Бестеневая лампа

Продолжение. Начало в номерах за 7, 14, 21, 28 августа, 4, 11, 18, 25 сентября, 2 и 9 октября

Владимир Николаевич оторвался от рисования, поднял голову и сказал без предисловий:

– Поставь-ка нам чайник.

Платонов прошел на кухню. Через пять минут он вынес в комнату две большие чашки – деду, как всегда, с молоком, Петру Васильевичу обычный черный. 

– Мне позволено будет узнать, из-за чего сыр-бор? – спросил Виктор, взяв в руки один из снимков. 

– Ложный сустав двухлетней давности надо брать завтра, – повернулся к нему Демьянов, – а все никак понять не могу, как лучше это сделать. 

– Я ему костную пластику по Хахутову третий раз объясняю, как студенту, – возмущенно констатировал дед.

– Ну не попадалась она мне в жизни, – сокрушался Петр Васильевич. – Все что угодно делал, а это нет. Все, я понял, давайте сам повторю. 

Он вырезал из бумаги длинную полоску, имитирующую кость. Потом разрезал ее пополам примерно посредине.

– Это у нас типа щель ложного сустава, – объяснил он. – А теперь вырезаем из каждого конца по кусочку – из одного короткий, из другого длинный… И меняем их местами. В итоге длинный фрагмент ляжет через линию сустава, а короткий его подопрет. Но там все сложней, Владимир Николаевич, потому что сломаны обе кости. И они же обе вовлечены в этот ложный сустав.

– А никто не говорил, что травматология – это просто вкручивание винтов и накладывание гипса, – усмехнулся дед. – Это творчество. Вот завтра ты этого творчества и наешься на операции. Измерь здоровую руку. Абсолютную длину, относительную. Следи за этим на операции. Подгоняй. Ведь надо не только сустав убрать – там дефект будет не в миллиметрах исчисляться, а еще и добиться того, чтобы укорочения не было. Возьми у внуков линейку металлическую – сейчас лето, им в школу не надо. Придешь на операцию, кинь ее в таз с первомуром. 

Петр Васильевич молча кивал, соглашаясь с учителем. И Виктор понимал, что завтра у него все получится. Тем временем дед сделал несколько глотков чая и спросил у внука: 

– Как там дела у нашего пациента? Сегодня швы снимать должен был. 

– Ты считал, что ли? – улыбнулся Виктор.

– Что за пациент? – спросил Демьянов, собирая снимки с подоконника в пакет. 

– Да был тут один, с электротравмой. Виктор Сергеевич ему пластику итальянским способом выполняет, – похвастался дед. – В процессе еще, так сказать. 

– И процесс этот вполне успешный, – добавил Виктор. – Швы снял, тренировку начал. Лоскут жизнеспособный. 

– Откуда и куда? – уточнил Петр Васильевич. 

– С живота на предплечье, – показал Платонов. 

Он никогда не поддавался суеверию «на себе не показывают»: нет ничего проще, чем объяснить что-то другому врачу, показав это на самом доступном тебе материале. Демьянов примерил свою руку в такое положение, хмыкнул. 

– Интересно было бы посмотреть. 

Виктор полез в карман за телефоном, чтобы продемонстрировать фотографии, но увидел, что тот полностью разрядился, а проводов у него с собой не было. 

– Ну, значит, в следующий раз, – развел он руками. – Техника подвела. 

Петр Васильевич раздосадованно махнул рукой. 

– Слишком вы доверяете этой своей технике. 

– И не говорите. Тут на днях испытали в полный рост, как оно бывает, когда связь нужна, а ее нет, – вспомнил Платонов их попытки связаться с командованием, когда они находились на полигоне около двух недель назад. – Беспомощным просто каким-то становишься. Пришлось по старинке – по рации. 

Он не стал распространяться о том, что проблему со связью решил не он, а Елена. В это время в дверь позвонили. 

– Ждем кого-то? – поднял голову Петр Васильевич. 

Дед пожал плечами и попросил внука открыть. На пороге обнаружился дневальный из приемного отделения. 

– Капитан Платонов… 

– Я, – кивнул Виктор. – А что случилось? 

– Дежурный врач приказал вас доставить в госпиталь. Говорят, у вас телефон недоступен, а там что-то срочное. 

– Что случилось? 

– Не могу знать, товарищ капитан. Машина у подъезда. Мы и так много времени потеряли, пока сначала к вам домой съездили, а потом по этому адресу, нам его дали на всякий случай. 

