Если нечем стрелять – иду на таран

Современные фильмы о войне надо снимать не по выдуманным сценариям, а по воспоминаниям ветеранов. Чтобы не было стыдно перед потомками…

2 сент. 2020 Электронная версия газеты "Владивосток" №4730 (6435) от 2 сент. 2020
43.jpg

Из девяти курсантов, окончивших летную школу вместе с Петром Максимовым в мае 1942 года, в живых остался только он. Остальные выпускники погибли в течение полугода. 

На днях, разбирая домашний архив, наткнулся на папку с документами и письмами участника Великой Отечественной войны Петра Васильевича Максимова. Я хорошо помню этого 83-летнего невысокого и крепкого пенсионера в очках с толстыми стеклами. Нас в 2005 году познакомил Михаил Павлович Пулинец, председатель общества инвалидов войны Советского района. Он попросил помочь в решении бытовой проблемы летчику-истребителю 72-го гвардейского авиационного Полоцкого полка 2-й воздушной армии, награжденному орденами Великой Отечественной войны I и II степени, орденом Красного Знамени, а ныне инвалиду I группы Петру Максимову – в установке новой электрической плиты взамен старой. В управлении соцзащиты ветерану отказали, так как он проживал в частном секторе. Защитник Родины умер 1 сентября 2005 года, так и не дождавшись помощи от властей.

Тяжело возвращаться в прошлое 

Тогда, 15 лет назад, мы с Петром Васильевичем разговаривали о многом, и о войне тоже. Несмотря на почтенный возраст, у ветерана была отменная память. Фронтовые воспоминания, которые он оставил на бумаге, а также записанные корреспондентом «В», вполне могли бы стать основой сценария для честного фильма о войне, о летчиках-истребителях, схватках в небе с противником, победах и поражениях, о предателях и побеге из плена. Был и такой эпизод в жизни Петра Васильевича… Хотя сам фронтовик не любил современное кино про войну. Говорил, что там много неправды (и чем дальше, тем в новых фильмах и книгах все больше ляпов, воспринимаемых молодежью исторической правдой. – Прим. авт.). Но главное – ему тяжело возвращаться в прошлое. 

В год 75-летия Великой Победы «В» публикует несколько историй из фронтовой биографии Петра Васильевича Максимова. В память о наших героических летчиках, не вернувшихся с заданий и умерших от ран… 

Если быть убитым, то только не в спину

15-летний Петя Максимов из Комсомольска-на-Амуре, как и многие его сверстники, мечтал стать летчиком полярной авиации. Как первые Герои Советского Союза спасители челюскинцев Сигизмунд Леваневский и Анатолий Ляпидевский. Поэтому после занятий в судостроительном техникуме изучал летное дело в кружке планеристов. В 1940 году, когда парню исполнилось 18 лет, его направили в Бирмскую авиационную школу пилотов учиться на летчика-истребителя. 

В мае 1942 года сержанта Петра Максимова в числе девяти отличников учебы направили на Северо-Западный фронт. После двух тренировочных полетов начинающим военлетам доверили одномоторные тихоходные истребители ЛаГГ-3, каждый вылет на которых из-за невысоких технических характеристик самолета мог стать последним. Летчики с горькой иронией называли их «летными авиационными гарантированными гробами», сделанными из пяти кубометров дров и трех пудов клея.

– На этих машинах, особенно первой серии, вражеские самолеты редко кто сбивал. У немцев скорость была выше 500 км в час, а у наших ЛаГГов – не больше 450. При такой скорости и не догонишь, и не убежишь. Немцы издевались над нами как хотели, гоняли наши самолеты, как кот мышку. Мы могли только уворачиваться, чтобы не сбили. Ко всему, в нашем полку исправных самолетов было не больше трех, – рассказывал Петр Васильевич.

По его словам, у ЛаГГ-3, на которых летали летчики его полка, и вооружение было ненадежным. После 10-15 выстрелов два пулемета Березина и малокалиберная автоматическая пушка ШВАК калибра 20 мм систематически выходили из строя: то у них перекос ствола, то заедание возвратного механизма, то отрыв шейки. Об отказе оружия летчики докладывали в штаб после каждого полета. 

