Камера для заложников в детском саду

Сейчас уже это, наверное, нельзя назвать репортажем. Обстановка на войне меняется стремительно и непредсказуемо. А потому говорить об оперативности бессмысленно. Теперь это впору назвать зарисовками из будней приморских милиционеров и военных в Чечне. Тем не менее мне кажется, что я только-только подбираюсь к самой главной, самой нужной теме, о которой крайне необходимо сказать. А факты из журналистских блокнотов рвутся на бумагу, чтобы не раствориться в небытии. И только потом, когда эта невозможно глупая война кончится, когда отсеется официальное телевранье и матери уже оплачут своих Саш, Игорьков и Алеш, придет время осмысления. Только поздно...

После выхода первых публикаций о командировке корреспондента "В" в стреляющую Чечню в корпункте газеты в Находке раздался звонок. Ирина, жена одного из офицеров специального отряда особого назначения, просила рассказать о том, как живут наши ребята в Чечне. Ее интересовала любая подробность: тепло ли, накормлены ли, хватает ли боеприпасов (вот вопрос настоящей жены собровца!), как относятся к ним местные жители, скоро ли будут дома...

В написанном наскоро коротком письме о многом не скажешь. Скорее всего торопливое, скупое, как в телеграмме: жив, не болею, все нормально, жду встречи, целую, обнимаю всех. Кстати, именно такие телеграммы мне пришлось по поручению бойцов нашего ОМОНа отправлять из Махачкалы на обратном пути из Чечни.

Как было написать, чтобы не напугать родных, обо всем том, что мы узнали, побывав в расположении приморского СОБРа в селении Чири-Юрт в нескольких километрах от Аргунского ущелья? (Вот там, у первой опоры высоковольтки, махнув рукой, показали мне - первый чеченский пост.)

В Чири-Юрт мы вместе с заместителем начальника УВД Приморского края полковником Юрием Орленко, командиром Приморского отряда милиции особого назначения полковником Геннадием Тарабаровым и еще тремя омоновцами на затянутом запыленным брезентом "Урале" добрались только под вечер.

Чудом проскочили через враждебное селение Новые Атаги, где каждый взгляд, как выстрел. Агрессивность эту чувствуешь, что называется, нутром, каждой жилкой. Узкая улица большого богатого села, где с трудом расходятся два автомобиля, заполнена мужчинами самого зрелого возраста, бородачами, которые, возможно, только вчера спустились с гор. Каждое вынужденное торможение - уже риск, не дай бог, в кузов влетит граната.

Спецназовцы уже давно держат пальцы на спусковых крючках. Если здесь произойдет столкновение, нам, шестерым, не уйти. Но - обошлось. Понимаем только, что проход одиночного “Урала” с военными в эту зону замечен и передан кому надо.

Такое напряжение - уже привычное, точнее обычное состояние для бойцов приморского СОБРа, которые расквартированы в Чири-Юрте. На тот момент это была уже четвертая смена дислокации подразделения. “Квартирка” им досталась еще та.

Заместитель командира отряда майор милиции Игорь Зиновьев рассказал корреспонденту “В”, что зачистки в этом селе практически не было. Собровцы вошли в него одновременно с войсками ВДВ. В пять часов утра отсюда ушел один из батальонов Шамиля Басаева. В семь утра зашли наши. Боевики, на удивление, оставили все в целости и сохранности и даже ничего не заминировали. Наверное, хотели еще вернуться. Не получилось.

Здание представляет собой типовой двухэтажный детский сад. Аккуратная изгородь, оконные стекла в целости, пищеблок, комнаты для игр. Только теперь здесь занимаются другими играми бородатые дяди с автоматами, пулеметами, гранатометами и минами. Раньше, еще в первую чеченскую кампанию, здесь, как мне сказали, был штаб Масхадова.

Это здание на высотке, неплохо вписывающееся в микрорайон пятиэтажек, сохранило вполне мирный вид. Если бы не одно обстоятельство. В подвале детского сада были настоящие камеры, в которых содержались заложники, захваченные еще во время прошлой войны в Чечне и похищенные позже в Дагестане. Там осталось тряпье, дерьмо и запах смерти. На двери надпись на русском языке: “КПЗ”. Местные жители сказали собровцам, что уходя боевики увели с собой около 80 пленников. Кто из них еще жив, неизвестно.

