Прекрасное из тяжести недоброй

27 декабря 1938 года в пересыльном лагере на Второй Речке умер заключенный Осип Мандельштам. Наш город навсегда вошел в историю как место смерти прекрасного поэта. И хотя во Владивостоке не осталось никаких материальных свидетельств, связанных с Мандельштамом, сама история спаяла два этих имени навсегда…

– Но как же сделать выставку, посвященную жизни и творчеству поэта, если нет артефактов, раскрывающих эту тему? – рассуждает Александр Бондарев, старший научный сотрудник музея истории Дальнего Востока имени Арсеньева, кандидат филологических наук, куратор открывшейся на днях выставки «Осип Мандельштам. Мальчишка-океан» (6+). – Как сделать так, чтобы Владивосток ассоциировался с поэзией, а не со смертью поэта? Мне кажется, мы нашли решение…

Биография слова

Без малого два года музей имени Арсеньева работал над этой выставкой. Обратившись к коллегам из Государственного музея истории российской литературы имени Владимира Даля, Государственной Третьяковской галереи и Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, в архив ФСБ и Российский государственный военный архив, музей получил оригинальные экспонаты: фотографии, картины, автографы, документы. 

Сборники и списки мандельштамовских произведений, копии автографов стихов составляют ткань выставки, в которую органично вплетаются, инкрустируя ее, художественные полотна – портреты, зарисовки, городские пейзажи. Стихотворные образы и детали биографии перекликаются с петербургскими и парижскими пейзажами, изображениями готической архитектуры, подобранными командой Третьяковки. Многие из авторов этих картин были лично знакомы с главным героем выставки по совместной деятельности в сообществе «Квартира № 5» при Академии художеств.

Особенно значимы для понимания судьбы Мандельштама и погружения в его действительность предметы из коллекции Музея Анны Ахматовой: выполненный ламповой копотью портрет поэтессы, принадлежавший ей сборник «Tristia» – одна из отправных точек выставки. Рукописные пометки Ахматовой на полях этой книги становятся ключом к прочтению одного из залов.

– Идея была сделать выставку не только о поэте, но и о поэзии и поэтике, – объясняет Александр Бондарев. – Попытаться рассказать биографию не только поэта, хотя вся она представлена на выставке, но и биографию слова, его трансформацию и изменения, как оно по-разному звучит в каждый период жизни Мандельштама. Очень часто люди считают, что знают творчество того или иного поэта, если знают историю его жизни. То есть подменяют одно другим. Не зря так популярны байопики, биографии, подробности жизни. И мне, как филологу, очень обидно, что есть интерес лишь к биографии, а про поэзию того же автора часто говорят: о, она такая сложная…

Вот мы в наших инсталляциях и попытались показать, сложная она или нет, раскрыв все ниточки и смысловые связи, которые там есть. Но это не хаос, это подробный анализ. В каждом из залов у нас три разные поэтики Мандельштама, три стихотворения разных периодов – наиболее типичные для конкретного периода, и в каждом зале мы попытались сделать такую атмосферу и такие инсталляции, которые передают эту поэтику, это слово во всех его особенностях.

Вот, к примеру, третий зал, это период ареста Мандельштама: здесь мы сделали инсталляцию на тему казенных комнат (например допросных), и за дверями многочисленных шкафчиков представлены документы из архива ФСБ, а на самих шкафчиках – цитаты из стихотворений…

Сыграем в конструктор?

В глубины поэзии, в переплетения ассоциаций зритель погружается сразу же, еще в первом зале, где представлено стихотворение из сборника «Камень» (акмеистского периода творчества Мандельштама) и идет рассказ о начальном этапе становления поэта.

– В сборнике «Камень» много стихов на архитектурную тему, и потому в первом зале мы расположили живопись из Третьяковки, рассказывающую об архитектурной теме в его поэзии. А стихотворение, внутрь которого как бы попадает читатель, это Notre Dame, – говорит Александр Бондарев. – И мы не зря акцентируем внимание на словах:

Но чем внимательней, 

твердыня Notre Dame,

Я изучал твои чудовищные ребра,

Тем чаще думал я: из тяжести недоброй

И я когда-нибудь прекрасное создам. 

