Ю Чинкуй, начальник Сучана

Одним из самых заселенных и освоенных китайцами и манзами районов южного Приморья была плодоносная долина Сучана, и именно поэтому этот район рассматривался властями Маньчжурии как база для будущих отрядов, подчиняющихся законам и приказам даотая и его чиновников. А поскольку одним из самых известных людей Сучанской долины был манза Ю Чинкуй (Лин Гунь, как называли его на диалекте манз), то вопрос о том, кому возглавить китайские отряды, решился в его пользу.

Ю Чинкуй первоначально был старшиной манзового населения на Сучане в течение нескольких лет и даже в награду за содержание этого населения в порядке получил от генерал-губернатора Синельникова почетный кафтан.

В сентябре 1878 года (в год, когда Ли Цзыфан вернулся в Приморье) во Владивосток под предлогом переправить в Китай тело убитого китайца прибыл чиновник Мугденгэ. Этот чиновник объявил китайцам, проживающим во Владивостоке, что он по решению китайских властей назначает старшиной китайской общины Владивостока Ю Чинкуя и присваивает тому право вести суд и следствие по законам империи и при необходимости высылать китайцев за проступки из России в Хуньчунь.

Через три года после назначения в июне Ю Чинкуй отказался переправить через Сучан штабс-капитана Наперсткова. Когда же тот попробовал применить силу, то с помощью манз избил и штабс-капитана, и сопровождавших того казаков. За такой проступок начальник Суйфунского и Сучанского округов арестовал Ю Чинкуя и препроводил его к Южно-Уссурийскому пограничному комиссару для выдачи китайским властям с тем, чтобы этому неблагонадежному китайцу навсегда было запрещено появляться в пределах России. Но Матюнин, принимая во внимание то, что Ю Чинкуй проживает в крае почти 40 лет и, согласно предписанию Корсакова, считается русским подданным, не депортировал его, а передал дело в суд. Суд постановил выслать Ю Чинкуя в отдаленную от границы местность Приморской области. Однако приморский губернатор Тихманев нашел действия штабс-капитана Наперсткова, переведенного к тому времени на службу в европейскую часть России, не вполне ясными и постановил отменить административную высылку Ю Чинкуя. Ю Чинкуй был освобожден и бежал в Китай, где ненадолго осел на правом берегу Амура.

Зимой 1881/82 годов по рекомендации фуцутана Лай Цзыньюня китайскому старосте с правого берега Амура Ю Чинкую был вручен белый хрустальный шарик, означающий статус чиновника. Так Чинкуй был назначен начальником всех российских манз, проживавших от Шкотово до залива Св. Ольги. В это же время генерал-майор Баранов донес генерал-губернатору края Анучину о поимке китайцев с прокламациями китайских властей – даотая У и его подручного хуньчунского фуцутана Лай Цзыньюня. Китайцы требовали у манз, проживавших в России, подчинения исключительно китайским законам и властям.

В середине марта 1882 года в долине Сучана, в районе той самой переправы, на которой манзы избили казаков-лаомаодзы, состоялась сходка местных китайцев, корейцев и манз. Всего в собрании приняли участие около 300 человек, пришедших на встречу с будущим начальником Сучана откуда только можно. Старшина Ю Чинкуй показывал всем белый хрустальный шарик, щеголял новой офицерской шапкой и восседал под шелковым знаменем; вид у него был торжественный и спесивый настолько, насколько нужно было для того, чтобы собравшиеся поверили, что перед ними не очередной капитана хунхузов, а настоящий (как о том написано в приказе самого даотая У) начальник Сучана.
Но, видимо, либо поза и спесь Ю Чинкуя убедили не всех манз, либо вызвали недоверие какие-то особенности стяга, либо просто в тот день звезды легли не так, но среди собравшихся нашелся один крещеный русскоподданный кореец по имени Иван, который встал и заявил:

– Твоя шанго обманщик! Твоя тогда ходи кафтана носи, потома фангули. А теперя твоя – капитана? Твоя обманщик и хунхуза твоя! Тьфу!

Сбиваясь с общего для всех присутствующих кяхтинского пиджинга на корейский и китайский, кореец Иван рассказал, что Ю Чинкуй никакой не чиновник, а разбойник и что настоящего чиновника из Хуньчуня, посланного даотаем У оберечь мирных манз от хунхузов, Ю Чинкуй убил и завладел его хрустальным шаром, шапкой, знаменем и всем остальным, что в доказательство своей власти демонстрирует собравшимся. Более того, Иван клялся и божился, что вместе со своим знакомым китайцем Маджой он может показать место, где убийца похоронил настоящего чиновника.

