Не у всех есть шанс вернуться
За колючей проволокой нет места состраданию, зона безжалостна и беспощадна
Возможно, не всем интересно читать про жизнь заключенных. Но нам хотелось бы, чтобы молодые люди, особенно увлеченные блатной романтикой, узнали, что такое места лишения свободы. А порой – человеческого достоинства и самой жизни.
В феврале 2015 года на территории исправительно-трудовой колонии строгого режима № 27, размещенной в поселке Волчанец Партизанского района, повесился осужденный Артур Пузаков*.
Смертность, в том числе суицид, в российских СИЗО и местах лишения свободы – не редкость. Согласно официальной статистике Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН), ежегодно около сотни подозреваемых и обвиняемых накладывают на себя руки. По данным Совета Европы, по абсолютному числу смертей в учреждениях уголовно-исполнительной системы Россия лидирует: на 1000 заключенных приходится шесть смертей.
Каждая смерть в следственном изоляторе или в колонии – ЧП. Но руководство ИТК-27 не стало вдаваться в подробности самоубийства 20-летнего зэка Пузакова, осужденного за групповое изнасилование. Тем более что признаков насильственной смерти не было.
Нервы не выдержали, вот и повесился
Мать Пузакова не поверила в добровольный уход сына из жизни. Она обратилась в правоохранительные органы с просьбой возбудить уголовное дело по факту его самоубийства и установить истинную причину гибели. Доследственная проверка длилась более двух лет. Проводились различные экспертизы, опрашивались свидетели. Женщина предоставила следствию посмертное фото сына, на котором отчетливо были видны синяки на его теле, появившиеся явно при жизни.
Она рассказала, что каждый месяц переводила сыну не больше 1000 рублей на еду и на оплату телефона. Не секрет, что осужденные в колониях пользуются средствами связи для общения с внешним миром. Хотя это категорически запрещено. За полгода до самоубийства сын забросал ее СМС-сообщениями о том, что ему срочно нужны деньги – у него серьезные проблемы. Какие – не писал. Мать перевела ему 10 тыс. рублей. Аналогичные послания Артур отправлял сестре. Писал, что его могут изнасиловать и даже убить, если ему не пришлют деньги с воли. В последней эсэмэске просил «простить его за все», и в этот же день – 11 февраля – повесился.
Осужденные, жившие с Пузаковым в одном общежитии, заявляли, что у них нет проблем, их никто не избивает и что моральный климат в колонии на высоте. Правда, некоторые сидельцы вспоминали, что перед тем, как наложить на себя руки, Артур несколько дней ходил в подавленном настроении. Будто его изнутри грызла какая-то душевная мука. А до этого у него все было хорошо.
– Срок у него большой, сидеть еще долго, а на воле девушка ждет. Но может и не дождаться. Сами знаете, какие бабы ненадежные, стервы. Вот он и не выдержал, сломался парень под гнетом черных мыслей. В такой ситуации петля на шее – дело обычное, – утверждали зэка на допросах у старшего следователя первого отдела по расследованию особо важных дел следственного управления СК РФ по Приморскому краю Артема Крикунова. Забегая вперед, скажем, что ему поручили расследовать самоубийство Пузакова – через два с половиной года после смерти сидельца.
До этого мать Артура писала жалобы президенту РФ, руководителю Следственного комитета, генеральному прокурору на бездействие следственных органов. Тем не менее уголовное дело не возбуждалось.
Не знал, что он обидчивый
В августе 2017 года в этой же ИТК с крыши трехэтажного административного здания спрыгнул осужденный Николай Солодянников, отбывающий наказание за грабежи и разбои. И хотя высота строения была не более 10 метров, мужчина ударился о землю головой, поэтому смерть была мгновенной. В его телефоне обнаружили СМС-сообщения, в которых он, как и самоубийца Пузаков, просил родственников прислать ему деньги – 25 тыс. рублей.
«У меня все плохо. Если не будет денег, меня изобьют и изнасилуют», – писал Солодянников.
В прощальной эсэмэске он попросил прощения у матери и написал, что в его смерти виноват бригадир Юрий Шапкин, с которым погибший отбывал срок наказания в одном отряде.
Администрация ИТК взяла у Шапкина формальную явку с повинной, написанную в две строки на одном листке. На этом расследование закончилось.
Бригадир написал, что он действительно разговаривал с Солодянниковым за несколько часов до его смерти. Во время разговора между ними возникла словесная перепалка из-за какого-то пустяка, после чего Солодянников спрыгнул с крыши.
