Точка невозврата
Не подходите к ней – там уже ничего ни для кого нет
С одной стороны, это преимущество прожитых лет, а с другой… Словно на кинопленке, ты прокручиваешь жизнь знакомого человека и видишь, как планомерно он рушит свою судьбу, как настойчиво превращается из хорошего парня, отличного специалиста в грязное, вечно пьяное существо. И хочется заорать молодым: посмотрите, осознайте, не повторяйте чужих ошибок. Ведь молодость – она самонадеянна, ей кажется, что все еще будет и что поднятая рюмка совсем ничего не значит…
«Мы с ним росли в одном дворе», – пел Розенбаум, и я не открою никому секрета, что уже в школьные годы Валера прикладывался к бутылке. Он и его брат Димка были старше меня на три года, мы ходили в одну школу. Нас, тех, кто младше, Валера никому в обиду не давал: защищать ребят с нашего двора считал своим долгом.
В отличие от Димки он учился плохо, ему ставили тройки, переводя из класса в класс. Их отец ходил в загранку. Летними вечерами Валера выносил во двор кассетник SONY и чемодан (!) кассет с рок-музыкой. Рок гремел до ночи, а Валера, покуривая «Родопи», рассказывал о рок-группах и ругался с жильцами, уставшими от грохота стереоколонок. Часто Валеру видели пьяным, с бутылкой портвейна, реже – с косяком в руке. Окончив 10-й класс, братья поступили в мореходку, а потом их семья переехала. Году в 1979-м Валера пропал из моего поля зрения.
На восьмой год моей работы психологом в отделении неотложной наркологической помощи холодным октябрьским вечером «скорая» доставила в приемный покой Валеру в запое, с белой горячкой прямо из порта. Спасаясь от своих галлюцинаций (пришельцы хотели изъять его органы), помощник капитана шагнул за борт сухогруза и был извлечен из воды портнадзором.
Запой стоил ему морской карьеры, но в наркологическом отделении он не задержался. Родственники определили Валеру на платное анонимное лечение, предпочтя его бесплатной программе реабилитации. Их выбор формы лечения, обусловленный страхом постановки на учет, оказался стратегической ошибкой: он не прошел курс углубленной групповой психотерапии, способной изменить его отношение к спиртному. И еще познал вкус «откапывания», разом выводящего человека из запоя. В дальнейшем Валера всегда «капался» анонимно, вновь пьянствовал.
На работе (в порту) он также не задержался, где-то трудоустраивался, но наступили 90-е… Жена выгнала спившегося, потерявшего работу моряка. Какое-то время Валера жил у брата к неудовольствию супруги: неработающий алкоголик продолжал выпивать и вскоре был изгнан. Он ночевал у своих собутыльников, деградировал и закономерно перебрался в подвал многоэтажки, став бомжом…
Сопка, у подножия которой стоит здание стационара наркологического диспансера, была застроена частным сектором. 90-е внесли в него свои коррективы: жильцы съезжали, дома зияли провалами битых окон, пугая завалившимися заборами. Люмпенизированные граждане облюбовали их, жили там в состоянии непроходящего опьянения дешевейшим алкоголем. У предприимчивой старушки за семь рублей можно было купить пластиковый стаканчик китайского спирта, разбавленного водой, с корочкой хлеба. В калитке ее дома для торговли врезали маленькую дверцу. Люк открывался, в ладонь сыпалась мелочь, через минуту появлялся стаканчик со спиртом и хлеб. В тех местах крутился Валера, когда я встретил его по дороге на работу. Он шел с пьяной 23-летней девушкой, печень которой выпирала из-под ребра, как яблоко. Она часто попадала в наркологию, сбегала, не долечившись: ей было плевать на алкоголизм и цирроз. Валера меня узнал.
Он сильно изменился. Лицо приобрело землистый цвет, опухло. Я предложил ему лечь в наркологию. Ответил, что готов, но позже, к осенним холодам. И показал пустой дом, в котором жил. За лето я несколько раз забегал к нему, приносил продукты, старые свитера, куртку, познакомился с другими обитателями дома. Осенью люмпены покинули дом, перебравшись в колодец теплоцентрали.
Зимой я встретил Валериного брата Диму, рассказал ему о нем. Тот выругался: мол, достал брата из теплоцентрали, привел домой, отмыл, а он пожил неделю и сбежал, очистив холодильник.
В январе я увидел замерзшего Валеру у здания наркологии. После недолгого разговора он согласился лечиться, мы вошли в приемный покой, но Валера, отогревшись, вдруг развернулся и, ссылаясь на какое-то важное дело, ушел в январский холод. Весной Валера вновь появился в поле зрения. Он хромал на обе ноги, что говорило об алкогольном полиневрите, но лечиться в наркологии вновь отказался, ссылаясь на дела (какие дела у бомжа?). Предложил ему другой вариант реабилитации – православный центр при храме. Он сразу сказал нет. Стало ясно, что точка невозврата человека в общество пройдена, бомжово-алкогольная вольница сделала свое дело. В октябре я узнал, что Валера сломал ногу, открытый перелом привел к гангрене. Он умер в заброшенном деревянном доме, в сотне метров от наркологической клиники. Вечная ему память…
Александр КУБИКОВ, заведующий КПНР ГБУЗ КНД
Фото из архива «В»