Но как ни доказывал кореец, как ни проклинал, а поверили не ему, а Ю Чинкую. А по прошествии какого-то времени и сам кореец пропал куда-то. Говорили, что подался то ли во Владивосток, то ли в Никольское, а может, подрядился на работу какую… Ю Чинкуй же собрал в долине Сучана под своим знаменем ополчение в 240 вооруженных человек и приступил к тому, что считал правильным. Первым делом направил известным бандитам долины предложение или уйти с его земель, или влиться в отряд, или быть уничтоженными. Хунхузы поступили по своему разумению: кто-то действительно покинул Сучан, кто-то встретил смерть. Но были и те, кто со своими небольшими бандами пополнил «армию» начальника Сучана. Известны четыре имени ближайших помощников Ю Чинкуя. Вот они – Хуюн Фа, Пын Сай, Сю Футай и Ли Фуй.

После покорения хунхузов и даже во время его Ю Чинкуй стал вершить суд и выносить приговоры местному манзовому населению, обкладывая его данью. Более того, в какой-то момент Ю Чинкуй стал посматривать и в сторону русских поселенцев с намерением залезть и в их доходы. Такой интерес Ю Чинкуя к материальной стороне дела привел к тому, что весной 1882 года русские и корейские земледельцы, боясь приступать к полевым работам, стали покидать плодородную долину. И этот исход, в свою очередь, привел к тому, что российские власти всерьез озаботились проблемой схожей. 

Одним из главных вопросов при создании свободного от российского влияния Сучана был вопрос вооружения «армии» Ю Чинкуя. В самом деле, где манзы могли взять необходимое для ополчения вооружение? И тут на сцену опять выходит владивостокский владелец банковок незаметный Ли Цзыфан.

Встреча богатого, но незаметного домовладельца и хуньчунского фуцутана, о которой нам достоверно известно только то, что она имела место быть, по всей видимости, решила ряд проблем Ли Цзыфана (в частности, проблему с пиратами И Юном и Фан Шаном), но тем не менее обозначила долг Лай Цзыньюню. Известно, что люди Цзыфана встречались с торговым представителем американского торговца Т., чьи две шхуны ходили в японские и китайские порты и могли доставить относительно современное вооружение, в том числе и пушки, практически в любую бухту Приморья или Корё. 

Как раз одна из шхун предпринимателя К. в конце марта 1882 года стояла в бухте Кангауз. С нее на джонки и лодки выгрузили несколько десятков ящиков. После чего шхуна ушла, а длинные ящики перегрузили на подводы и увезли на север. И перегрузкой, и транспортировкой занимались китайцы. Сделали все быстро, но недостаточно незаметно. О том, что какая-то шхуна выгружала в Кангаузе контрабанду, было донесено властям, но не пойман – не вор, доказать не было ни сил, ни времени, ни желания: в те времена контрабанда была делом самым привычным, большим грехом не считалась, и даже известные купцы, такие как Яков Семенов, ее не сторонились…

Начальник Сучана обосновался в среднем течении реки, откуда мог посылать свои отряды и вниз, до самого залива Америка, и вверх – туда, где река брала начало. Кроме того, отряды Ю Чинкуя через перевалы доходили до долины Цимухэ, а на север – до имения Купера в бухте Пластун. Впрочем, большим планам начальника Сучана сбыться не удалось…

В марте генерал-майор Баранов отправил на Сучан подполковника Винникова с командой в 50 человек (наступление с устья реки) и полковника Рябикова с ротой количеством около 100 человек (двигающихся от истоков реки), поставив им задачу разогнать манзовое ополчение и пресечь мятеж (а именно так это и воспринималось российской администрацией).

Поход был изнуряющим. Мало того что казаки не знали местности, так еще и затянувшаяся весна с только что вскрывшимися ото льда речками. Роте же полковника Рябикова пришлось искать тропы и перевалы и обходить речные скалистые прижимы. Продвигались крайне медленно. Местные же манзы, видимо, помня события 1868 года, даже если не вредили отрядам, но ничем и не помогали, вероятно, считая «белых» казаков (хотя в обоих отрядах было достаточно забайкальцев с монгольскими и бурятскими корнями), в отличие от «желтых» ополченцев, чужими, которым нет никакой веры. Так что внезапного удара по «войску» Ю Чинкуя не получилось. Едва узнав о приближении крупных сил русских, Ю Чинкуй скрылся, впрочем, оставив казакам свою офицерскую шапку, указ о назначении его правителем Сучана, распоряжение о строительстве укреплений, печать, знамя (этим трофеям предстояло сыграть роль неопровержимых доказательств того, что за Ю Чинкуем стоят власти Маньчжурии), небольшое орудие, четыре пуда пороха, 30 ружей и револьверов и тысячу патронов к ним.

