Чеченский синдром

Вспоминая события 25-летней давности, он убежден, что воевал не с кавказским народом. Он воевал с бандитами

Ровно 25 лет назад, 11 декабря 1994 года, началась война в Чечне. Растянувшаяся на полтора десятка лет, она многократно освещалась на страницах газеты «Владивосток». И еще будет освещаться. Чтобы ее не забывали наши соотечественники, как не забывают Великую Отечественную или войну в Афганистане. А у тех, кто воевал на Северном Кавказе, навсегда останутся кровавые зарубки на памяти от командировок на Северный Кавказ.

Совсем недавно мы рассказывали о том, как в первую чеченскую кампанию воевали подразделения 165-го полка 55-й дивизии морской пехоты ТОФ (см. материал «Морпехи: своих не бросаем – ни живых, ни мертвых» в номере «В» за 27 ноября 2019 года). Сегодня рассказ о бойцах приморского отряда милиции особого назначения (ОМОН), прибывших в Чечню весной 1995-го. В его составе был 24-летний лейтенант милиции Андрей Ивонин. Дома его оставались ждать жена и четырехлетняя дочь Настя. Это была первая командировка приморских омоновцев в Северо-Кавказский регион (СКР). 

Кто ответит за кровь друзей? 

Декабрь 2019-го, Владивосток, кухня в квартире полковника полиции Ивонина. На столе блокнот, ручка, диктофон, початая бутылка коньяка и закуска – нарезка из колбасы и сыра. 

Первый тост – за знакомство. Второй – за друзей Андрея Юрьевича, навсегда оставшихся в горячих точках. Пьем стоя за старшего лейтенанта милиции Алексея Беляева, погибшего в Дагестане 20 сентября 1999 года во время зачистки села от бандитов. За старшего лейтенанта милиции Сергея Закржевского, смертельно раненного осколками фугасов 20 июня 2000 года, когда он автоматным огнем прикрывал товарищей в селе Мескер-Юрт в Чеченской Республике. За старшину милиции Романа Мицая – 20 октября 2000-го его достали осколки гранаты подствольного гранатомета во время обстрела боевиками Мескер-Юрта. В этом же скорбном списке три друга: старший лейтенант полиции Александр Скакун, лейтенант полиции Андрей Каныгин и старший прапорщик полиции Александр Скробов. Они погибли от пуль бандитов в Дагестане во время проведения разведывательно-поисковой операции 16 декабря 2013 года. За пять дней до трагедии у Александра Скакуна родилась дочь, которую назвали Есенией, как хотел отец… 

Чечня в огне, здесь не Афган, 
Приказ «Войти!» войскам отдан. 
И мы вошли, но – «Не стрелять!», ведь тут же дети. 
Колонны шли, их духи жгли, 
Дым простирался до Москвы. 
Но кто же нам за боль и кровь друзей ответит?
В окопах мы, кругом туман.
Здесь вся война – сплошной обман. 
Эстонским снайпером комбат смертельно ранен. 
И, матерясь, мешая грязь, 
Дождем свинца сметая мразь, 
Наш полк дошел-дополз до Грозного окраин… 

Автор этой песни времен первой чеченской войны (она цитируется в материале и далее) – Сергей Беляков. Эту песню, от слов которой всегда комок в горе, полковник Ивонин слушает часто, она записана в его телефоне. Слушает, когда его накрывает чеченский синдром, когда в памяти всплывают лица погибших товарищей и события 25-летней давности. 

В историческом формуляре приморского ОМОНа зарегистрировано 39 командировок на Северный Кавказ, более чем в десяти участвовал Андрей Юрьевич. 

– Я пришел в ОМОН 30 сентября 1993 года после окончания Дальрыбвтуза. В 1994-м началась первая чеченская кампания, о которой мы ничего не знали и не слышали, даже служа в ОМОНе. Никакой информации в прессе о боях в Чечне не было. А весной 1995 года нам сообщили о том, что сводный отряд должен быть готов для отправки в СКР. Началась подготовка, и в конце марта транспортным самолетом отряд вылетел в Грозный, где находилось Главное управление объединенных штабов. Подавляющее большинство личного состава отряда были молодые парни, отважные люди. Никто из них не рассчитывал, что их пошлют туда, откуда можно не вернуться. Все хотели жить, – вспоминает полковник Ивонин.