– Я не предполагал, что он такой обидчивый, – удивлялся Шапкин.
Следственный отдел СК России по Партизанскому району возбудил уголовные дела по фактам смерти Николая Солодянникова и Артура Пузакова. Но дальше допросов сотрудников колонии и осужденных дела не продвинулись. Они в один голос заявляли, что у них все хорошо и нет никаких проблем. Что касается самоубийц, то за ними, как утверждало руководство колонии, давно замечались склонности к суициду, поэтому здесь никто не виноват.
Начальство видело и «не замечало»
В наши дни жизнь зэка в исправительно-трудовых колониях совсем не та, что описана в произведениях Варлама Шаламова, Александра Солженицына или Сергея Довлатова. Вместо продуваемых ветрами бараков – благоустроенные общежития с центральным водоснабжением и отоплением, деревянные двухъ-ярусные нары заменили кровати с панцирными сетками и матрацами. В комнатах – телевизоры. И питание не хуже, а то и лучше, чем в иных столовых на воле. Даже у осужденных за тяжкие преступления.
Но лагерные порядки и неформальное разделение зэка на касты в системе ФСИН остались, как в былые времена: вершина иерархии – «блатные», или «порядочные зэки», которым все дозволено. На этой же планке – «мужики». Под ними члены самого низшего клана, люди «с низкой социальной ответственностью» – «системники», они же «неприкасаемые», «законтаченные», «обиженные» и «петухи». С «системниками» на зоне никто не контактирует, кроме начальства колонии. Можно сказать, что у них свое государство в государстве. Осужденных за «политику» сейчас нет. По крайней мере, по официальной информации…
Осужденные отряда, в котором отбывали наказание Пузаков, Солодянников и Шапкин, в ИТК-27 считаются людьми «с низкой социальной ответственностью». Шапкин был бригадиром у «системников», фактически хозяином отряда. В колонии таких людей называют «главпетухами». Под его началом было 50 человек. Осужденные отзывались о нем как о лютом звере, который мог не просто ударить, а избить человека ради собственного удовольствия. Так он развлекался, когда ему было скучно. Шапкин вымогал у сидельцев деньги, угрожая покалечить или изнасиловать в случае неповиновения. С некоторыми так и поступал. Практически всех отрядников бригадир обложил денежным оброком.
Кроме того, будучи практически бесконтрольным, Шапкин организовал в колонии магазин, где можно было купить продукты, одежду, сигареты, мобильные телефоны с возможностью выхода в Интернет. Все это он реализовывал в несколько раз дороже стоимости. К примеру, самый обычный телефон made in China за 3 тыс. рублей бригадир-купец продавал за 10 тысяч. Если у осужденного не было денег, он мог взять нужную вещь в кредит. Но если покупатель не рассчитывался в определенный срок, то попадал к Шапкину в кабалу. В то же время, даже имея свой собственный телефон, зэка должны были платить бригадиру 1,5 тыс. рублей в месяц за право пользования мобильником на зоне. Не будешь платить – заберут средство связи. Кстати, в УФСИН есть специальная служба, блокирующая телефоны осужденных, как только его пеленгуют.
Чтобы получить деньги с осужденного, он заставлял их просить деньги у родственников. Отсюда слезливые эсэмэски. Хотя не исключено, что у зэка все хорошо и он ни в чем не нуждается, но таким образом вымогает деньги у своих родителей или близких. Есть версия, что Шапкин продавал осужденным телефоны, изъятые во время шмонов в общежитии.
У бригадира был личный массажист, мальчик по вызову, который прибегал к нему в любое время дня и ночи. За свои услуги он получал дополнительное питание от благодетеля. И его нельзя было никому бить. Начальство колонии знало о его бесчинствах, но в упор «не замечало» взрывоопасную ситуацию в отряде. Администрации колонии нужен порядок, поэтому людям в погонах выгодно, когда один человек держит в страхе полсотни осужденных.
На данный момент руководство ИТК-27 полностью обновилось. Бывшие начальники сами попали под следствие и были приговорены к различным срокам реального отбытия наказания за взятки и неформальные отношения с осужденными, что тоже неудивительно. По данным Приморской краевой прокуратуры, в 2018–2019 годах десять бывших сотрудников УФСИН по Приморскому краю были осуждены за преступления коррупционной направленности.
