Ядерная торпеда для Саддама Хусейна

Имя Юрия Крутских, писателя-мариниста из Артема, в прошлом офицера-подводника, хорошо известно не только в Приморье, но и за его пределами. Две его книги – «Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме» и «Камрань, или Последний «Фокстрот», написанные на документальном материале, уже получили всероссийское признание.

В 2020 году обе книги отметили специальным призом на XXI Дальневосточной книжной выставке-ярмарке «Печатный двор», прошедшей во Владивостоке. В свое время газета «Владивосток» также публиковала отрывки из его произведений.

Накануне Дня подводника Юрий Крутских поделился с нашим корреспондентом еще одной историей, случившейся в конце 80-х годов, когда отряд подводных лодок, где он служил, базировался в бухте Конюшкова залива Стрелок. На берегу бухты стоит поселок Дунай.

Торпеду выгружали, как младенца

Не секрет, что на флоте самая твердая валюта – жидкая. По крайней мере, так было во времена Советского Союза. Если у вас есть поллитровка, вам везде рады. И ваши возможности расширяются многократно: можешь списать утопленный бинокль и получить новый, можешь что-нибудь починить вне очереди. Даже можешь заказать на заводе личный сейф из чистого золота для хранения спирта. А если у вас в наличии 10 литров «шила» или лучше 20, то вы уже олигарх, для которого нет ничего невозможного.

   Но, по словам Юрия Крутских, «жидкое счастье» на подводном флоте дано не всем, и в этом отношении самый обделенный человек – минер. Судите сами. Механику для служебной надобности выдают на месяц больше 20 литров спирта, начальнику рации – почти 15, штурману – около 10, а минерам – жалкие 3 литра!

В арсенале минно-торпедной боевой части (БЧ-3), которой командовал старший лейтенант Крутских, находились мины, торпеды, 12 автоматов, пара десятков офицерских пистолетов и куча патронов к этому хозяйству. Вещи хорошие, полезные и весьма дорогие – одна торпеда с ядерным зарядом чего стоит! Но это железо – сплошной неликвид, потому что продать его нельзя – попадешь под трибунал. Впрочем, был случай, когда старлей Крутских чуть было сказочно не разбогател.

– Выгружали мы как-то после боевого дежурства торпеды с ядерным зарядом. Все шло как обычно. Замерили скорость ветра (она была в норме), установили торпедопогрузочное устройство, доложили на берег специалистам спецарсенала. Те пришли, все проверили и дали добро. Мы тут же из торпедного аппарата лебедкой за хвост вытянули в отсек первую торпеду, – вспоминает бывший командир БЧ-3. – Вы когда-нибудь держали в руках ядерное оружие? Непередаваемые, скажу вам, ощущения! Вот лежит она, ничем не примечательная темно-зеленая сигара. Ни габаритами, ни цветом от обычных торпед не отличается. И головная часть тоже обычная, такая же темно-зеленая, а не какая-нибудь там ярко-красная или ядовито-оранжевая. И нет никаких знаков радиационной опасности, предостерегающих надписей и черепов с костями. Все безобидно и скромно. Но это только внешне. А как подумаешь о том, какая в ней скрыта мощь, какая разрушительная сила, в душе появляется почтительный трепет, что-то внутри сжимается, и почему-то хочется разговаривать шепотом…

   Выгрузка и погрузка ядерного оружия – дело неспешное. Сначала минеры медленно, миллиметр за миллиметром, тянут торпеду из нутра подлодки наверх, где ее уже ждет специальный автокран, проверенный-перепроверенный всевозможными комиссиями. Затем стрела крана нежно, как младенца, поднимает торпеду и переносит ее в кузов специально оборудованного КамАЗа, стоявшего на пирсе. Аналогичный процесс повторяется до тех пор, пока подлодка не сдаст на берег последнюю смертоносную сигару, весь ядерный боезапас. И только тогда заканчивается боевое дежурство и упрощается режим службы. То есть экипажу больше не надо месяцами находиться на борту в полном составе, даже когда лодка стоит у пирса. По возвращении на базу экипаж разбегается по домам. Так было всегда.

