Его удача осталась на Дальнем Востоке

Что делал во Владивостоке адмирал Колчак, почему он не нашел Землю Санникова и не встретился с Элеонорой Прей

4 дек. 2019 Электронная версия газеты "Владивосток" №4618 (6323) от 4 дек. 2019

Памятная доска адмиралу Колчаку встречает гостей Владивостока на Морском вокзале нашего города. В свое время вокруг ее установки кипели нешуточные страсти, дело доходило даже до суда. Имя Александра Колчака и по сей день многими воспринимается неоднозначно. 

Как связан Александр Васильевич с Владивостоком, как он относился к нашему городу, рассказывает Виталий Козько, председатель сообщества независимых экскурсоводов Владивостока, действительный член Общества изучения Амурского края и инициатор установки мемориальной доски.

Он не был светским человеком

– Колчак – фигура легендарная, по сию пору вызывающая споры… Его имя оказалось тесно связано с Владивостоком. Почему?

– Во-первых, именно здесь он начинал свою службу в 1895 году. Во-вторых, он сам писал о времени, проведенном в нашем городе, как об одном из самых счастливых. Вот что говорил он своей возлюбленной Анне Тимиревой (по ее воспоминаниям) уже в Иркутске, будучи арестованным: «Зачем мы уехали с Дальнего Востока? Мы были там так счастливы». 

Замечу, что эти слова, как считают многие исследователи, о трагической ошибке Александра Колчака: он оставил море и капитанский мостик и позволил втянуть себя в политику. Именно на политическом поприще ему изменила удивительная удача, которая сопутствовала ему везде – в военно-морских делах, научных… И он не раз писал, что воспринимает такой поворот судьбы не как «прыжок в карьере» (ну как же, стал диктатором, Верховным правителем России), а как тяжкий крест. «Мне решили доверить этот пост, и я не могу отказаться», – писал он… Но удача от него отвернулась…

– Александр Колчак с детства мечтал о морской карьере?

– Да. Правда, учась три года в гимназии, он показывал крайне скромные, если не сказать хуже, результаты в учебе. А вот когда поступил в кадетский корпус, стал одним из первых в учебе! Мало того, здесь проявились его лидерские качества: он был фельдфебелем роты гардемаринов (учившихся на курс младше). Соученики вспоминали, с каким уважением они относились к нему, как слушали его с открытым ртом. Колчак стал для них непререкаемым авторитетом. Его ближайший сподвижник контр-адмирал Михаил Смирнов писал: «Это уже тогда был человек, которому хотелось подчиняться». 

Колчак был первым в выпуске. Но на торжественной выпускной церемонии в присутствии цвета Российского флота юный Саша встал и сказал: «Я считаю, что первым в выпуске следует признать гардемарина Филиппова. У него четверка по поведению, а у меня – по минному делу». И к его словам прислушались! 

Как один из лучших в выпуске, Колчак имел право выбирать место службы. И он, не сомневаясь и не задумываясь, попросил назначение во Владивосток. Он уже тогда бредил освоением Арктики, Севера, мечтал изучать Берингово и Охотское моря… 

В наш город он прибыл на крейсер «Рюрик» помощником дежурного офицера. И на корабле, и в свободное время на берегу занимался научной работой, гидрологическими исследованиями – тем, что, по сути, в его обязанности не входило. Впоследствии он перевелся на клипер «Крейсер» дежурным офицером и тоже продолжил работу. Капитан «Крейсера» Цывинский писал в своих воспоминаниях: «Это был необычайно способный и талантливый офицер, обладал редкой памятью, владел прекрасно тремя европейскими языками, знал хорошо лоции всех морей, знал историю всех почти европейских флотов и морских сражений». 

Кстати, уже по возвращении в Санкт-Петербург он опубликовал свои исследования в научном журнале Русского Географического общества, которые вызвали большой интерес в кругу специалистов. 

Знаете, я очень внимательно читал воспоминания Элеоноры Прей, которая вращалась в светском обществе Владивостока и общалась со многими российскими офицерами. В ее письмах звучат имена Старка, Монастырева и многих других, но о Колчаке там нет ни слова. А знаете почему? Он не был светским человеком. Не катался с дамами на коньках, не играл в теннис. Он проводил время в библиотеке Общества изучения Амурского края, изучал китайский язык, индийскую философию… Очень многогранный и уникальной работоспособности человек!

Бредящий Севером…

– Наш город будущий адмирал покинул в 1898 году…

– Служба на Дальнем Востоке сформировала Колчака как офицера, во многом оказала на него влияние. Но он стремился изучать Север. В то время Севером, как позже после полета Гагарина – космосом, бредили многие молодые люди. Неоткрытые земли, суровая романтика… В 1898 году он был командирован в Кронштадт, где подал прошение об участии в экспедиции адмирала Макарова на ледоколе «Ермак». Увы, команда была уже укомплектована. Тогда Колчак подал прошение о включении его в экспедицию барона Эдуарда Толля, который собирался искать легендарную Землю Санникова. Но, так как Толль несколько промедлил с ответом, Колчак получил назначение на броненосец «Петропавловск» и вновь был направлен на службу во Владивосток. Кстати, тогда он планировал по приходе броненосца в город списаться с судна и пойти служить на лодку «Кореец», которая охраняла северные промыслы. Или даже завербоваться на промысловую шхуну…

Вообще, это был человек чрезвычайно деятельный, кроме того, он был военным моряком до мозга костей. Когда «Петропавловск» проходил Суэцкий канал, Колчак подумывал принять участие в англо-бурской войне на стороне буров, чтобы получить опыт сражений в современной войне. Но именно тогда ему пришло приглашение (в том числе благодаря опубликованным работам) от барона Толля стать членом экспедиции на шхуне «Заря». И лейтенант Колчак вернулся в Санкт-Петербург, где его временно прикомандировали к академии наук. Так началась его северная, полярная история – с экспедиции на шхуне «Заря» по поиску Земли Санникова. 