Следствие вновь забуксовало
Расследование уголовных дел по фактам смерти Пузакова и Солодянникова начало набирать обороты, когда показания на Шапкина дал осужденный из того же отряда Коваль, отбывающий наказание за убийство. Он заявил, что именно бригадир причастен к суициду осужденных. Кроме того, еще до начала следствия с помощью своих друзей через социальные сети Интернета Коваль информировал общественность о бесчинствах, которые происходят в ИТК-27. Обладая физической силой, харизмой, грамотной речью и хорошо поставленным голосом, молодой мужчина пользовался авторитетом у многих «системников». Осужденные видели в нем пример для подражания и неповиновения бригадиру-беспредельщику. Что вызвало бешенство у Шапкина. Он считал Коваля потенциальным конкурентом на роль «главпетуха».
Из-за регулярного выноса сора из избы у Коваля были неоднократные конфликты с администрацией колонии, с осужденными и с Шапкиным, после чего «правдоруба» перевели в другую колонию. Между тем одних показаний Коваля следствию не хватало, чтобы привлечь Шапкина по статье УК РФ «доведение до самоубийства». Следствие вновь забуксовало, и вновь – теперь уже родственники Солодянникова и Пузакова писали жалобы в высшие инстанции на безынициативность следователей следственного отдела СК России по Партизанскому району.
Примерно после пяти месяцев топтания следствия на месте уголовные дела по фактам смерти осужденных Солодянникова и Пузакова передали в первый отдел по расследованию особо важных дел следственного управления СК РФ по Приморскому краю.
Одно тело – три версии
Небольшой юридический ликбез, который имеет прямое отношение к нашей истории. Доведение до самоубийства считается преступлением средней тяжести. Его расследование – нелегкая задача для следователя. Потому что подозреваемый никогда не признает своей вины, даже если в предсмертной записке суицидник укажет его имя. Чтобы отправить мучителя на зону, следователь должен доказать систематичность притеснений и издевательств с его стороны, подкрепив их свидетельскими показаниями. А при удачном раскладе – документами (расписками, чеками, выписками из приказов и т.д.). К сожалению, это происходит крайне редко.
Практика показывает, что самоубийство совершается лишь в самых отчаянных ситуациях. Каждый случай предполагаемого суицида требует тщательной проверки. При его расследовании рассматриваются три версии: чистое самоубийство, инсценировка и суицид как результат чьей-то посторонней злой воли.
О вынужденном суициде, как правило, заявляют родные и близкие жертвы, настаивая на том, что погибший умер не своей смертью. Даже если находятся веские доказательства, что он ушел из жизни добровольно. Следователь обязан отнестись к таким сообщениям с полным вниманием и все проверить. Прежде всего опросить людей из окружения самоубийцы, выяснить ключевые обстоятельства жизни.
Помогла «игра престолов»
Обыски, проводимые в ИТК, не принесли результатов. Колония расположена в километре от трассы Владивосток – Находка, и как только неизвестный автомобиль поворачивал в поселок Волчанец, его тут же «срисовывали». Информация передавалась на зону, после чего искать что-либо в местах проживания осужденных бесполезно.
– Мы понимали, что, пока Шапкин сидит в ИТК, мы ничего не добьемся. Он имеет влияние на осужденных, поэтому они ничего не скажут. И мы приняли решение перевести Шапкина во Владивосток, в СИЗО-1, как свидетеля. В рамках Уголовного кодекса это допустимо, но на срок не более двух месяцев. У нас было два уголовных дела, поэтому сначала Шапкин пробыл в следственном изоляторе два месяца по одному уголовному делу, затем еще два – по другому. Но даже когда его убрали из колонии, в отряде «опущенных» ничего не изменилось. Осужденные боялись контактировать со следствием, – говорит Артем Крикунов.
В конце концов осужденным удалось внушить, что если будут показания на «главпетуха», то он в колонию не вернется. И здесь, по словам старшего следователя Крикунова, сработала «игра престолов». Человек, временно назначенный бригадиром отряда до возвращения Шапкина, стал помогать следствию. Он сообразил, что может остаться в этой должности до конца срока своей отсидки, если не будет соперника.
И.о. бригадира рассказал, что Пузаков не был должен Шапкину 10 тыс. рублей. Его на эту сумму подставили. И он не смог рассчитаться с бригадиром в назначенный срок. Поэтому должника ждала высшая мера наказания в колонии – изнасилование. Но не в прямом смысле, а удары деревянной палкой по ягодицам. Количество ударов зависит от степени вины человека. Большинство не выдерживают экзекуцию. Не будем раскрывать последствия этой болезненной и унизительной «процедуры» – они малоприятны, но после нее осужденный попадает на самую низшую ступень «колониального» общества. Публичными пытками – в назидание другим – занимались охранники Шапкина, привилегированные «петухи». Артур Пузаков предпочел смерть унижению.