Сборный пункт воинских подразделений и отрядов МВД, командированных в Чечню, дислоцировался в городе Новочеркасске Ростовской области. Андрей Юрьевич признается, что из той командировки он чаще всего вспоминает именно день прибытия. В кино про Великую Отечественную войну он часто видел вагоны-теплушки, в которых перевозили солдат. В Новочеркасске стояли точно такие же теплушки с бойцами спецподразделения. Это был первый признак прифронтовой полосы. 

– Когда нас, вновь прибывших, построили, полковник Панарин из Центра управления спецподразделениями МВД объяснил нам, куда нас направляют и с какой целью. От него мы услышали, что будем двигаться на Грозный и что это такое. После его речи у нас был порыв к героизму, к подвигам. Мы хотели как можно быстрее попасть в горы – все-таки Северный Кавказ. Но когда на пути движения колонны под прикрытием БТРов и вертолетов мы увидели сожженные дома, печные трубы на пепелищах, сгоревшую технику, все приумолкли. Поняли: шутки кончились, здесь реальная война, а не туристическая прогулка. Не знаю, как у кого, а я сразу вспомнил Хатынь, какой я видел эту сожженную белорусскую деревню в кино и на фотографиях… Когда мы прибыли в Грозный, там было много подорванной и сгоревшей техники. Один из моих друзей открыл дверцу автомобиля, а оттуда вывалился солдатский валенок с оторванной ногой. И только тогда до нас дошло, куда мы приехали, – рассказывает Андрей Юрьевич.

Еще в Моздоке, до прибытия в Грозный, омоновцы увидели санитарный поезд, точно такой же, какие были в Великую Отечественную, и он тоже был под завязку забит ранеными. Перевязанные окровавленными бинтами молодые парни, многие без рук или ног, обращаясь к бойцам ОМОНа, просили закурить и спрашивали: «Ребята, вы что, дураки? Вы знаете, куда приехали? Отсюда можно не вернуться либо стать тут калекой». Ответ был единодушным: «Мы знаем, куда и зачем приехали». 

Никто из омоновцев даже на мгновение не засомневался: может быть, отказаться и вернуться домой, пока не поздно? Ошибся, мол. И никто бы не осудил за такое решение. Человек сам хозяин своей судьбы. Но среди милиционеров из Приморья отказников не было.

Командиром приморского ОМОНа в то время был Геннадий Борисович Малышев. Впоследствии за успешное проведение операций в Чеченской Республике его наградили орденом Мужества. 

Повара на войне ругать нельзя

Приморский ОМОН вошел в Грозный 1 апреля 1995 года. Омоновцы меняли своих коллег из другого региона страны. По прибытии на место никакого специального обмундирования бойцам не выдавали. 

– Форма «номер восемь»: что купили, то и носим, – шутит полковник Ивонин. – Мы же не из министерства обороны, а из МВД. Я покупал водку, ехал в бригаду к военным, находил прапорщика – начальника склада, отдавал ему спиртное и выбирал на свой взвод из списанного обмундирования все, что нам было необходимо. Что еще можно подшить, подремонтировать, что еще можно носить. И нас это устраивало, потому что другого снабжения у нас не было. 

Мы еще не успели разместиться, как меня вызывает командир и приказывает заступить ночью на блокпост. Спрашиваю: почему мы? Наш взвод должен был заступать вторым. Но командир уже умчался, поэтому приказ надо было выполнять… Первая ночь дежурства на блокпосту была сумасшедшей, похожей на тараканьи бега. Боевого опыта у нас не было, мы на любой выстрел в темноте бросались толпой отражать атаку противника. Только потом сообразили, что боевики специально стреляют, чтобы попортить нам нервы, чтобы держать нас в напряжении…

Омоновцев прикрепили к кухне подразделения внутренних войск и разместили в пустой школе, где полы в классах были загажены фекалиями. Прежде чем расстелить спальные мешки, надо было основательно вычистить помещение от засохших испражнений и вымыть полы с хлоркой. Хлорные таблетки бойцам выдавали, а воду для питья привозили радоновую. Когда в ней растворяли хлорку, запах стоял жуткий – впору противогаз надевать. До приморского ОМОНа в школе стоял другой сводный отряд милиции. Здание было под прицелом снайперов, и, чтобы не поймать пулю через разбитое окно, люди старались как можно реже выходить на улицу. Если и выбирались, то только на службу. 