Он попытался отдать воинское приветствие, но вспомнил, что не по форме одет, удержался, развернулся и побежал вниз по лестнице. Платонов немного напрягся – он очень не любил такие сюрпризы, о чем и сказал, вернувшись в комнату. 

– А кто ж их любит? – усмехнулся Петр Васильевич. – Вызвали, не сказали зачем. А ты, пока едешь, о чем только не передумаешь… 

– Вот именно, – задумчиво ответил Платонов. – Ладно, дед, я поеду. Удачной операции завтра, – он пожал руку Демьянову, потом Владимиру Николаевичу и спустился следом за дневальным. 

Водитель тоже был не в курсе того, что случилось, молча крутил баранку и курил в окно. Доехали они быстро, Платонов чуть ли не на ходу выпрыгнул из автомобиля и забежал в приемное отделение. Дежурный врач был на ужине, но медсестра оказалась в курсе. Она дала ему рапорт, доставленный из его отделения. Виктор прочитал его практически молниеносно. Потом выдохнул, успокоился, перечитал. Опустился на стул рядом с медсестрой, снял фуражку, прикоснулся затылком к кафельной стене, задумался.

Молчал он долго. Временами приглаживал свои волосы, шевелил губами, постукивал пальцами по фуражке. Потом встал, подошел к окну, еще раз заглянул в рапорт. 

– Сделай копию, – неожиданно попросил он у медсестры. Через минуту у него в руках было два рапорта. Копию он сложил в карман, оригинал отдал медсестре: 

– Ну что ж, раз все так обернулось… Или пан, или пропал, – сказал он вслух. Надел фуражку, выровнял ее и отправился в отделение, не надеясь сегодня вернуться домой. 

Его встретила дежурная медсестра Светлана. Девушка молодая, впечатлительная, исполнительная. Рапорт в ее изложении звучал словно песня. 

– Сделала все по приказу, – доложила она Платонову. – Начальник трубку не взял, тогда позвонила дежурному врачу и пригласила вас и дежурного хирурга. 

– И что хирург? – Платонов вошел в ординаторскую, достал из шкафа костюм и собрался переодеваться.

 Светлана остановилась в дверях и немного добавила голоса, чтобы ее было слышно. 

– А хирург сегодня – Макаров, – сказала она. – Надеюсь, вы поняли. 

Платонов на секунду замер с ногой в штанине, потом продолжил одеваться. Макаров, начальник ЛОР-отделения, на дежурстве частенько напивался и уходил в зону недоступности, превращаясь в совершенно бесполезное создание. Примерно как севший телефон Виктора, только от телефона не было запаха перегара. Видимо, сегодня был именно тот случай. 

– Я сама справилась как могла, – добавила Света, и это немного напрягло Платонова. Он не очень поощрял самодеятельность сестер в отношении своей работы. 

 Облачившись в хирургический костюм, Платонов подошел к медсестре и спросил: 

– А свидетели есть? 

– Уверена, что есть, – кивнула Света. – Они ж по одному никогда не ходят. Поспрашивать? 

– Обязательно, – сказал Виктор. – Хотя я лучше пока сам. Он где, в палате? 

– А где ж ему быть? За повязку только сильно не ругайте, я в перевязочной последний раз работала года два назад. 

Платонов отмахнулся от нее рукой, отодвинул в сторону и решительно прошел в палату к Терентьеву по пустому коридору – сестра всех разогнала по кроватям, хотя до отбоя было еще два часа. 

Решительно открыв дверь, он вошел. Михаил сидел на кровати у окна и смотрел куда-то в одну точку. Моргунов наводил на столе порядок, собирал тарелки и стаканы на поднос – недавно был ужин. Охранник лежал на своей кровати у двери, закинув ногу на ногу, и играл в телефоне. На вошедшего доктора он даже не прореагировал, продолжая нажимать кнопки. 

Платонов на миг остолбенел от такого хамства, а потом крикнул: 

– Встать! 

Охранник едва не выронил телефон, вскочил с кровати и замер по стойке «смирно». 

– Ты его охранять должен был! Охранять! 

– Я… 

– Рот закрой, – Виктор с трудом сдерживался, чтобы не врезать этому бездельнику. Он хорошо понимал, что это может усугубить ситуацию и развалить весь его план, поэтому старался контролировать себя. – Рапорт напишу твоему начальству. Отвечать будешь за случившееся. 

– Но это же не я… – попытался вставить слово охранник, но Платонов его не слушал. 

