Студенты-бюджетники на грани исчезновения?

Во многих семьях, где дети оканчивают школу, сейчас главная тема для разговоров одна: куда поступать выпускнику, какой выбрать вуз, что вообще дает и как преподается высшее образование? Этим вопросам была посвящена авторская программа «Разговор с Андреем Калачинским» на радио «Лемма».

Дать ответы попытались Анна Тышецкая, заместитель проректора по учебно-воспитательной работе ДВФУ, и Андрей Поповкин, эксперт по вопросам образования, заведующий кафедрой философии ДВО РАН.

Оптимально – значит дешево? 

Разговор начался с темы бюджетных мест в вузах и их количества. 

– На сайте министерства науки и высшего образования есть новость, что всем вузам доведены цифры по бюджетным местам. Что происходит с политикой государства в области образования: увеличивается или уменьшается бюджетный набор?

Тышецкая: Мы видим, что из года в год цифры уменьшаются. В этом году количество бесплатных мест, которые выделены ДВФУ, на 10 % меньше, чем в предыдущем, и больше всего пострадали гуманитарные науки. Бюджетный набор на бакалавриат составил порядка 1900 мест. Примерно столько же оставлено на магистратуру. Мы наблюдаем и другую тенденцию: прием в магистратуру, в отличие от бакалавриата, ежегодно несколько увеличивается. 

– Закономерный вопрос: в чем логика или политика государства, сокращающего бюджетные места в вузах? Может, это правильно? 

Поповкин: Вопрос непростой. В каком смысле правильно? Если смотреть с точки зрения логики развития общества, построения инновационной экономики, то, конечно, неправильно. Но если смотреть с точки зрения повышения эффективности экономической отдачи от системы высшего образования, то логика ясна, понятна и проста. Чем меньше вкладываем и больше получаем, тем правильнее мы действуем. 

Сокращение бюджетных мест – это сокращение расходов государства на образование. В эту же строку ложится и такая новация, как внедрение онлайн-курсов вместо живых лекций профессоров и доцентов. Это все «оптимизация». Та самая «оптимизация», которую я бы брал в кавычки, потому что она не делает процесс оптимальным. Она делает его более дешевым.

– Согласны ли вы, что сфера образования превращается в услугу по предоставлению высшего образования, где доходы и расходы важнее финального продукта?

Тышецкая: Вузы сами по себе – это не сервис и не услуга. Формально мы предоставляем услуги. Нам говорят: у вас университет, студент приходит к вам учиться, поэтому вы должны ощущать себя как некая институция, которая работает для людей. И мы работаем для людей. Но мы не продаем образование. 

Если говорить конкретно по бюджетным местам, то вуз в первую очередь выполняет те задачи, которые перед ним ставит государство. И государство под эти задачи выделяет конкретное финансирование. Государство определяет количество рабочих мест, которое необходимо стране. Из этого и возникают контрольные цифры приема абитуриентов. Конечно, цифры эти примерные. В среднем количество выпускников вузов, которые идут работать по профилю, составляет 30-40 процентов. Это нормальный показатель. Сейчас так экономика устроена. Молодой человек, получая какую-то специальность, может встраиваться в разные профессии. 

Деньги – не показатель

– По каким параметрам государство оценивает вуз? Есть ли денежный параметр? То есть измеряется ли эффективность университета в получении им доходов? 

Тышецкая: Нет, работу университета государство не оценивает по деньгам или принесенной прибыли. Есть мониторинг эффективности. В нем существует много параметров. Нас оценивают по тому, как мы расходуем средства. 

Поповкин: Мы напрасно сосредоточились на деньгах. Мы живем в информационную эпоху. В наше время деньги – не единственная прибыль, которая извлекается из вузов или научно-исследовательских институтов. 

Есть очень простая вещь: показатели эффективности. Например, институты РАН стонут от того, что клерки из министерства науки и образования спускают нам план по публикациям и патентам. В представлении чиновников их обязан быть просто вал. А что такое научная публикация или научный патент? Это миниатюрное научное открытие. В текучке этого нет. Если от ученого требуют выдать вал, он начинает халтурить и выдавать вал публикаций, иначе он просто теряет свое место. 

Что ценнее – компетенции или мышление?

– Последняя новация министерства, о которой я слышал, это бакалавриат под названием «2 плюс 2». Я думаю, родители нынешних выпускников очень плохо представляют себе, что это такое и зачем. Якобы первые два года студент не слушает специализированные курсы, а просто обучается целиком по общей направленности – гуманитарной или инженерной. 

Тышецкая: Это неправда. Эта история началась в 2016 году, когда университет (еще при старой команде) принял решение двигаться в сторону программы «2 плюс 2». Полгода эта система работала. Потом мы проанализировали ситуацию и отказались от нее, выровняли планы обучения. Сегодня каждая школа и каждый специалист определяют, по каким планам им работать. Нет универсального плана по всему университету. 

– На что сейчас нацеливают преподавателей? И на что преподаватель нацеливает студента? На знания? На навыки? Компетенции?

Тышецкая: Вопрос сложный. Если говорить о тенденциях, то сегодня бакалавриат нацелен на soft skills, то есть на формирование базового мышления. Например, когда я разговариваю с историком, я понимаю, что разговариваю именно с историком, что человек получил историческое базовое мышление. Дальше уже он может развиваться в прикладном плане. При таком подходе вы легко отличите физика от математика и так далее. 