Был случай, когда фашистский истребитель «Мессершмитт-109» догнал ЛаГГ-3 сержанта Максимова над немецкой территорией и стал бить по нему короткими очередями. «Мессер» стреляет, Максимов уворачивается. Стрелять нечем, пушку, как всегда, заело. С высоты тысячи метров его самолет сманеврировал почти до земли. Уже мелькают макушки елей, запаса высоты для маневра нет. Еще мгновение – и немец добьет наш ЛаГГ… 

Петр перешел на бреющий полет, залетел за сопку, где резко развернулся и пошел на противника в лобовую атаку. 

– Пусть, думаю, убьют, но лишь бы не в спину – это позор для летчика. А немец почему-то не стреляет, наверное, расстрелял весь боекомплект. И мои пулеметы и пушка молчат. Я их перезаряжаю, но ни один патрон не вылетел, а время уходит. Если бы хоть один раз выстрелил, я бы точно сбил «мессера». И тогда я решил идти на таран. Немец понял мой маневр, покачал крыльями, развернулся и улетел. Я вернулся на аэродром, когда в баках оставалось бензина на пять минут полета. О ситуации в воздухе доложил командиру полка и начальнику штаба. Сказал, что с ненадежным оружием меня и других летчиков посылают на убой. И никто никаких мер не принимает, – вспоминал Петр Васильевич. Военлеты вообще предполагали, что кто-то в полку занимается вредительством, да еще сливает информацию врагу. Всякий раз, как только наши истребители вылетали, немцы их уже ждали, причем всегда на выгодной позиции, на верхнем эшелоне, откуда удобнее атаковать. 

Другой раз «мессер» пролетел мимо самолета Максимова на расстоянии пистолетного выстрела. И опять у нашего истребителя заклинило оружие. Вернувшись на базу, Максимов признавался, что мог бы рубануть фашиста винтом, но растерялся. Молодой был, глупый. 
Пулеметы и пушки у ЛаГГ-3 в их полку стали стрелять безотказно только после приезда следователя из отряда Смерш («Смерть шпионам»). Были арестованы старший оружейник и его помощник. Первого взяли за то, что предложил истопнику протопить баню для дотошного инженера полка и пораньше закрыть вытяжку. Второй сыпал в стволы и в оружейную смазку песок. 

На авось не летаем

Летом 1942 года во фронтовой газете «Воздушный снайпер» была опубликована заметка «Молодой истребитель». Ее автор сержант Ишанов писал: «В июне этого года к нам в подразделение прибыло пополнение молодых летчиков. Среди них был молодой, энергичный юноша сержант Максимов. Ни ростом, ни поведением он не выделялся из среды своих товарищей. Но своей вечно брызжущей жизнерадостностью, неутомимой энергией и простотой он привлек симпатии всего личного состава подразделения. Сержант Максимов никогда не летает на авось. Каждое свое действие в воздухе он совершает обдуманно, этому учит и подчиненных. 

…Каждому молодому летчику трудно бывает пройти первых два боя. Но Максимов выдержал этот экзамен. Теперь он сожалеет, что в первом бою не поступил так, как старый летчик, – не протаранил «Мессершмитт-109». Он вернулся с этого боя возбужденным и гордым: дрался с врагом впервые, бесстрашно бросался в атаки на врага. Он устоял в первом бою и победил. Опытные летчики говорят: хотя Максимов и молодой истребитель, но в воздухе ведет себя наравне со старыми».

Однажды, когда 72-й гвардейский авиационный Полоцкий полк стоял в селе Вины, что между Ленинградом и Москвой, Максимова послали прикрывать наши штурмовики от вражеских самолетов. Макс (так нашего героя прозвали товарищи в подразделении) поднялся в воздух, но пришлось вернуться: горячая вода из радиатора стала брызгать в кабину. Ему тут же дали другой самолет. На подлете к линии фронта он догнал немецкий одномоторный пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87». Это была удача. Надо стрелять! Но у нашего истребителя лобовое стекло в масле из-за поврежденного маслопровода… Видимости никакой, ЛаГГ-3 из боевого самолета превратился в беспомощную мишень. Хорошо, что немцы это не заметили. Максимов разворачивается и летит домой: без масла мотор продержится не более 10-15 минут, потом истребитель рухнет. Летчик сумел дотянуть машину до аэродрома. Но, как только самолет стукнулся о землю, он переломился пополам. 

