Эти глаголы чудесные…

На недавней Дальневосточной книжной ярмарке «Печатный двор» было немало премьер – издательства со всего региона представляли новинки. Но даже среди этого многообразия не затерялась одна книга, вышедшая на деньги автора довольно скромным тиражом в 500 экземпляров, – «Надпись на Евангелии».

Написал эту книгу Александр Филькин, человек, известный во Владивостоке своими фото– и издательскими проектами. Что же заставило его взяться за перо, что пробудило в нем литературный дар? О, читатель, это невероятная история…

Неузнанная буква

Все началось в 2008 году. В один из своих первых приездов во Владивосток Александр Филькин зашел в антикварную лавку в центре города. И купил там небольшую книгу – Евангелие 1905 года издания. Не просто старинное, а примечательное. Во-первых, издано оно было в Японии. Во-вторых, на нем были надписи.

– Сначала я подумал: надо же, в самый разгар Русско-японской войны в Японии издается Евангелие на русском языке! – рассказывает Александр Геннадьевич. – Потом прочитал надписи. Первая гласила: «Подарок от Епископа Николая во время моего пребывания в плену в Японии. Ю. Михайлов. Сендай, августа 15 дня 1905 года». А вторая – посвящение некой Юлии Владимировне:

Пусть эта книга священная,
Спутница Вам неизменная,
Будет везде и всегда.
Пусть эта книга спасения
Вам подает утешение 
В годы борьбы и труда.
Эти глаголы чудесные
Как отголоски небесные
В грустной юдоли земной,
Пусть в ваше сердце вливаются – 
И небеса сочетаются 
С чистою вашей душой.

И подписано: «От заботливого вестового, Архангельск, 26 октября 1906 год».

Япония, Архангельск, Владивосток – как сложилась вся эта цепочка, подумал я. Было очень интересно.

А через два месяца интерес мой подогрелся еще и тем, что я взял в руки дореволюционное издание стихотворений поэта, писавшего под псевдонимом «К.Р.». Поясню: под этим именем скрывался внук Николая I великий князь Константин Константинович Романов, кстати, в мае 1909 года посетивший Владивосток. Так вот, в этом сборнике было и стихотворение, написанное на Евангелии. Значит, человек, который процитировал эти строки, был как минимум хорошо образован.

Мне захотелось больше узнать о владельце Евангелия. Ни о какой книге, ни о каком большом исследовании я тогда даже не думал. Просто меня заинтересовал этот человек…

Я понимал, что он, раз был в плену в Японии (да и слово «вестовой» наводило на мысли о флоте), скорее всего, был русским моряком.

Оказалось, что в городе Сендай находились наши военнопленные, в том числе моряки четырех российских кораблей, участвовавших в Цусимском сражении: эскадренного броненосца «Орел», броненосца береговой обороны «Дмитрий Ушаков», транспорта «Иртыш» и крейсера I ранга «Светлана».

Вот с таким запросом я и обращался в архив: моряк, служивший на одном из этих кораблей, Ю. Михайлов. Но получал ответы: нет, нет… Но однажды, это было уже в 2015-м, на один из запросов пришел более развернутый ответ: «Сведений о Ю. Михайлове нет, но дополнительно сообщаем, что в городе Сендай были в плену матрос 1-й статьи Александр Михайлов с транспорта «Иртыш» и прапорщик механической части Дмитрий Филиппович Михайлов с крейсера «Светлана». Вот тогда я внимательнее вгляделся в надпись на Евангелии и понял, что буква, которую я принимал за «Ю», на самом деле – «Д». Вот это уже был прорыв!

С иконой – в море

Так в 2015 году начался второй этап этой истории. Поиски обрели четкое направление, и не только благодаря ответу из архива. Совпадение это или нет, но через несколько дней после получения письма Александр Филькин в одной из статей о музее истории Дальнего Востока имени Арсеньева прочел такие слова: «А еще у нас, если говорить о фондах, связанных с историей Русско-японской войны, есть материалы о Дмитрии Филипповиче Михайлове…» 

– Едва ли не на следующий день я был в музее! – вспоминает Александр Филькин. – И узнал, что часть архива Дмитрия Михайлова в начале 90-х передали музею его дочь София и внучка Людмила. В том числе переписку с той самой Юлией Владимировной, которая впоследствии стала его супругой, послужные списки, фотографии.