– Помню, девятые сутки стоим на блокпосту, и тут приезжает ГАЗ-66 и привозит бачок с едой. Открываю крышку, а там манная каша! Спрашиваю у бойца: «Почему манная каша на обед?» Он в ответ: «Какая манная каша? Это макароны!» И судить строго повара нельзя. Он, может, и хочет приготовить что-нибудь вкусное, да на войне такой возможности у него нет, – говорит Андрей Юрьевич. 

И был в России Новый год, 
Который праздновал народ. 
А чтобы он гулял и пел, мы в Грозном дрались. 
Опять нам снайпер в спину бьет, 
Броня горит, свинец в живот. 
Но, мать моя, ты не грусти мы с честью пали…
Мы спать ложимся под огнем, 
И снова нам приснится дом, 
Через Аргун дорога к дому пролегает. 
И знает верный АКС: 
Нас ждут Шали и Гудермес.
А что там дальше ждет – никто, увы, не знает. 

Чтобы хоть как-то разнообразить скудное меню своего взвода, Ивонин, на тот момент еще лейтенант, ездил на бронетранспортере на центральный рынок Грозного, где покупал свежего сазана, а боец Александр Чебанюк варил бойцам уху. 

Рынок находился недалеко от площади Трех дураков – так ее называли, потому что территория постоянно была под обстрелом снайперов. Каждый день там кого-нибудь убивали. Но чаще всего снайперы старались попасть бойцам в пах. Человек выживал, но переставал быть мужчиной. Так стреляли женщины-наемницы из числа бывших спортсменок из прибалтийских стран. Случалось, что снайперов брали живыми. Если это была женщина, разговор с ней был коротким: граната между ног… 

– Самой большой удачей и приключением у нас было съездить на рынок за продуктами так, чтобы тебе под бронежилет не загнали в сердце отточенную спицу. Что такое бронежилет? Он закрывает фронт и тыл. А сбоку или снизу – свободный доступ к телу. Человек может спокойно к тебе подойти и отлаженным ударом загнать сбоку спицу в сердце. Он пошел дальше, а солдат упал. И никто не понял, что случилось: смерть мгновенная, – вспоминает Андрей Юрьевич. 

На рынке за рубли можно было купить все что угодно. Даже импортную аудио- и видеотехнику. Многие миротворцы покупали аппаратуру, потому что в Грозном она была дешевле, чем где-либо в России. Даже дешевле, чем привозили моряки «загранзаплыва» во Владивосток.

– Мы там закупали одежду. Потому что в Чечню привозили добротную одежду из Турции и Арабских Эмиратов – из настоящей шерсти и шелка. Я привозил жене такие халаты, что ее подружки допытывались, где она их достала. Потому что во Владивостоке для женщин из одежды ничего хорошего не было. Еще наши бойцы покупали форму военнослужащих блока НАТО. 

Мы уже тогда думали, в чем ехать в очередную командировку на Северный Кавказ, – с улыбкой рассказывает полковник Ивонин.

Порой хотелось всех перестрелять 

По словам Андрея Юрьевича, самое страшное (и не только на войне) – это когда люди начинают ненавидеть определенную нацию. Когда считают врагами всех представителей одного народа.

– Этого делать нельзя. Иначе можно озвереть. Были случаи, когда чеченцы спасали мне жизнь. И я им за это благодарен. И мы помогали простым людям, отдавали гражданскому населению продукты: тушенку, сгущенку, муку. Это очень хорошие люди. Нельзя судить обо всей нации по тем ублюдкам, которые воевали против нас на стороне Джохара Дудаева… Лично для меня война в Чечне не была войной. Для меня война – это Великая Отечественная. Чтобы там ни говорили, но в Чечне все было иначе. Мы не воевали – воевать можно с врагом. Не может быть войны между народами, которые еще вчера были одной страной, жили под одним флагом. И я никогда не допускаю мысли, что это было вооруженное кровопролитное противостояние между чеченским и каким-то другим народом из бывшего Советского Союза. Мы противостояли бандитам, – убежденно говорит полковник Ивонин. 

