Стряхнув с классики шелуху

«Ревизор» (16+) и «Groza2059» (16+) – два прекрасных, удачных, талантливых спектакля, которыми Приморский краевой театр молодежи завершил прошлый и начал новый сезон, – хороший повод поговорить о том, что же такое современное прочтение и трактовка классики и может ли стать близкой и понятной сегодня классическая литература вообще и драматургия в частности. 

Скажу сразу: автор этих строк – не профессиональный театральный критик и не истина в последней инстанции, его мнение может не совпадать с мнением читателя.

Меняется все, кроме наших людей

Унылая классика. Замшелая классика. Устаревшая классика. Сколько приходилось слышать подобное о произведениях русской литературы, особенно о драматургии. Мол, там все позавчерашний день и никакой актуальности. Это как посмотреть…

Недавно в одной из социальных сетей довелось прочитать: «Гроза» – это рассказ о купеческих устоях и душном «темном царстве». Человек, написавший это, явно гордился своими знаниями классической литературы. А я подумала: бедный Островский. Как и Пушкин, и Толстой, и Гоголь, и все те авторы, которых мы зовем классиками, но отказываемся принимать тот факт, что они говорили о вечном, а не о сиюминутном…

Когда это началось? В советское время? Возможно… Всем, кто старше 40, намертво вбиты в голову штампы о том, что «Гоголь бичевал недостатки царской России», «Островский показал темное царство купечества», «Салтыков-Щедрин высмеивал жизнь в царской России», ну и так далее. Идеологам того времени важно было подчеркнуть, что все это – вчерашний день, что в советской стране ни мздоимства, ни предательства, ни бюрократии нет и быть не может. Помните чудесную фразу из фильма «Гараж»: в ответ на реплику героини Ольги Остроумовой о том, что она занимается современной сатирой, герой Игоря Костолевского замечает: «Вы занимаетесь тем, чего нет». 

Вот так постепенно и стало традицией в изучении классических произведений ставить упор на приметы времени написания. Мол, «Капитанская дочка» – это про пугачевский бунт. «Ревизор» – про чиновничество царской России. И так далее. И максимально избегали педагоги любых попыток показать актуальность этих произведений в современном мире. 

Чинно-благородно, но с фигой в кармане

Вспомните театральные постановки или экранизации того же «Ревизора» времен СССР. Точно выдержанные в стилистике 1836 года костюмы, награды на мундирах соответствуют времени, декорации – такие же. Хотя, конечно, режиссеры и актеры позволяли себе нечто вроде фиги в кармане – интонациями, движениями, намеками, и публика, прекрасно понимая, о чем речь, хохотала еще громче. Но внешне все было чинно-благородно, все – о царской России, и точка. 

К сожалению, подобная тенденция перекочевала, став, как бы иронично это ни звучало, классикой, в XXI век. Вот и твердят по-прежнему взрослые люди, что «Гроза» – это про купечество. А на самом деле все до единого классические произведения – про людей, про отношения между ними, про чувства и поступки. Все остальное – к сегодняшнему дню – перешло в понятие антуража. Поэтому сегодня режиссеры так смело берут классические произведения и занимаются не дословной экранизацией или перенесением на сцену, а работой над произведением. И правильно делают. Нельзя поставить классику так, чтобы по окончании спектакля огонь в душе горел только у историков костюма: а была ли в 1836 году такая вытачка на лифе или она появилась только в 1843-м? 

В Приморском театре молодежи понимают это очень хорошо. Ведь их основной зритель – молодежь, та самая, которой и по сей день старательно объясняют про «душное купечество» и все такое прочее. И как же создать спектакль, в котором мораль и посыл автора не пропадут за устаревшим многовековым антуражем, а, наоборот, выйдут на первый план, подчеркнув актуальность классического произведения? В театре молодежи нашли верный способ: отдали постановки режиссерам творческим, ищущим, мыслящим. И результат великолепный!

Над кем смеетесь?.. 

Станислав Мальцев, режиссер, взявшийся за «Ревизора», отдал все главные роли женщинам. Таким образом в спектакле появились городничиха, попечительница богоугодных заведений и так далее. И разве это такое уж сильное преувеличение? 

Сегодня все говорят, да что там говорят, мы все видим, как стремительно становятся руководителями самых разных рангов представительницы прекрасного пола. 

Так что для зрителя современного такой перенос акцента вообще не является сложным или неоправданным. Наоборот, в спектакле некоторые сцены заиграли просто новыми красками… А прекрасный актерский коллектив – Мария Зизенкова, Евгения Серебрянская, Татьяна Донская, Олеся Белоконь, Елена Варивода и составившие им компанию Сергей Рюмкин, Игорь Смирнов, Павел Пятыров весьма органично смотрятся в своих образах. 

Что же касается времени, в котором происходит действие, то режиссер просто не стал ставить никаких конкретных дат. По большому счету, его «Ревизор» – это и про сегодня, и про вчера, в спектакле есть приметы разных времен, и тем самым только подчеркивается очевидное: то, о чем идет речь в пьесе, не стареет и не имеет временных ограничений. 