С этого начался более кропотливый поиск. Я решил узнать об этом человеке больше: где родился, учился, как попал на флот, что делал после Русско-японской войны… Да и сама тема той войны в советское время, когда я учился, была не то чтобы табуированной, но неохотно обсуждаемой, мол, позорная война. А на самом деле там было множество примеров доблести, отваги русских офицеров, солдат и матросов…

С тех пор поиски стали почти систематическими: я ездил в Санкт-Петербург, работал там в военно-морском архиве, побывал на родине Дмитрия Михайлова – в Онеге Архангельской губернии; несколько раз ездил в Японию – в места, связанные с историей жизни моего героя…

– Результаты этих поисков и стали основой книги?

– Да. Жанр ее я бы определил как научно-историческое исследование, она опирается на архивные и музейные данные, но повествование, я надеюсь, живое, более яркое, чем в сугубо научных трудах.

Чтобы насытить книгу деталями, фактами, сделать образ моего героя более живым, я включил в нее воспоминания  современников Михайлова, его сослуживцев. Сам он дневников или иных записей не вел, есть только одна заполненная им анкета. Но удалось найти красочные, интересные воспоминания тех офицеров, кто был с ним в походе 2-й Тихоокеанской эскадры. 

Михайлов служил на крейсере I ранга «Светлана», которая героически сражалась во время Цусимы и погибла в сражении. Так вот, его сослуживец лейтенант Александр Вырубов (да-да, тот самый, что был женат на фрейлине Александры Федоровны Анне Вырубовой) оставил драматические воспоминания о сражении.

«Светлана» затонула на второй день битвы, большая часть команды оказалась в воде. Представьте: ледяные воды Корейского пролива, вода не больше плюс 12, и в ней русские моряки провели несколько часов, пока не пришел японский транспорт, который стал собирать пленных. Очень многие погибли от переохлаждения, многие не выдержали психологического давления – отвязывали спасательный жилет и шли ко дну… Вырубов очень драматично и ярко описывает эти события. Он вспоминает, что собирал вокруг себя моряков, они вместе молились, поддерживали друг друга. 

Дмитрий Михайлов спасся чудом. Он одним из последних покинул корабль и спасся… на иконе. Иконе Николая Чудотворца. Она была в кают-компании «Светланы». Маленькая, буквально в две ладошки. Я ее видел, она сохранилась в семье Михайловых. Спасательных средств почти не осталось, а Дмитрий Филиппович плавал плохо. Он взял икону в руки и бросился в воду. И спасся. Эту икону он пронес через японский плен, она была с ним и после возвращения на родину, и в советское время все в семье знали, что это за икона… 

В анкете Дмитрия Михайлова две строчки о его жизни после Цусимы: «…находился в японском плену в Сендае». А на самом деле это восемь месяцев жизни! Лейтенант Николай Дмитриев с броненосца «Ушаков» и мичман Гаральд Граф с транспорта «Иртыш» оставили очень красочные воспоминания об этом времени, они были в одном лагере для военнопленных с Михайловым. Я привожу отрывки этих воспоминаний и переводы статей из японских газет того периода – «Сэикё Симпо» («Православный вестник») и региональной газеты Сендая «Кахоку Симпо».

Сохранились также воспоминания сослуживцев Дмитрия Филипповича по Амурской флотилии, где он служил по возвращении из плена, и так далее. 

Мой герой оказался человеком интересной судьбы. Когда я узнал о нем так много, понял, что его история может быть интересна многим. Хотелось вернуть, воссоздать жизнь Дмитрия Михайлова и показать ее нашим современникам.

– Вы познакомились с потомками Дмитрия Филипповича?

– Да, с Демиными – внучкой Людмилой Александровной и правнуком Александром и его семьей. Мне было волнительно, как отнесутся потомки к моим изысканиям, все же реакция могла быть разной. Но благословили, можно сказать. И даже помогали, чем могли. Людмила Александровна, увы, не дожила до выхода книги, но мне удалось с ней встретиться и пообщаться. Оказалось, она тоже в меру своих сил пыталась воссоздать историю жизни деда – для своего внука Миши, ведь в семье не скрывали тот факт, что Дмитрий Михайлов геройски проявил себя в Цусимском сражении. Она даже написала своего рода рифмованную сагу на эту тему. Некоторые цитаты из этой саги я включил в книгу. Потому что там есть такие сведения, которые нельзя найти даже в архивах. Например, о знакомстве с Юлией Владимировной. Из этой саги я и узнал, что Дмитрий Михайлов трагически окончил свою жизнь – он был репрессирован и расстрелян во Владивостоке. Затем был посмертно реабилитирован за отсутствием состава преступления…

– Можно сказать, что вы начали работу по изучению жизни одного человека, а затем вам начали открываться события истории, тема стала намного шире?