Мы словно показываем, что ждет и самого начинающего поэта, и читателя впереди. 

Вообще же, мы предложили посетителям пройти – в буквальном смысле – по каждому четверостишию Notre Dame, выполняя те действия, задания, что ли, которые описаны в них. Ну, например:

Но выдает себя снаружи тайный план:

Здесь позаботилась 

подпружных арок сила,

Чтоб масса грузная стены не сокрушила,

И свода дерзкого бездействует таран. 

Здесь нужно попытаться поиграть в детский конструктор и понять, что такое контрфорсы, как подвести их под своды, чтобы «масса грузная» стены не сокрушила.

Затем зритель доходит до четверостишия:

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,

Души готической рассудочная пропасть,

Египетская мощь и христианства робость,

С тростинкой рядом – дуб, 

и всюду царь – отвес.

И мы предлагаем ему сыграть в исследователя, разложить, скажем так, камень к камню, дерево к дереву.

– Тема готических соборов, архитектуры вообще присутствует на всей выставке?

– Да, даже название ее мы взяли из воронежских тетрадей Мандельштама. В них есть про Реймский собор. Мандельштам его вживую не видел, но, будучи в Воронеже, любовался журнальными иллюстрациями этого образца готики. Мы так закольцевали и тему его жизни, и многие мотивы его творчества – архитектурные, природные…

Кроме того, Осип Эмильевич, как человек, рожденный в морском городе, тяжело переживал ссылку в континентальный Воронеж. Высота гор, широта моря ему казались настоящими, а пологие склоны Воронежа он недолюбливал: «О, этот медленный одышливый простор!» А тут – «мальчишка-океан»… И не зря в лабиринте, в четвертом зале, мы цитируем его слова: «На вершок бы мне синего моря, на угольное только ушко!» Там же, в лабиринте, есть фотоснимок, сделанный примерно с того места, где располагался лагерь, в котором умер поэт. Возможно, он видел тот самый «вершок синего моря». 

Зайдите за спину поэта…

– Вы погружаете зрителя в центр стихотворения, словно показывая, как рождается поэзия, пытаясь представить ее буквально…

– Да, и в этом смысле показателен второй зал – анализ стихотворения из сборника «Tristia». Художник музея Василий Корнеев сумел передать саму суть и анализа стихотворения, и его образов. Здесь все взаимосвязано: если вдуматься, вглядеться, становится ясно, что это любовное стихотворение, что та, которой оно посвящено, ушла. И вот поэт во тьме ночи, маясь бессонницей, сбивая простыни, пишет, изливая душу, выражая свое отчаяние и надежду в стихотворных строчках. Вспыхивают случайные образы и ассоциации… 

– Да, такую выставку не пробежишь, глянув вскользь. Но ведь есть люди, которым хочется узнать больше фактов о Мандельштаме – самых простых, из биографии…

– Работая над этой экспозицией, мы постарались учесть многое. Если кому-то захочется просто узнать биографию Мандельштама, он может прочитать ее на табличках на правой стене и мельком глянуть на фотографии, которые так или иначе относятся к описываемому периоду. И все будет коротко и ясно. Но если человеку захочется большего, захочется вдумчиво пройтись по выставке, то он может оказаться внутри стихотворения.

Героями нашего проекта в равной степени стали сам Мандельштам и его поэзия. Чтобы понять художественный текст, читатель должен зайти за спину автора, погрузиться в контекст его времени, судьбы и переживаний, ненадолго почти стать им. Даже используемые биографические детали нужны для того, чтобы понимать, из какого тела, какой жизни и какого времени эта поэзия выросла.

Любовь БЕРЧАНСКАЯ

Фото Алексея Воронина