– Моргунов, я знаю, вы друзья, – обратился он к помощнику Терентьева. – Ты видел все? 

– Да. Я рядом был. Просто все так быстро произошло. Я не успел помешать. И тем более я не знал, кто это… 

– Ну вот, – снова заговорил охранник. – Говорят же, все быстро…

– Заткнись, – не оборачиваясь, сказал Платонов. – Ты все сделал, что мог. Моргунов, твоя задача – написать объяснительную. Подробную. Может, детали разговора вспомнишь. Время, место, фамилии – чтобы все было. Понял? 

Моргунов кивнул. 

– Так. Теперь Терентьев. 

Михаил услышал свое имя, повернулся. Виктор увидел в глазах у парня слезы. 

– Вот только ныть не надо, – подошел Платонов поближе. – Посмотрим, что тут Света навертела. Хотя нет, давай сразу в перевязочную. Причем не в нашу. В дежурную, в неотложке. Там операционная сестра есть. Будем сразу думать, что делать. 

Говоря все это, Платонов, не отрываясь, смотрел на повязку на животе Михаила. Смотрел и понимал, что вся работа насмарку. Рука была забинтована отдельно, лоскут обернут салфеткой и прижат к животу. И на руке, и на животе сквозь повязки проступали следы крови. 

Михаил встал. 

– Мне с вами идти? – спросил Моргунов. – Или вот этот пойдет? 

Платонов оглянулся. 

– Вот этот мне там совсем не нужен, – указал он на охранника. – А ты собирайся. Пока не знаю зачем, но можешь пригодиться. 

Когда они вышли из палаты, Виктор увидел, что у стола медсестры сидят двое пациентов и что-то пишут. Света нашла свидетелей. 

– Расскажешь все в процессе, – на ходу бросил Терентьеву Платонов. – Плохо, что ты сам ничего написать не можешь… 

– Надо видео на телефон снять, – сказал Моргунов. 

– Неплохо, – согласился Платонов. – Вот ты для чего нам понадобишься – будешь снимать. Операцию, разговор. Телефон я тебе дам… Хотя нет, мой же сел. У операционной сестры попросим. Ты тоже можешь на видео пару слов вставить, но написать объяснительную все равно придется. 

Они пришли в неотложку, Виктор усадил парней на стулья возле поста, а сам вошел в операционную. Стоя в дверях, позвал кого-нибудь из девочек. Из автоклавной показалась Таня Климчук, что сразу же порадовало Платонова – работать с ней было одно удовольствие. Он описал вкратце ситуацию, предложил работать в перевязочной и заодно попросил телефон для съемки. 

Спустя пять минут они расположили Михаила на столе. Платонов взял ножницы для гипса, с огромным разочарованием разрезал участок возле раны, чтобы получить лучший доступ, разломал остальное и снял всю повязку Дезо. 

– Пока сестра накрывается, руку разомни, – Платонов своими пальцами помял Михаилу плечо, согнул-разогнул в локтевом суставе. – Все-таки десять дней уже. 

Когда все было готово, Моргунов взял телефон Тани, включил камеру. 

– Начинай снимать, – сказал Виктор, натянул маску, надел перчатки и убрал повязки. Увидев, что стало с раной на руке, он покачал головой. – Будем много шить. И медленно. И, как ты понимаешь, сегодня без наркоза, под местной анестезией. 

Края раны были наполнены сочными, проросшими в лоскут грануляциями. Держаться в грануляциях нитки будут плохо, придется брать шире… 

Он взял в руки шприц с новокаином, начал работать. 

– Ты пока рассказывай в телефон, что случилось, не теряй времени. 

Михаил немного морщился, когда чувствовал очередной укол, но говорил довольно отчетливо: 

– Сегодня после полдника вышли в беседку. Как обычно, где-то полшестого было. Всем отделением почти. Мы с Моргуновым в беседке курили. Погода хорошая, сидели долго. Минут сорок, наверное. Я на перилах сидел в углу – привык так… 

Моргунов, не отрываясь от экрана, снимал. Иногда он переводил камеру на хирурга – тот обкалывал новокаином руку и лоскут на животе. 

– И ближе к половине седьмого они пришли… 

– Подробно, – попросил Платонов. – Кто, откуда, кого знаешь, кого не знаешь, но можешь описать. Таня, дай салфетку с перекисью… 

– Какие-то парни «по гражданке». Четыре человека. И с ними Липатов. 

– Тот самый Липатов, – уточнил Виктор, – с которым у тебя не так давно вышел инцидент? 