– Да, ведь жизнь Дмитрия Михайлова выпала на весьма драматичное время в истории нашей страны – конец XIX – начало XX века. С другой стороны, его судьба не была какой-то особенной, таким же путем шли многие. Он был выходцем из простой семьи, своими знаниями, упорством и трудом пробивался в жизни, не щадил себя на службе родине… И я подумал: нужно чуть больше рассказать о том времени, чтобы читатель ярче представил себе эпоху.

Подарок от епископа

– Много места в книге вы уделили Святому Николаю Японскому…

– Так ведь с Евангелия, которое Дмитрий Михайлов надписал как «дар от епископа Николая», все и началось!

Святой Николай Японский возглавлял Русскую духовную миссию в Японии. Он был выдающимся человеком: приехал в страну, где православие было запрещено, а после себя оставил больше 200 храмов по всей Японии и больше 30 тысяч православных японцев. Что показательно, на его похороны венок прислал лично император Японии, а это крайне редкое событие – чтобы венок от «божественного Тэнно» присылали в связи с кончиной иностранца.

Во время Русско-японской войны епископ Николай остался, по сути, единственным подданным России, не покинувшим Японию. Дипломаты уехали, передав полномочия французскому посланнику, граждане России уехали. Ему тоже предлагали эвакуацию, но он отказался: не мог оставить свою деятельность и молодую Японскую православную церковь. Он вел большую работу по оказанию помощи военнопленным русским. Практически вся переписка пленных с Россией шла через русскую духовную миссию, в лагеря отсылались книги, иконы, крестики, Евангелия, одно из них и оказалось у Дмитрия Михайлова.

У пленных была большая потребность в духовной поддержке и богослужении, однако японское правительство запретило русским священникам находиться в лагерях. Николай добился того, что японские православные священники стали вести службы для военнопленных. Таких священников на всю Японию было около 15 человек, и представьте, какую подвижническую деятельность они вели, окормляя 70 тысяч пленных в 29 лагерях… Сам Николай был в Токио под домашним арестом, из миссии его не выпускали. В своих дневниках он пишет: специально для военнопленных было отпечатано 70 тысяч Евангелий. Я нашел в японской газете фотографию – стопка Евангелий от пола до потолка. Одно из них и получил Дмитрий Михайлов, и, по сути, это был подарок от епископа Николая.

Судьба простого человека

– Со временем вы хорошо изучили Дмитрия Михайлова. Какие чувства стали к нему испытывать?

– В каком-то смысле я породнился со своим героем, погрузился в историю его жизни очень глубоко. Я проследил ее от рождения до последних дней.

Дед Дмитрия Филипповича был простым крестьянином, крепостным, а его отец уже после реформ Александра II получил волю, перебрался из Ярославской губернии в Архангельскую, где и осел, перешел в мещанское сословие. Дмитрий был шестым ребенком из девяти. Учился в приходской школе, окончил механико-техническое училище в Архангельске, работал механиком на гражданских судах. И тут началась Русско-японская война.

Дмитрий написал письмо директору училища с просьбой, чтобы тот обратился к архангельскому губернатору с просьбой помочь Михайлову попасть во Владивосток или Порт-Артур. И губернатор, Николай Александрович Римский-Корсаков (да, родственник известного композитора), ответил ему через директора училища, что набор мастеровых для службы в этих городах, увы, уже завершен. Тогда Дмитрий Филиппович в мае 1904 года пишет самому императору Николаю II прошение – позволить ему сдать экзамен на должность прапорщика по механической части, то есть поступить на службу в Российский императорский флот. И получает ответ: ему дали возможность не только сдать экзамен, но и пройти практику на военном корабле – на крейсере «Аврора», между прочим. Есть прекрасная его фотография после сдачи экзамена в парадной форме. 

Затем он поступил на крейсер «Светлана», который и отправился в составе 2-й Тихоокеанской эскадры через полмира на Дальний Восток. Сохранилась открытка, которую Михайлов отправил своей будущей жене Юлии Владимировне из Джибути (маленькая страна между Эфиопией и Сомали). Удивительно, что в то время она добралась до адресата, что сохранилась! Кстати, он отправлял с оказией открытки и письма Юлии Владимировне на всем пути следования…

Глядя на послужной список Дмитрия Михайлова, поражаешься, какой удивительный у него был карьерный рост. Начал с прапорщика и к моменту прихода советской власти в Приморье дослужился до подполковника.

