Увы, это правда. Героями публикаций “В” в свое время были “чеченец” младший сержант Александр Николаев, совершивший убийство четырех человек, Павел Трунилин, получивший в Чечне безжалостный диагноз “затяжной реактивный психоз”. Сколько еще тех, о ком никто не знает и никогда не узнает?

Есть статистика, по которой на одного погибшего на поле боя приходится один, потерянный в мирной жизни. Таким образом, война берет двойную жатву. Но у нас до сих пор в принципе (а ведь до Чечни был Афганистан) нет такой службы в российском министерстве обороны, которая бы целенаправленно занималась проблемами социально-психологической адаптации в обществе вернувшихся из зоны военных конфликтов. Сильна русская привычка – наступать на одни и те же грабли.

В США проблему ветеранов Вьетнама начали решать сразу же, как только проследили взаимосвязь совершаемых преступлений со службой во Вьетнаме. В свое время там были созданы комитет по делам ветеранов в конгрессе, такой же – в сенате, есть целое федеральное министерство по делам ветеранов. На территории страны действуют медицинские центры, службы по уходу на дому, поликлиники, отделения по обслуживанию в специализированных лечебницах, реабилитационные центры для ветеранов войны во Вьетнаме.

Увы, за Америкой нам не угнаться. Но и в наших условиях можно что-то делать. В некоторых регионах России местные власти по мере сил решают проблему социально-психологической реабилитации военнослужащих.

В соседнем Хабаровском крае участникам событий в Чечне сразу по возвращении выдаются специальные удостоверения, по которым они имеют право на льготы, предоставляемые законодательством края, финансы выделяются из краевого бюджета. В 2000 году в Астраханской области начал действовать закон, принятый депутатами областного представительного собрания, который предусматривает льготы для участников операций на территории Чечни и Дагестана.

К сожалению, Приморье большим вниманием к “чеченцам” похвастать не может. Достаточно сказать, что в военном комиссариате Приморского края мне не удалось раздобыть даже фамилии участников конфликта в Чечне, служивших срочную службу и демобилизовавшихся весной этого года. Помогли районные военкоматы. Между прочим, “срочников” оказалось не так уж много – пять в Ленинском райвоенкомате, трое – во Фрунзенском… Комиссариаты, следуя букве закона, поставили уволенных в запас воинов на учет. И на этом обязанности их закончились. Дальнейшую заботу о “чеченцах” положено проявлять комитетам социальной защиты.

Вроде бы все по закону. Но можно же, не дожидаясь приказа президента, при том же крайвоенкомате создать патронажную службу, которая хотя бы проявила внимание к вернувшимся домой, помогла сориентироваться в федеральных льготах. Почему бы на территории края, к примеру, не сделать бесплатным и внеконкурсным зачисление в вузы участников чеченских событий? Почему бы на базе действующих медицинских центров не открыть специальную психологическую службу?

Но… Как мне сказали в Ленинском райвоенкомате: “Мы не благотворительная организация. Ведем учет, и только. В случае необходимости выдаем справку, подтверждающую участие в военном конфликте”… В общем, сделал дело – гуляй смело. Гуляй, Миша, Женя, Саша. Как-то Роману Дьяченко сказали: “А кто вас туда посылал?” И правда…

Автор: Ольга ЗОТОВА, Вячеслав Воякин (фото), "Владивосток"