Вместе с художником Светланой Зарубиной режиссер создал очень интересную сценографию, позволяющую сделать спектакль динамичнее, ярче. Станислав Мальцев подчеркивал: сегодня уже нельзя вести повествование неспешно, размеренно, так, словно в зале сидят люди, не приученные кинематографом и «Ютубом» к быстрой смене картинок. Поэтому его трактовка «Ревизора» не просто развернула всем, казалось бы, знакомую до запятой пьесу неожиданными ракурсами, но и дала зрителям возможность подискутировать после просмотра, находя в гоголевском тексте вполне ясные намеки на сегодняшние реалии. В некоторых сценах, например, после реплики городничихи: «Да разметать наскоро старый забор, что возле сапожника, и поставить соломенную веху, чтоб было похоже на планировку. Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельности градоправителя», в зале звучали аплодисменты. 

Причем в «Ревизоре» Мальцева правят отнюдь не железные леди, нет. Каждая из героинь имеет и простые человеческие качества, те самые, которые подмечал Гоголь и которые делают каждого из персонажей пьесы живыми, вечными. Городничиха полна чувства собственной значимости, например, а Хлопова не прочь посплетничать… 

Живые люди, похожие на нас. И никакой царской России. 

Это ты. Это я. Между нами молния

Александр Дзюба, режиссер спектакля «Groza2059», столкнулся с еще более сложной проблемой. Действительно, это не сатира, это драма, и здесь вычленить актуальность, показать преемственность главных проблем, увиденных автором еще в 1859 году, совсем непросто. А еще яркий, живописный, очень своеобразный язык Островского, в котором множество словечек и оборотов взяты из знакомого ему купеческого быта, сегодня воспринимается сложно, многим кажется, что он безнадежно устарел и даже непонятен молодежи. Да, наверное, так и есть, если реплики говорят герои в костюмах XIX века и в окружении соответствующих декораций. Но оказалось, что если стряхнуть с текста эту самую шелуху привязки к конкретному времени, если оставить за скобками «темное царство купечества», если вывести на первый план человеческие отношения, то и язык персонажей воспринимается совсем иначе…

Александр Дзюба, оттолкнувшись от реплики одного из героев «Грозы»: «Ну да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не поправляли. Да ты и пожару-то этого не помнишь, этому лет сорок будет», перенес действие в 2059 год, придав всей внешней стилистике спектакля черты постапокалипсиса. Никаких многослойных юбок, платков, причесок а-ля кустодиевские купчихи, никаких сюртуков или картузов. В мире, который остался после пожара, все внешне более чем скромно и аскетично. Но именно в таком мире, как вдруг оказалось, язык Островского звучит совершенно естественно, словно так и должно быть.
И нет в спектакле купеческого темного царства. Есть темное царство психологического давления, домашнего насилия, унижения и оскорбления человека. Есть властная и жестокая свекровь (нищим подает, а ближних поедом ест), сын – рохля, невестка, только после свадьбы осознавшая, куда она попала. Почитайте современные женские форумы, чтобы убедиться в том, насколько актуальна эта проблематика по сей день… Анна Шевелева (Катерина), Мария Стратулат (Кабаниха), Павел Пятыров (Тихон), Валерия Самарина (Варвара) показывают нам не представителей вымершего, как мамонты, сословия, а живых людей. Которым хочется любви. Которым больно. Которые бьются о стену равнодушия и насилия. Людей, для которых измена – как оно и должно быть – не нечто проходное и само собой разумеющееся, а трагедия, беда и боль, потому что в первую очередь это измена себе самому, нарушение собственных клятв и взглядов на мир. Об этом писал Островский и именно об этом говорит «Groza2059». 

Хочется отметить еще одного персонажа, который, лишившись внешних атрибутов купечества, стал неожиданно узнаваем и современен. Дикой. Страшный в своем невежестве и жуткой вседозволенности человек. Разве мало сегодня таких среди «олигархов» разной степени богатства? Разве не полно в нашем обществе «купчиков», способных в лицо представителю любой власти сказать: «Стоит ли, ваше высокоблагородие, нам с вами об таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то народу перебывает; вы-то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!» Ах, как знакомо, правда? Дикой в воплощении Игоря Смирнова страшен именно циничностью своей, верой в то, что таким, как он, все можно.

Александр Дзюба сделал свой спектакль абсолютно законченным, раскидал внутри множество метафор, которые зритель или сможет разгадать и понять сразу, или поймет, если после просмотра прочтет «Грозу» (кстати, после спектакля она и читается-то легче). Самая яркая – старая «Волга», стоящая на сцене и, по сути, являющаяся одним из героев и главных мест действия одновременно. Яркий, неожиданный образ, опять же уводящий зрителя в сторону от антуража, от налета времени. Да, за два без малого века в классике кое-что стало шелухой, которую можно стряхнуть. Аккуратно, с любовью, но навсегда. 

Фото Алексея ВОРОНИНА

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