Помимо этого, сейчас мы плотно сотрудничаем с работодателями. Это, как правило, представители крупных компаний-инвесторов, которые строят новые заводы в Приморье. Цифровые заводы, сложные. Заводы нового типа, где остается мало рутинной работы и нужны высококвалифицированные инженеры. 

Например, завод «Звезда» в Большом Камне. Или завод компании «Сибур» в Амурской области. Он будет очень мощным, но они предполагают набрать туда всего 600 или 700 человек. На такое предприятие им нужны инженеры другого типа. Для них важен не просто узкий специалист, который выполняет набор функций. Для них важен человек, который понимает всю линейку процесса. Понимает, как может работать междисциплинарная команда и решать сложные задачи в таких условиях. 

В данном случае наша задача – научить студента решать не только узкие задачи в рамках той специализации, которую он получит, но и приспособить его к применению новых методик из других, смежных областей знания. Это сложная история, и мы очень аккуратно приступаем к ней. 

Поповкин: Я считаю, что главная задача вуза – не просто дать человеку компетенции. Если мы говорим о классическом университете, это прежде всего формирование специфичного мышления. Я поступил в университет под закат Советского Союза. Наши преподаватели с гордостью говорили, что дают нам не профессию – дают образование. И мы на них очень обижались: куда работать-то пойдем? А потом поняли, что они нам дали больше, чем профессию. Они научили нас думать и дали возможность получить любую профессию самостоятельно.

Свободу кафедрам!

– Говорилось о том, что бакалавриат стал своеобразной заменой профтехучилищам и техникумам. Четыре года никаких курсовых и дипломных работ. Только выпускная квалификационная работа. Сам процесс обучения был развернут в приобретение навыков, а не мышления.

Тышецкая: В министерских документах было определено два направления бакалавриата: академическое и прикладное. Прикладной бакалавриат был попыткой создания учебной среды, которая дает более глубокие прикладные знания по базовым предметам. Когда студент два года учится в университете и два года – на целевой практике на предприятии. Сегодня, по сути, никакого разделения академического и прикладного бакалавриата нет. Есть университетское образование. 

Поповкин: Университет, на мой взгляд, это не здание и не кампус, а преподавательская корпорация. Для того чтобы университет мог научить людей мыслить, он должен иметь свободно мыслящих преподавателей. Безусловно, компетентных и грамотных, но при этом свободных, неудобных в управлении, ершистых. К сожалению, это очень плохо вяжется с нынешней реальностью. 

Дело в том, что классические университеты складывались как преподавательские корпорации. Преподаватели определяли кадровую политику, содержание учебных программ. Ключевым ядром всегда была кафедра. К сожалению, сегодня мы наблюдаем уничтожение кафедр. Они названы департаментами. Зачастую эти департаменты образовывались путем слияния нескольких кафедр. Они стали огромными по размеру и потому не могут в принципе быть группой единомышленников, сплоченных вокруг профессора. 

Тышецкая: Я сама воспитывалась в классическом университете. К сожалению, то, что сейчас мы обсуждаем, имеет место. Формально кафедры существуют. Но что такое кафедра? Это когда появляется ведущий ученый и вокруг него складывается его научная группа. Новая кафедра появляется, когда от этой группы отпочковывается другая. Этот процесс был утерян во время слияния университетов. 

Сейчас мы пытаемся восстановить дух кафедр, но не на уровне структуры университета, а в таком направлении, как образовательные программы. В этом году, например, появилось 14 новых образовательных программ. Для того чтобы работать с программами, надо найти лидеров, которые соберут вокруг себя людей. Все это – наши ученые. При этом не нужно учреждать новый университет, менять его структуру и так далее. 

Проблемы онлайн-обучения

– Несколько лет назад группа студентов взбунтовалась против того, что их заставляли слушать лекции через Интернет. Какова ситуация с распространением онлайн-обучения? 

Тышецкая: В нашей стране нет большого опыта в организации онлайн-образования. Для примера: в США сегодня порядка 24 млн студентов учатся дистанционно. В России это пока тысячи человек. Онлайн-образование только начинает развиваться. Когда мы у себя применяем какие-то формы онлайн-образования, мы сразу замечаем много сырых, неотстроенных моментов. Поэтому мы нигде не применяем исключительно онлайн-обучение. 

Поповкин: Оптимизма в сфере онлайн-образования я не вижу. Оно навязывается министерством. По крайней мере, я чувствую, что именно это будут навязывать в скором времени. Я категорически не понимаю, зачем нужны эксперименты в области онлайн-образования при наличии живых специалистов, прекрасных практиков.

– Например, выдающийся ученый, нобелевский лауреат через Интернет читает видеолекции студентам, которые могут увидеть их в любой российской глуши…

Поповкин: Это все равно что учить человека по видеолекциям кувыркаться. Нужен личный тренер. Можно прослушать сколько угодно курсов, но, пока ты не встретишься с профессионалом с большой буквы, не пообщаешься, не поймаешь вкус, все будет бесполезно. Я не ретроград, я сам проходил онлайн-курсы. Это прекрасная вещь для получения второго образования или расширения компетенции в первом. Но для этого сначала нужно сформировать мышление. А оно формируется только в личном общении преподавателя со студентом. 

Справка «В» 

Согласно показателям предыдущего набора в 2018 году в ДВФУ на бакалавриат на бесплатной основе было принято 2463 студента. Во ВГУЭС было 258 бюджетных мест. В Дальрыбвтузе – 407. В Тихоокеанском медицинском университете – 670. В МГУ имени Невельского – 610.

Автор: Евгений СИДОРОВ