– Да, – ответил Терентьев, – тот самый. Он тоже был не в госпитальной форме. Выписался, наверное. Они подошли – не вплотную, даже в беседку не зашли поначалу. Липатов на меня посмотрел и засмеялся. Говорит своим друзьям: «Вот что бывает с уродами, если они на меня руку поднимают». Они тоже поржали вместе с ним, а он им еще: «Папа его ко мне приходил, в ногах валялся. Заберите, говорит, пожалуйста, заявление. Я его послал подальше…» Он прям матом сказал, куда послал, я так в камеру говорить не буду… 

– Лучше, конечно, оригинальный текст, – Платонов зарядил иглу. – Сейчас шить начну. Если что-то где-то кольнет – уж не обессудь, но добавлять не буду. Потерпи. 

Михаил кивнул одними глазами и продолжил: 

– Я помню, мне отец говорил – с Липатовым в разговоры не вступать, чтобы не усугубить. Я сижу молчу. А он опять: «Что, скотина, хреново без руки? Даже и не знаю, зачем тебе вторую оставили. Я б не оставил». Потом к своим повернулся и говорит: «Я когда от папаши его про руки узнал, так у меня аж челюсть быстрей срослась. Стоматолог еще удивлялся, что шину почти на неделю раньше срока можно снять, на снимках все идеально». Тут кто-то из наших их послал подальше. А Липатова это только завело. «Кто тут такой смелый? Выйди из толпы». И один из них аккуратно так из кармана нам всем ножик показал. Ну никто и не вышел. 

Платонов наложил два шва, прикинул, сколько надо еще. 

– Таня, тут понадобится еще минимум штук десять атравматики. 

– У меня хватит, – деловито сказала Климчук. – Шейте сколько надо. 

Михаил тем временем собрался с мыслями: 

– Липатов этому, с ножиком, на меня показал и что-то шепнул. Амбал через всю беседку ко мне подошел, ножик достал и стал мне гипс ковырять напротив сердца. Мне страшно стало, вы не представляете… 

Платонов вспомнил автомат командира десантной бригады, направленный ему в грудь, но ничего не сказал, сосредоточившись на работе. 

– А потом Липатов сам поближе подошел. И в беседке все расступались перед ним, словно он бессмертный какой-то и непобедимый. Подошел, посмотрел на меня и говорит: «Представляешь, если сейчас я его немного подтолкну?» Амбал с ножом заржал и ему в ответ: «Да я сам его сейчас подтолкну!» – и меня в грудь левой рукой со всей дури… А я же на перилах сидел. Ну и полетел вверх ногами в траву за беседкой. Ударился об землю и чувствую – кровь на живот потекла. Моргунов перепрыгнул перила, помог встать. Я смотрю на повязку, а там рука отдельно, а лоскут отдельно. Липатов обошел беседку, посмотрел на это и говорит: «Ну вот это уже лучше. Еще помучаешься, а может, и второй руки лишишься. Желаю тебе и папе твоему сдохнуть в корчах». И еще раз меня толкнул – и я обратно в траву. Моргунов ударить его хотел, но парни липатовские подбежали, ножики повытаскивали все. 

– Я не рискнул, – добавил Моргунов в камеру. – Они какие-то отмороженные были. Запросто могли полоснуть. 

– Точно, – подтвердил Михаил. – Там на лбу у каждого по две ходки. Откуда у Липатова такие друзья? Я как-то боком, боком, вдоль беседки – и в отделение. Они нам вслед засвистели, опять заржали. Медсестра посмотрела, перевязку сделала и с моих слов рапорт написала дежурному врачу. Ну а потом вас вызвали. 

– Липатов с компанией еще долго в беседке сидели, – уточнил Моргунов. – Я точно знаю, что из третьей палаты их кто-то сфотографировал. 

– Это еще лучше, – не отрываясь от работы, сказал Платонов. – Нормально все? Осталось минут двадцать, не больше. 

– Нормально, – ответил Михаил. – Вообще небольно. 

 Когда Виктор закончил шить, почувствовал, как у него затекла шея. Он распрямился, потянулся, отдал Тане инструменты. А потом безо всяких подсказок и долгих раздумий быстро наложил повязку Дезо. 

– Загипсуем у нас, – сказал он Михаилу. – Не будем лишней грязи тут развозить. 

Моргунов помог подняться со стола Терентьеву, потом спросил: 

– А с кино этим что делать? Его перекинуть бы куда-то да пару копий сделать для гарантии. 