К окраинам подтянулись и окопались внутренние войска (напомню, что речь идет о последних числах декабря). В самом селе - только 25 приморских милиционеров. Вышли на рынок и почувствовали себя, мягко говоря, неуютно. Здесь полно было таких же бородачей, которых мы видели в Новых Атагах. Глядя на них, местные жители поначалу отказались что-либо продавать российским военным.

И еще деталь. Задним числом, через несколько дней мы узнали, что в это же время в селе была ночевка Аслана Масхадова. Лидеры мятежников меняют свое положение почти каждый день, очевидно, чтобы не повторить печальную судьбу Джохара Дудаева.

Но контакты, весьма своеобразные, все-таки наладились. Главой администрации оказался известный Иса Имадаев. Ранее, как мне сказали, он был “шишкой” в департаменте госбезопасности Ичкерии. Он и затем, перед лицом российских милиционеров не скрывал, что был полевым командиром. Пользуется безусловным авторитетом в селении. Одного из наших бойцов, который поговорил с ним весьма резко, невзлюбил и прозвал Грифом. Узнав об этом, я внутренне рассмеялся. Парень и впрямь похож на грифа: долговязый, худощавый, с маленькой бородкой. Только ошибался бывший полевой командир, такие ребята падаль не клюют.

Настроение собровцев можно было выразить такими словами: спокойствие, решимость, готовность ко всему. Удивляться нечему, это профессионалы, прошедшие огонь и воду. И медные трубы, если хотите, - многие имеют боевые награды, заслуженные явно не в кабинетных условиях.

Это здесь я в первый раз из уст бывалых офицеров услышал термин “коммерческая война”. Что стоит только одно высказывание, что из Хасавюрта до Кизляра нашим бойцам приходилось добираться за свои деньги. За патронами - на попутках. Те же прибывшие в Курдюковскую милиционеры из Владивостока и Уссурийска не получили ни транспорта, ни брони, то есть бронированной техники для прикрытия. Все решалось на месте, “в рабочем порядке”, то есть все доставали сами. Как? По условиям военного времени, в зависимости от способностей командиров и снабженцев.

А пока в жарко натопленном помещении теперь уже бывшего детского сада офицеры специального отряда быстрого реагирования писали письма, которые потом отвез на родину полковник Орленко. Официальным путем они дошли бы, наверное, только к концу командировки. Конвертов не было. Листки складывали в фронтовые треугольники. Пока ребята набрасывали на бумагу торопливые строки родным, нас угощали роскошным борщом и ради прибытия дорогих гостей с родины припасенным на всякий крайний случай спиртиком - из чайника. Только собрали все письма в сумку, пришли еще двое из наряда. Святое дело - подождем, пока и они напишут весточки своим родным. Когда вышли на улицу, уже смеркалось.

Случайно заметил, что на крыше рядом стоящей пятиэтажки замерла темная фигура. Но еще раньше ее заметили ребята, которые уже понимают, что такое партизанская война в Чечне. Ни паники, ни резких движений. Только металлически щелкнули несколько затворов. Может быть, человек просто вылез на крышу подправить телевизионную антенну...

Машина рванула в темноту вопреки всем военным инструкциям, запрещающим передвижение одиночных транспортных средств в ночное время. Нас не ждали, и поэтому весь путь через враждебные села проскочили “на арапа”. Салютовали блокпостам белыми ракетами, что означает “свой”, таким же омоновцам - уральцам, волжанам, бурятам. Они уже побывали в этой каше и знают что почем. У новосибирцев на посту взяли солярку. И пожелание: “Удачи!”

Больше всего, честно говоря, боялись, чтобы не обстреляли федералы. Мальчишки-срочнослужащие со взвинченными нервами готовы пулять куда угодно. Почувствовали себя в безопасности только на базе приморского ОМОНа в Мескер-Юрте, где нас ждали с беспокойством. В эту ночь вновь (безуспешно) стрельнули в направлении нашего блокпоста. Ответ не заставил себя ждать. Но это уже были будни.

Автор: Виталий ТУЗЮК, "Владивосток"