Колчак очень подружился с бароном Толлем, который высоко ценил и его усердие, и научный склад ума. Лейтенант Колчак полностью заведовал гидрологическими исследованиями, а также занимался гидрохимическими исследованиями и наблюдениями по земному магнетизму, топографическими работами, проводил маршрутную съемку и барометрическое нивелирование, а во время ночей с ясным небом определял широту и долготу различных географических объектов. На протяжении всей экспедиции он составлял подробное описание берегов и островов Ледовитого океана, изучал состояние и развитие морских льдов. 

Кстати, когда барон Толль пропал, именно Колчак в 1903 году добился организации спасательной экспедиции – на вельботах, на Севере… Представляете?! Кстати, участие в экспедиции едва не стоило ему жизни. Он провалился в трещину между льдинами. В ледяную воду. Его вытащили, растерли, но он заработал страшный суставной ревматизм, который постепенно прогрессировал и едва не сделал его инвалидом. Кроме того, Колчака не миновала и цинга, у него выпали зубы.

Все во благо Отечества

– То есть служба на Севере была для него не ступенькой в карьере, а делом жизни?

– Служением Отечеству! И он по-другому не мог. Ведь именно за участие в экспедиции Толля и спасательной экспедиции по поиску пропавшего барона он получил от Русского географического общества высшую награду – Константиновскую медаль. С формулировкой «за важный географический подвиг, сопряженный с опасностью для жизни…». Подобной медалью ранее были награждены только известные путешественники Нансен, Норденшельд и Юргенс. Кроме того, оцените такой факт: в результате научной деятельности тех полярных экспедиций, в которых принимал участие Колчак, к территории Российской империи были присоединены 42 тысячи квадратных километров! 

Второй раз во Владивосток Александр Васильевич попал уже после Русско-японской войны. Он вел жизнь боевого морского офицера, не щадил себя и всегда – заметьте! – его сопровождала удача, как и во время службы на Севере. Он принял участие в Русско-японской войне, в обороне Порт-Артура, где проявил себя как человек огромной храбрости и недюжинного военного таланта. После войны он участвовал в разработке программы возрождении Российского флота, не оставлял и исследований Севера, которые и привели его снова во Владивосток – в 1910 году. Он пришел на ледоколе «Вайгач», которым командовал в составе Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Здесь получил телеграмму с просьбой вернуться в Санкт-Петербург в Морской генштаб, чтобы вплотную заняться восстановлением флота. Он, по сути, наступил на горло собственной песне! Оставил Север ради более важной для страны цели – возрождения флота. Он был человеком долга, служил Отечеству.

– Ну а третий раз Владивосток встречал Колчака уже после революции?

– Да. Мы не будем говорить о его участии в Первой мировой войне, о многом другом, это все великие эпизоды, но раз уж речь о Владивостоке и Колчаке, то перенесемся в истории почти на восемь лет.

Колчак не принял революцию. Он был абсолютным государственником. Не ярым монархистом, а именно государственником, готовым приветствовать любую власть, которая ставила бы во главу угла процветание России. И он был милитаристом, как любой военный человек. Не раз цитировал Киплинга: «Две вещи на свете, словно одно: Во-первых, женщины, во-вторых, вино. Но слаще женщин, вкуснее вина Есть для мужчины – война». И потому он помыслить не мог о том, чтобы поддержать власть, которая желает стране проигрыша в войне. 

Знаете, все блестящие офицеры, адмиралы и генералы того времени бравировали тем, что они вне политики. Но жизнь складывалась так, что политика втягивала их в свою круговерть… 

– Как вам кажется, почему именно вокруг фигуры Колчака сплотилось общество в тот момент?

– Надежды тех, кто не принимал большевизм, были направлены на генерала Корнилова и на Колчака. Именно потому, что Колчак не приветствовал Февральскую революцию и согласился подчиняться Временному правительству (а он тогда был главкомом Черноморского флота) только после прямого распоряжения Ставки. 

Он входил в «стаю славных», выдающихся адмиралов: Ушаков, Макаров, Нахимов, Колчак.

Конечно, его рассматривали как претендента на роль диктатора. И это понимали отлично многие, ведь, по сути, Керенский просто сослал Колчака в Америку для участия якобы в подготовке операции в Дарданеллах. Сам Колчак писал об этом: «Мое пребывание в Америке есть форма политической ссылки»… Ну а после Америки началась новая полоса его жизни. Та самая, где закончились морская служба, исследования Севера, началась политика… И где ушла удача… 

Продолжение следует

Фото Алексея ВОРОНИНА

   

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