Он был простым человеком, очень начитанным, любящим свое дело. Отличным семьянином. С Юлией Владимировной они жили душа в душу, у них было четверо детей. Даже во время работы в советское время ему давали отличные характеристики как профессионалу, но при этом подчеркивали, что от политических мероприятий он старается держаться подальше. Кроме того, он был глубоко верующим человеком, чего тоже не скрывал. В итоге все это и привело к трагическому финалу…

С 1928 года он служил в Дальгосрыбтресте, это была такая попытка объединить в одном учреждении все, что связано с рыболовецкой деятельностью. По долгу службы даже побывал снова в Японии, где трест закупал краболовы, осматривал суда. В 1930 году Михайлов был арестован по делу о вредительстве, в 1931-м получил 10 лет лагерей. Работал на строительстве Дома коммуны в Хабаровске, это теперь драматический театр. В 1932 году его перевели в Дальлаг во Владивосток, где он находился на положении расконвоированного – за отличную работу и хорошее поведение. Но в 1937-м его приговор был пересмотрен и Дмитрий Михайлов был расстрелян. Причем родные сначала просто нигде не могли его найти и не имели никакой информации, что случилось. Он просто исчез.
О том, что случилось, семья узнала только после реабилитации Дмитрия Филипповича в 1958 году. Юлия Владимировна до этого дня не дожила буквально один год. В постановлении о полной реабилитации говорилось, что он был расстрелян во Владивостоке. Место захоронения неизвестно.

Совпадений не бывает

– Ваша книга в каком-то смысле вернула его из небытия…

– Надеюсь. Кстати, с иконы Николая Чудотворца, на которой он спасся во время Цусимы, в прошлом году японской православной иконописицей был сделан список. После освящения он находится в храме Николая Чудотворца при МГУ имени Невельского. Там же приведены сведения об иконе и ее владельце.

Когда вышла книга, обнаружились еще потомки Дмитрия Михайлова. Один из правнуков живет в Канаде, второй – в Ставрополе. Таким образом история разрастается… И я отметил в финале книги, что ее публикация – это дань памяти не только Дмитрию Михайлову, но и всему поколению, на долю которого пришлись такие социальные потрясения, такой трагический период. 

– Легко ли вам было осваивать писательский труд?

– Тяжело. Собирать материал было очень интересно. Но вот когда я оказался перед грудой этого материала, когда надо было как-то все обобщать, собирать воедино… Было страшно. Два или три раза я начинал и отставлял в сторону. Лишь потом в голове сложилась вся структура книги, и я начал работу. Начало книги я показал Нелли Григорьевне Мизь. И получил ее поддержку и совет не тянуть, продолжать работу. Для меня это было очень вдохновляющим моментом.

Затем к работе над книгой я привлек команду, с которой мы издавали «Прогулки в прошлое»: редактора Ирину Вельяотс и дизайн-бюро «Артоника». И остался очень доволен результатом. Найти издателя не пытался, печатал за свои деньги. Потому что с какого-то момента я стал ощущать работу над книгой как свою миссию, чувствовал острую необходимость ее завершить, причем на хорошем уровне.

Знаете, иногда я чувствовал, что мне словно кто-то свыше помогает. Я уверен, что мою работу благословил Святой Николай Японский. Например, Евангелие хранилось у меня среди книг. А потом мне в голову пришла мысль, что это неправильно, что его место – в красном углу. И я положил его к иконам. Через два дня мне пришло то самое письмо из архива, где говорилось о Дмитрии Михайлове. И это не единичный пример чудесных событий. Когда я зашел на сайт колледжа имени Петра Великого при Северном (Арктическом) университете (этот колледж – то самое училище, которое окончил Михайлов), то на исторической страничке колледжа была единственная фотография. Единственная! И это было фото выпуска механиков, в котором был и Дмитрий Михайлов. Разве такое может быть случайностью?

– Вы подарили книгу архивам, музеям, часть ушла в продажу. А еще она получила призы, верно?

– Да. На ярмарке «Печатный двор» она получила специальный приз «За глубину научного исследования». Кроме того, на всероссийском историко-литературном конкурсе «Протяжение точки» имени Андрея Балдина в номинации «Историко-краеведческая книга» «Надпись на Евангелии» была признана победителем. 

Любовь БЕРЧАНСКАЯ

Фото:

автора, предоставлено Александром ФИЛЬКИНЫМ, Д.Ф. Михайлова