И в то же время были случаи, когда в ответ на подаренные консервы и сладости наши бойцы получали от чеченских детей средний палец (смысл этого жеста понятен даже ребенку) или гранату в кузов машины. 

– Порой хотелось взять автомат и всех перестрелять. Но мы сдерживали эмоции, стиснув зубы, – признается Андрей Юрьевич. 

Так получилось, но весной 1995 года омоновцы отмечали в Грозном, среди развалин, Пасху. Многие сочли это совпадение божьим знаком, благой вестью. Забегая вперед, скажем, что так оно и получилось: потери у приморского ОМОНа пошли только во второй чеченской кампании, которая началась в 1999 году. В первой были только раненые…
На Пасху местное население, чеченцы и русские, кто не уехал из разрушенного города, приходили в расположение отряда с крашеными яйцами, куличами. Православный праздник стирал границы между национальностями. Люди рассказывали, какой ужас бандиты творили в Грозном до прихода миротворческих сил. И как двулично вели себя сотрудники известной международной медицинской организации. Люди, призванные по долгу службы помогать больным и раненым, тайно провозили боевикам оружие, боеприпасы, продовольствие и медикаменты. Разумеется, за свои услуги они получали хорошие деньги. За предательство наши бойцы не любили продажных медиков. 

Могли убить своего разведчика 

Первая командировка приморского ОМОНа в Чечню длилась 45 суток. Отправляясь в горячую точку, бойцы даже не помышляли о наградах или какой-то финансовой компенсации. У всех была только одна мечта – вернуться домой живыми. 

– Мы знали, что едем в Чечню менять своих товарищей. И знали, что потом кто-то сменит нас. Моей главной задачей в Чечне было сделать все, чтобы мои бойцы не попали в плен. Поэтому у каждого с собой была граната, даже во время сна или отдыха. «Лучше я приму на душу грех и взорву себя, чем попаду к ним», – так мы думали каждый день. Мы все знали, как расправляются бандиты с нашими пленными солдатами и офицерами. Поэтому пустоту в нашей жизни заполняла ненависть к противнику, – рассказывает полковник Ивонин. 

Чечня в огне, приказ нам дан, 
И счет давно потерян дням. 
А что же делать? Мы России присягали. 
Глотая пыль и матерясь, 
Наш полк прошел сквозь кровь и грязь, 
И Грозный вряд ли скоро встанет из развалин. 
А мы в окопах ждем ответ: 
За деньги банка «Менатеп» 
Иль за Россию-мать мы кровь здесь проливали? 
Нет, не за баксы и рубли 
Идем мы по земле Чечни,
А чтоб тебя, Россия-Русь, великой звали.

В Грозном омоновцы тесно взаимодействовали с морскими пехотинцами 165-го полка 55-й дивизии, которые также прибыли на войну из Владивостока. Когда их колонна проезжала мимо места расположения приморских милиционеров в Ленинском районе, морпехи помогали землякам всем, чем могли. Все-таки снабжение у краснофлотцев было лучше… 

В командировке, если говорить языком пресс-релизов, омоновцы выполняли боевые задачи по восстановлению конституционного порядка и разоружению незаконных бандформирований. Результатом работы отряда в каждом населенном пункте стали десятки поднятых схронов с оружием, боеприпасами и продовольствием, уничтоженные боевики, ликвидация участников вооруженного бандитского подполья. 

Стычки случались днем и ночью. Вражеская пуля могла прилететь из-за любого укрытия. Ночью в Грозном действовал комендантский час – с 10 часов вечера до 5 утра. В это время уже рассветало. Представьте себе картину: центр Грозного, ночь, темно. Лейтенант Андрей Ивонин, дежуривший на блокпосту со своим вторым взводом, получил информацию о прорыве на окраине города боевиков, которые направляются в центр, чтобы отрезать от предгорий полк морской пехоты. 