– Таня, я возьму на несколько минут, солью на ноутбук? – попросил Платонов. – Это все-таки очень серьезное доказательство. И рассказ, и сама операция. 

– Берите, – собирая инструменты в раковину, сказала Таня. – Только мне надо потом сыну позвонить с дежурства, вы уж не забудьте вернуть. 

Придя в ординаторскую, он позвал Свету, дал указания приготовить гипс, а сам быстро переписал видео с Терентьевым на ноутбук и тут же сделал две копии – одну себе на телефон, вторую на флешку, после чего отправил телефон Тане обратно с дневальным. 

Наложив гипс, он позвонил в приемное и уточнил, во сколько обычно утром приезжает на службу командир. Ему было необходимо встретиться с ним как можно раньше. 

 К этому времени Света принесла все объяснительные, включая написанную Моргуновым. Пациенты третьей палаты нашли, на чьем телефоне есть фотография компании Липатова, переслали Виктору. Домой идти Платонову уже не хотелось. Он сложил объяснительные на стол и записал в историю Терентьева обо всем случившемся, в том числе и про восстановительную операцию. 

– Было бы неплохо ксерокопию двух последних страниц сделать, – отметил про себя Платонов, кинул на диван подушку и включил на ноутбуке недосмотренный сериал. 

Утро выдалось серое и по-осеннему мрачное. Легкая морось заставила Платонова стоять вплотную к стене штаба, чуть поодаль от дежурного по части, пока тот докладывал командиру о прошедших сутках. Зубарев заметил его, едва выйдя из уазика, но виду не подал. Дежурный коротко отчитался по форме, не забыв упомянуть про «небольшое происшествие в гнойной хирургии, решено силами старшего ординатора, рапорта все у вас в папке». Командир зыркнул в сторону Платонова из-под козырька и, когда офицер отошел, махнул ему рукой. 

– Здравия желаю, товарищ полковник, – вытянулся перед Зубаревым Виктор. – Разрешите обратиться к вам с разъяснениями по поводу вчерашнего происшествия. Это очень важно. 

Свою речь он готовил еще с вечера, глядя куда-то поверх идущего на экране фильма. Проговорил несколько вариантов, вспомнил и про то, что надо коротко и по существу обратиться сразу у дверей: не успеешь – и все, считай, провалил мероприятие. 

Зубарев выслушал его, прищурился и сквозь зубы бросил: 

– Поднимайся. 

Они прошли лестницей и длинным коридором по ковровой дорожке. Войдя в кабинет, Платонов замер на пороге. Зубарев бросил в кресло фуражку, вытер лоб платком, повернулся и молча указал на диванчик. Сам сел в свое кресло и оперся на стол, наклонившись вперед. 

– Ну давай, капитан, – прищурившись, сказал он. – Удиви меня. 

Платонов не принял приглашения присесть, а встал напротив стола. 

– Вчера в моем отделении произошел инцидент. Квалифицировать его будет военный следователь, но, на мой взгляд, хулиганская выходка. Несколько человек во главе с выписанным из госпиталя два дня назад рядовым Липатовым совершили хулиганское нападение на моего пациента, Михаила Терентьева, и нанесли ему телесные повреждения, связанные с выполненной ему операцией. Свои хулиганские действия они производили, угрожая холодным оружием. Рядовой Терентьев был мной вчера повторно прооперирован. Все, что касается данного инцидента, описано в объяснительных свидетелей – дежурной медсестры и нескольких пациентов. Также имеется видеозапись операции и рассказа рядового Терентьева – сам он написать ничего не может, потому что после полученной электротравмы одна рука у него ампутирована, а вторая находится в процессе кожной пластики полноценным лоскутом с передней брюшной стенки. 

Платонов замолчал на секунду, вдохнул поглубже и продолжил: 

– Фамилии Липатов и Терентьев вам должны быть знакомы – это участники драки, случившейся в гнойной хирургии три недели назад. Считаю, что пострадавший в той драке Липатов совершил хулиганскую выходку осознанно, из мести, и должен понести заслуженное наказание.

 Зубарев слушал молча, постукивая по столу шариковой ручкой, словно отмечал ею точки во фразах Платонова. 

– Сержант Терентьев готов обратиться в правоохранительные органы с заявлением на рядового Липатова. В свою очередь, я готов поддержать его в этом начинании, поскольку ущерб нанесен не только здоровью Терентьева, но и результатам моего труда, что отодвинуло выздоровление пациента еще на три недели. Если хотите, я могу включить вам видео, где во время восстановительной операции сержант Терентьев дает показания. 