Что касается самоубийцы Солодянникова, то он тоже не смог вовремя рассчитаться с магазином Шапкина. Мужчина надеялся на финансовую помощь родителей, но те не смогли перевести ему деньги. Когда весь отряд направился в баню, Николай поднялся на крышу административного здания и сиганул вниз головой, чтобы наверняка не остаться в живых.
Я – жертва заговора
Когда осужденные поняли, что могут избавиться от изверга бригадира, только дав против него показания, они стали говорить. Более того, двое осужденных написали заявления о том, что в отношении них Шапкин применял «наказания сексуального характера». Заявители были допрошены, судебно-медицинская экспертиза подтвердила наличие повреждений.
– Это уникальный случай. Потому что преступление против половой свободы в учреждениях уголовно-исполнительной системы никогда не выявляются. Подвергшиеся насилию никогда не жалуются, а здесь сразу два заявления против одного человека, – рассказал старший следователь Крикунов.
Также показания против Шапкина стали давать бывшие осужденные, которые уже освободились, и те, кто перевелся в другие колонии. Каждое показание существенно пополняло доказательную базу уголовных дел.
Следствие установило, что закупкой товаров в колонию занималась супруга Шапкина. Она нигде не работала, но оборот ее деятельности только по одной банковской карточке за полгода составил порядка 600 тыс. рублей. Исследования поисковых запросов Шапкина в интернет– ресурсах показали: его аппетиты скромными назвать нельзя. На заработанные в нелегальной торговой точке деньги, а также от неофициальной реализации ширпотреба, изготавливаемого осужденными, он хотел после выхода на свободу купить «Лендкрузер-Прадо» последней модели, большой дом, яхту и прочие дорогие «игрушки».
На допросах Шапкин понимал, что хочет получить от него следователь. А также то, что его могут свергнуть с должности бригадира. Потому заговорил по-другому: мол, он жертва политического заговора, все обвинения – наговоры врагов и недоброжелателей, которым не нравятся методы его руководства отрядом. Правда, признался, что был груб с Пузаковым и Солодянниковым, не предполагая, к чему это может привести. Но категорически отрицал вымогательство, самоуправство и изнасилование.
После перевода Шапкина в следственный изолятор у него было изъято три дорогих телефона. Один – на пути следования во Владивосток, два – когда он уже находился в СИЗО. В одном из его мобильников обнаружили переписку с начальником оперативного отдела колонии. Офицер подробно информировал осужденного о положении дел в ИТК, интересовался, как ему сидится в СИЗО и когда он вернется. За сокрытие информации о наличии у Шапкина мобильного телефона начальника оперотдела привлекли к дисциплинарной ответственности, не более того. Не отсюда ли было чувство безнаказанности у бывшего бригадира ИТК?
Суд принял правильное решение
Суд над Шапкиным продолжался около года и был закрытым. Администрация колонии предоставила на него исключительно положительные характеристики. Хоть сейчас на доску почета колонии, если бы она была. С такими характеристиками можно было выйти на свободу по УДО. На что Шапкин и рассчитывал: ему оставалось сидеть не больше трех лет.
На заседаниях суда произошло неожиданное: многие свидетели отказались от своих показаний. Заявили, что дали их под давлением следователя и ничего такого, о чем они ранее рассказывали, не было. А телесные повреждения на филейной части тела получили во время неудачного падения на работе.
Тем не менее некоторые свидетели остались на прежних позициях, хотя их пытались прессовать в колонии. Судья, понимая, какой скользкий контингент находится в зале суда – сегодня говорят одно, завтра другое, присудила Шапкину реальный срок – 12,5 года колонии строгого режима, в том числе и за изнасилование осужденных. Надо сказать, что обвиняемый не расстроился, когда ему зачитали приговор. С его связями в «колониальном» мире, среди сотрудников ИТК и опытом работы с людьми он рассчитывал на восстановление своего прежнего статуса. Но это вряд ли. Руководство УФСИН по Приморскому краю пообещало держать Шапкина в ежовых рукавицах. И еще – усилить контроль над ИТК-27. Поскольку все проблемы в колониях не от осужденных, они везде одинаковые, а от тех, кто их охраняет.
* – имена и фамилии некоторых персонажей изменены
Автор: Сергей КОЖИН