Но ополченцы не просто разбились на мелкие группы и безобидно ушли на территорию Цинской империи. 

Купец Купер, прибывший морем в залив Пластун 27 апреля, обнаружил разграбленным и сожженным свой дом. Под пеплом он нашел тело своего сына и приказчика-китайца. Труп другого сына находился на манзовой молельне. Скот Купера был уведен, а имущество на сумму в 23 тысячи рублей разграблено. Для поиска этого отряда бандитов, зашедших так далеко на север, был направлен чиновник Херсонского отряда с командой в 25 человек. Но, увы, хунхузов и след простыл. 

Это преступление послужило причиной того, что в срочном порядке учредили морской надзор за русским побережьем. Плюс из Хабаровска на сухопутную границу к станциям Буссе и Графской (это в районе Имана) было отправлено еще два отряда, чтобы отрезать возможные пути отхода китайцев.

События весны 1882 года, конечно же, не имели большого резонанса в Российской империи, но тем не менее привлекли внимание к далекой дальневосточной окраине, находившейся на правах недавно выторгованной у Цинской империи колонии и остававшейся, по сути, военным постом, хоть и с явным стремлением к «огражданиванию» жизни. 13 мая 1882 года генерал-губернатор Восточной Сибири доводил до сведения министра иностранных дел, что территории по рекам Сучан и Даубихэ контролируются российскими воинскими командами.

На Сучане были размещены рота Восточно-Сибирского линейного батальона под командованием штабс-капитана Порохина, четыре казачьих взвода и дивизион горной артиллерии под общим командованием подполковника Винникова (того самого, кто с 50 казаками поднимался по Сучану от его устья). 

Тем временем пограничным отрядом были задержаны, закованы в кандалы и препровождены в никольскую тюрьму сподвижники Ю Чинкуя – манзы Хуюн Фа, Пын Сай, Сю Футай и Ли Фуй. Выдача этих хунхузов была проведена цимухинскими китайцами, враждебно относившимися к Ю Чинкую, взимавшему с них дань. Цимухинцы также дали показания об отряде начальника Сучана. 40 человек ушли за кордон в районе Никольского поста. Искать их теперь было бессмысленно.

А в начале лета в деревню Санчагоу, что напротив русского Полтавского караула, прибыли Лай Цзыньюн и его помощники. Фуцутан пригласил пограничного комиссара для переговоров по поводу китайцев, томящихся в никольской тюрьме. Однако узнав, что российские власти располагают документальными свидетельствами участия китайской администрации в формировании на территории России ополчения Ю Чинкуя, китайцы уклонились от встречи с пограничным комиссаром Матюниным. После этого военный губернатор Баранов представил проект о новом устройстве полицейских учреждений в крае. Рекомендовалось выделить сумму в 20 800 рублей и учредить в Южно-Уссурийском крае несколько полицейских и переводческих должностей. Провозглашалась политика «приручения и выселения». Эти предложения были высочайше одобрены после прохождения проекта через МВД и комитет министров…

Раз в неделю Ли Цзыфан надевал особый красный шелковый халат и, попив чая, устраивался на подушках. Служанка, купленная по его поручению в Шанхае и привезенная еще с десятью кунами во Владивосток, своими маленькими ухоженными ручками скатывала крохотный (на одну затяжку) шарик опия, помещала шарик в нефритовую чашечку трубки с длинным чубуком, подносила трубку к губам хозяина, и Ли Цзыфан вдыхал в себя дым. Операция повторялась четыре раза. Именно четыре, не больше и не меньше, Ли Цзыфан таким образом бросал вызов смерти (потому что «4» – это и есть смерть), откинувшись на подушки, не замечая того, как служанка, поклонившись господину, покидала комнату. Раз в неделю, не чаще и не реже, Ли Цзыфан, смежив веки, грезил и среди образов лис, оборачивающихся девами, и дев, оборачивающихся кайманами (как о том написано в книге древнего правителя области Шень), следил за полетом золотого дракона. Иногда в этих видениях к Ли Цзыфану приходили идеи, иногда Ли Цзыфан, проснувшись утром, помнил эти идеи и делал все для того, чтобы воплотить послания духов и иных миров в реальность.

Вот и сегодня Ли Цзыфан надел красный халат, выпил чая и устроился на подушках. Третьего дня ему принесли новость о том, что ополчение на Сучане разогнано, главари шаек или пойманы, или разбежались, а русские ставят свои посты повсеместно. Ну что ж, все идет своим чередом, ничего не надо торопить. Деньги лежат повсюду, просто нужно приложить силы и поднять их. Не так, так по-другому, не сегодня, так в другой раз… 

(Из книги «Органы МВД Приморья: 160 лет на страже порядка»)