– Хвост болтается, а я сижу в кабине и пытаюсь управлять непослушной машиной. Хорошо, что самолет не загорелся. Его оттащили и дали мне другой, уже третий. Но я на нем долетел только до моста недалеко от нашего аэродрома, как температура масла поднялась выше нормы. Лететь нельзя. Вернулся назад, мне дают четвертый самолет, у которого тоже проявилась неисправность. На этот раз слишком высокое давление масла. К вечеру меня посадили на пятый самолет. У этой машины все было в порядке. Я долетел до линии фронта, покружил 20 минут и полетел назад уже ночью, не сделав ни одного выстрела. Потому что ночью немцы не летали. Подлетаю к нашему аэродрому и вижу красную ракету – садиться нельзя. А у меня горючее на исходе. Разворачиваюсь, делаю круг над полем, потом еще один, и вновь взлетает красная ракета. Тогда я включаю фару ночной посадки, а с земли взлетает сотня зеленых ракет: ребята показывали мне взлетную полосу. Приземлился удачно, но до стоянки недотянул – кончился бензин, и мотор заглох. Так за один день я вылетал на задание на пяти самолетах, но не выполнил его. Все, думаю, сейчас накажут. А начальник штаба вместо нагоняя меня обнимает, целует от радости, что я вернулся целым и невредимым. Он ведь только со мной летал, потому что доверял свою жизнь только мне, – рассказывал Петр Васильевич.  

Правильно, что сел на брюхо 

В другом вылете Максимов на своем ЛаГГ-3 должен был прикрывать штурмовиков. Перед линией фронта стал чихать мотор, того и гляди заглохнет. Чтобы не рисковать машиной, летчик решил сесть на ближайший аэродром в поселке Кресцы, где тренировались курсанты летной школы, той самой, которую оканчивал Максимов. И где его хорошо знали. 

Худо-бедно, но до Кресцов мотор истребителя дотянул. Приземляясь, летчик решил выпустить шасси, а тормозные щитки не выпускать. Но от волнения сделал все наоборот: вместо кнопки «шасси» нажал кнопку «щитки». В результате сел на брюхо как раз возле посадочной разметки, отмеченной буквой «Т». То есть по всем правилам авиации. На земле мотор заглох окончательно, пропеллер загнулся в бараний рог. В военное время за ущерб, нанесенный самолету при посадке, пилота могли отправить под трибунал, если следствие посчитает, что он разбил машину намеренно или из-за халатности. И тут к его искореженному истребителю подъехал генерал-майор Иванов на «Виллисе». 

– Товарищ генерал-майор, – Максимов бойко начал доклад и… под строгим взглядом генерала замолчал. 

– Почему сел на брюхо? – спросил его большой начальник. 

Максимов признался, что забыл нажать нужную кнопку. И тут генерал как закричит: 

– Мальчишка! Мать твою так! Ты когда в туалете над очком присаживаешься, не забываешь штаны снять? 

– Так точно, товарищ генерал-майор, не забываю, снимаю. 

– Отставить шутки! Какое задание выполнял? 

Петр ответил, что один прикрывал штурмовики, и в этот момент у истребителя забарахлил мотор. Иного выхода, как приземлиться, чтобы спасти самолет, у летчика не было. Когда генерал-майор узнал, что Максимов был не на тренировке, а выполнял боевое задание, то пожал Петру руку и сказал, что тот правильно сделал, сев на брюхо: 

– В подобной ситуации только так и надо поступать. Учитесь у старшего товарища, сынки. 

Последняя фраза была адресована курсантам летной школы, стоявшим неподалеку, и большинство из них были одногодками Петра. Но для начинающих пилотов Максимов уже был и настоящим героем, и опытным летчиком-истребителем, чье мастерство отметил генерал. 

Потом генерал-майор Иванов позвал инженера и приказал подготовить самолет Максимова к утру, чтобы он смог вернуться на свой аэродром. И еще позвонил командиру 72-го гвардейского авиационного Полоцкого полка, в котором служил Максимов: 

– У тебя отличные летчики! Я лично в этом убедился. Только когда ты их научишь докладывать начальству по уставу? 