Зубарев поджал губы, взгляд его стал еще более пронзительным. Он бросил ручку на стол и сквозь зубы сказал: 

– Давай. 

Платонов достал телефон, нашел нужный файл, включил, сделал погромче и положил на стол перед командиром. Зубарев, не притрагиваясь к телефону, смотрел и слушал первые четыре минуты, где Терентьеву было что сказать. Когда стало ясно, что дальше Платонов шьет просто в тишине, он поднял глаза на капитана. 

– Ты чего хочешь-то, Платонов? 

Виктор очень сильно постарался не отвести глаза от совершенно убийственного взгляда Зубарева и тихо, но твердо сказал: 

– Справедливости. 

Зубарев откинулся в кресле и уточнил: 

– А она есть вообще – эта самая справедливость? 

– Надеюсь, – решительно кивнул Платонов. – И поэтому предлагаю: либо Липатов забирает заявление, либо он идет с Терентьевым по одной статье, а у папы его будут проблемы с предвыборной кампанией. 

Командир покачал головой: 

– А ты не так прост, капитан, как на первый взгляд кажется… Где нахватался таких идеалов и убеждений? У деда своего? Потому что сейчас в армии таких, как он, днем с огнем не найти. Одни алкаши и «шланги». 

 Платонов молчал и ждал какого-то более значимого ответа или встречного предложения. Зубарев встал из-за стола, прошел в дальний конец кабинета и открыл дверь в еще одну комнату. Вернулся через минуту с бутылкой коньяка в одной руке и бокалами, зажатыми между пальцами другой. 

– Не думал я, что с утра пить придется, – покачал он головой, – но ты меня просто вынуждаешь. И не первый раз уже, заметь. 

Он налил примерно треть каждого бокала, поставил бутылку, протянул один Платонову, второй поднял и большим глотком осушил. Виктор не решался последовать его примеру и так и стоял с бокалом в руке.

– Ох уж этот Липатов… – глядя куда-то в окно, задумчиво сказал Зубарев. – Смотри, – и он показал Платонову журнал принятых звонков на экране своего телефона. На экран уместилось около десяти строчек с фамилией «Липатов Г. В.». Полковник двинул пальцем – выехало еще столько же. 

– Мне медслужба округа столько не звонит, сколько этот папаша ненормальный. Я ему телефон Кузнецова подсунул, чтоб он напрямую в стоматологии интересовался. Нет, он все равно мне названивает. Это, капитан, болезнь такая у номенклатурных работников – они из всех возможных контактов выбирают обязательно самый высокий, считая, что только так можно повлиять на ситуацию. Хороший коньяк, ты чего? – спросил он у Платонова, обернувшись. – Или тебе в операционную сегодня? 

– Никак нет, – ответил Виктор. 

– Ладно, не заставляю, – он присел на диван, – не хочешь – не пей. Дай мне еще раз посмотреть твое кино. 

 Платонов поставил бокал, взял телефон со стола, вернул файл на начало, включил. Зубарев посмотрел на этот раз, как показалось Виктору, более внимательно. Потом взял со стола папку с рапортами, которую ему вручил дежурный по части, прочитал их, откладывая рядом с собой на диван. В конце Виктор показал ему фотографию, сделанную из окна отделения, где компания Липатова сидела в беседке после ухода пациентов. 

– Липатов – вот этот, второй справа, – показал Платонов. 

Командир кивнул, разглядывая фотографию. 

– Итак, что мы имеем, капитан? Видеозапись, четыре рапорта свидетелей, фотографию из окна. С одной стороны, негусто, – скептически сказал Зубарев, – если для уголовного дела. А с другой – если папочку напугать, то просто завались.

Платонов не очень понимал, к чему все идет. Полковник играл с ним, словно кошка с мышкой: с одной стороны, анализируя ситуацию, а с другой – не принимая пока окончательно ничью сторону.

– Знаешь, почему Липатов был не по форме? – внезапно спросил он Виктора и, не дожидаясь реакции, объяснил. – Потому что папа сейчас здесь. После выписки забрал его из госпиталя, у командира части выбил ему отпуск, и живут они в люксовом номере какой-то гостиницы у моря. Папаша отдыхает, а сынок куролесит. Я это от нашего особиста знаю, который госпиталь курирует. Они там свой хлеб не зря едят, держат руку на пульсе. Но, думаю, даже для них твое видео сюрпризом будет… 

Окончание следует

Автор: Иван ПАНКРАТОВ