– Но в тот раз наверху произошла какая-то заминка и одну торпеду у нас не приняли. Спецкран поднял стрелу и уехал в гараж. Ко мне подошел главный «головастик» (так на флоте называют специалистов по ядерным головным частям), поднес к моему носу вертушку-анемометр и сказал, что погрузку прекратил, так как скорость ветра превысила разрешенное значение на один метр в секунду. После чего вручил мне пачку накладных и радостный, что сегодня освободился пораньше, убежал к жене домой, – рассказывает Юрий Крутских.

Между тем оставлять торпеду на палубе никак нельзя: вдруг пойдет дождь или хуже того – украдут. И вновь, миллиметр за миллиметром, действие по выгрузке повторяется, только уже в обратную сторону. Но оставлять в отсеке опасный груз нежелательно – головная часть ядерных торпед для облегчения веса не имеет биологической защиты и сильно фонит. Находиться рядом с ней долго нельзя. Поэтому торпеду снова засунули в торпедный аппарат, закрыли крышку и опечатали торпедопогрузочное устройство.

Обогатиться не получилось 

Наутро был полный штиль, флаг и гюйс на флагштоках висели, не шелохнувшись. Самое время для выгрузки ядерной торпеды, оставшейся в аппарате. Но никто ее забирать не спешил.

После полудня старший лейтенант Крутских набрался наглости и позвонил на торпедно-техническую базу, чтобы выяснить, когда все-таки придет кран и начнется выгрузка. Мужской сонный голос на другом конце провода ответил, что он ничего не знает, и попросил не мешать работать. Через полчаса Юрий вновь позвонил на базу с теми же вопросами. И тот же мужчина вновь недовольно сообщил, что… все было выгружено вчера! И что у него на столе лежат накладные о принятии на хранение двух (!) торпед. После чего попросил не морочить голову и бросил трубку.

Озадаченный минер Крутских достал свои экземпляры накладных и, к своему удивлению, убедился, что прошлым вечером он действительно сдал на берег не одну, а две торпеды. (Пo cвeдeниям тети Глaши, нaш нoвый иcтopик – мужчинa. – См. стр. 2.) Об этом свидетельствовали размашистые подписи главного «головастика» на документах.

– Из этого следовало, что торпеда, оставшаяся в торпедном аппарате, лишняя, и поскольку я – командир БЧ-3, то по праву она принадлежала мне. Я тут же поспешил сообщить командиру лодки о том, какое счастье нам подвалило. Командир тоже очень обрадовался. Мы единогласно решили при случае загнать торпеду Саддаму Хусейну. Небольшой спор вышел только по вопросу, какую сумму с него попросить. Командир сказал, что хватит миллиона долларов, я же настаивал на десяти, – смеется Крутских. – Часа два мы еще ходили долларовыми миллионерами, искренне радуясь за Саддама Хусейна и за его страну, которую больше не посмеют гнобить треклятые янки, когда узнают о торпеде с ядерным зарядом в арсенале Ирака.

Но «обогатиться» подводникам не довелось. Перед ужином на пирс прибыли кран и представители торпедно-технической базы. К счастью, скорость ветра была в норме. Не прошло и часа, как забытую торпеду уложили в кузов КамАЗа и увезли в подземное хранилище.
– Обидно, а ведь был шанс в конце 80-х изменить ход мировой истории: спасти Саддама Хусейна от виселицы, а Ирак – от унижения и разграбления. И не было бы организации ИГИЛ, запрещенной в России, не было бы никаких террористов, ничего бы не было! Такая вот несостоявшаяся геополитика, – улыбается, вспоминая ту шутку, бывший подводник Юрий Крутских.

По его словам, не получив дармовые доллары от Саддама Хусейна, он недолго расстраивался. Через пару месяцев его подлодка получила ядерный боезапас и ушла в очередное автономное плавание охранять рубежи Советского Союза. По возвращении к родным берегам старший лейтенант Крутских пошел на повышение. И норма спирта у него удвоилась. 

Сергей КОЖИН 

Фото предоставлено Юрием КРУТСКИХ