– По телефону мне докладывают, что со стороны консервного завода в нашу сторону мчится легковой автомобиль. Если бы я, не задумываясь, отдал приказ «Огонь на поражение!», то случилось бы непоправимое: погиб бы наш разведчик. Но мы не стали стрелять. Мы заблокировали машину так, чтобы не дать ей ходу назад. И не дать возможности людям, которые в ней находились, вести эффективный огонь в нашу сторону. Сколько людей в автомобиле, кто они и с какими намерениями двигаются в сторону блокпоста, мы не знали. Поэтому можно было ждать все что угодно… Мы остановили машину, из нее вышли водитель и пассажир, он был ранен, весь в крови. Я его допросил и, лишь когда убедился, что он – свой, позвонил в комендатуру. Приехали люди, его забрали, а мне достались слова благодарности. Не знаю, жив он сейчас или нет. Но до сих пор иногда думаю, что было бы, если бы я тогда отдал приказ «Открыть огонь!». Тогда бы погиб герой-разведчик. С точки зрения обстановки я был бы, конечно, прав. И никто бы меня не упрекнул. Комендантский час, неизвестная машина – а вдруг она загружена взрывчаткой и за рулем камикадзе? Тогда бы мы сейчас не сидели за одним столом, – горько усмехается полковник Ивонин. 

Чтобы Россию звали великой 

Во время первой командировки в одном из боев лейтенанта Ивонина контузило, но он оклемался и остался в строю. 

Незадолго до окончания командировки приморского ОМОНа в Чечне командованию объединенных сил поступила разведывательная информация о том, что боевики планируют захватить мост через речку Сунжу, разделяющую Грозный на две части, и отрезать от миротворческих сил 165-й полк морской пехоты. Этого нельзя было допустить. Чтобы бандиты не прорвались, омоновцы поставили растяжки с гранатами и приготовились к отражению атаки. Но что-то у дудаевцев не сработало, и они отменили штурм моста. Иначе жертв было бы много и с той, и с другой стороны (об этой операции «В» рассказывал в публикации 27 ноября). 

Нам наплевать, что говорят…
В России каждый демократ 
Кричит с трибун, что мы кого-то обманули. 
Мы не дрожали под огнем, 
И мы отсюда не уйдем,
Пока свистят над головами пули. 
Чечня в огне, приказ нам дан, 
Чечня покруче, чем Афган, 
Не спорьте вы, кто здесь еще не побывали. 
Нет, не за баксы и рубли 
Здесь наши парни полегли, 
А чтоб тебя, Россия-Русь, великой звали. 
За мужество и героизм, проявленные при выполнении служебного долга, сопряженного с риском для жизни, 30 сотрудников приморского ОМОНа были награждены орденом Мужества. Из них шесть человек – посмертно. 

В 1996 году капитан милиции Ивонин был отмечен орденом Мужества. Сегодня на вопрос, за какой подвиг его наградили, Андрей Юрьевич пожимает плечами: 

– Сам не знаю! Каких-то особых подвигов не совершал. Я делал то же самое, что и мои боевые товарищи. Почему ездил в командировки? Если ты служишь в ОМОНе, иного решения быть не могло. Я ездил со своими парнями, которых не мог оставить один на один с боевиками. В первую чеченскую я был командиром взвода, под моим началом было 15 человек. В последнюю командировку в моем подчинении было уже 150 бойцов, это три отряда ОМОНа и один – СОБРа. И за жизнь каждого я отвечал головой.

Всего службе в правоохранительных органах полковник полиции Андрей Ивонин отдал 26 лет. Весной нынешнего года он ушел на заслуженный отдых.

Справка «В»

Официально боевые действия на территории Чечни и приграничных районов Северного Кавказа между войсками Российской Федерации и непризнанной Чеченской Республикой Ичкерия именовались как «операция по восстановлению конституционного строя в Чечне». Или «первая чеченская кампания». Реже ее называли «российско-чеченской» или «российско-кавказской войной», что было более честно, так как со стороны РФ выступала коалиция из подразделений вооруженных сил и правоохранительных органов, а на стороне Джохара Дудаева воевало этническое население. Плюс наемники из других стран, включая граждан бывших советских республик.

Автор выражает признательность за помощь в подготовке публикации начальнику пресс-службы Управления Росгвардии по Приморскому краю подполковнику полиции Татьяне Синициной, командиру ОМОНа Управления Росгвардии по Приморскому краю полковнику полиции Магомеду Лабазанову.

Фото:

из архива «В», предоставлено пресс-службой Управления Росгваридии по ПК

Автор: Сергей КОЖИН