Боялся, что не сможет летать 

И все-таки фортуна отвернулась от везучего Макса. 26 октября 1942 года над городом Старая Русса недалеко от линии фронта его ЛаГГ-3 прошил из пушки «Мессершмитт». Снаряд пролетел сверху мимо уха, располосовал комбинезон, левое бедро и пробил бензобак. Самолет мгновенно вспыхнул. За несколько секунд, пока истребитель не потерял управления, пилот расстегнул ремни, ручку управления отдал вперед… Горящая машина пошла резко вниз, а Максимов остался вверху на парашюте. Но от ветра вспыхнул тлеющий ватный комбинезон. 

– Я висел в воздухе около двух минут. Приземлился рядом с лужей. Хотел сразу залезть в воду, но парашют, надутый ветром, тянул в другую сторону. Отстегнул лямки, снял парашют – и в лужу. Огонь погас, и наступило блаженное чувство холода. Мне повезло: недалеко был госпиталь, и санитары с носилками прибежали быстро. Я сгоряча отказался от носилок, но, как выяснилось, самостоятельно идти не мог. На теле были ожоги 1-2-3-й степени. Нога обгорела так, что кожа и мышцы стянулись и ногу невозможно было разогнуть. Санитары схватили меня в охапку, уложили на носилки и бегом в госпиталь, – вспоминал Павел Васильевич. 

В госпитале обгоревшего летчика сразу положили на операционный стол. Раны обработали, угли с тела соскоблили и через несколько дней отправили поездом в тыл. Но до тыла Максимов не доехал: на станции Кресцы, где санитарный эшелон остановился на несколько минут, сбежал на местный аэродром к знакомым летчикам. Но те отправили Петра в лазарет долечиваться. Почти месяц его кормили через соску: обгорелые губы не позволяли принимать пищу, боль была адская. Затем Максима перевели в госпиталь. Он глотал пилюли, пил лекарства, принимал оздоровительные процедуры и очень боялся, что его комиссуют по состоянию здоровья и он больше не сможет летать и бить врага. Но через полгода после лечения его отпустили на фронт. И он вернулся в свой полк. 

И еще раз был сбит на боевом вылете. По его словам, ему тогда повезло: снаряд прилетел сверху и попал по приборам в мотор. Самолет вошел в штопор, в кабину стала попадать охлаждающая вода. Петр сумел вывести крылатую машину из штопора. Развернулся и полетел на свой аэродром в поселке Вины. Сзади его прикрывал ЛаГГ-3 из другого полка. С поврежденным хвостом истребитель Максимова долетел и сумел сесть. 

– Меня встречали девчонки-оружейницы. Обнимают, плачут. Спрашиваю: что случилось? По какому поводу слезы? А сам довольный, что долетел и живой. Они говорят: «Ты ранен, у тебя кровь на лице». А я и не почувствовал, как меня осколком резануло, – вспоминал ветеран. 

Справка

ЛаГГ-3 – одноместный одномоторный поршневой истребитель-моноплан, стоявший на вооружении ВВС РККА во время Великой Отечественной войны. Использовался в качестве истребителя, истребителя-перехватчика, истребителя-бомбардировщика, самолета-разведчика, производился в 1941-1944 годах. 

Положительные качества: мощное вооружение на первых сериях, высокая живучесть, огнеупорность, минимальное использование дефицитных материалов (основной материал – сосна, березовый шпон, фанера и модифицированная смолами древесина (дельта-древесина).

Недостатки: слабый двигатель и вследствие этого плохая тяговооруженность, недоработки конструкции из-за рекордно коротких сроков разработки, чрезмерный вес вследствие применения слабоизученного материала (дельта-древесины), что вынудило при расчетах использовать большие коэффициенты запаса прочности.

Сергей КОЖИН

О том, как летчик Максимов попал в плен и как ему удалось бежать из него, читайте в следующем номере.

Автор выражает признательность Нине Петровне Перегудовой, дочери Петра Васильевича Максимова, за предоставленные фотографии из семейного архива. 

Фото:

из архива Петра Васильевича МАКСИМОВА, с сайта авиару.рф