Не в селедке счастье…

Давненько мы не обозревали редакционную почту. А писем тем временем накопилось немало, и все они по-разному поучительны. Очень интересны, например, послания, посвященные родословным приморцев. Да наши читатели проделали практически научную работу! Много добрых, трогательных писем рассказывают о простых жизненных ситуациях. Но просты они только на первый взгляд, потом понимаешь, насколько эти мысли глубоки, близки каждому из нас.

Пока не поздно

Именно с такого письма и хотелось бы начать наш обзор. Его автор подписалась скромно: «Бабушка из Артема». 

«Здравствуйте, уважаемая редакция газеты «Владивосток», – пишет читательница. – Я живу в Артеме, мне 77 лет. Получив в начале осени пенсию, решила сходить на рынок. Кое-что купила, на что-то только посмотрела. Потом подошла к рыбному ряду. И обрадовалась, увидев изобилие рыбной продукции. Но мой восторг очень быстро улетучился, когда пригляделась к ценам. Самое дешевое, что там было, – селедка, которая стоила 200 рублей за кг. Вот ее я могла купить. 

Может быть, я это произнесла вслух, потому что вдруг почувствовала, что мне в руку вложили деньги. Именно не протянули, а вложили в ладонь. Я растерялась, заплакала и, подняв глаза, увидела молодого человека. По возрасту – моего внука. Не помню, поблагодарила его или нет, а он уже ушел. И если, может быть, вспомнит, как на рынке в Артеме дал бабушке 200 рублей, я желаю ему здоровья и счастья… 

Купила я селедку, и вспомнился мне случай из далекой молодости. Встала я как-то в очередь за баночной селедкой. Была тогда такая, многие помнят, крупная, вкусная. Передо мной стояла бабушка, старенькая, худенькая, в руках держала стеклянную полулитровую банку. Кто стоял с пакетом, кто с сумкой, а она с баночкой. Посмотрела я на ее руки, которые держали эту баночку, и сердце у меня сжалось. Это были не руки, это были корни старого сухого дерева. И я подумала: «Сколько же эти руки сделали за свою жизнь»…

Тут подошла очередь бабушки, она протягивает баночку продавщице и просит: «Доченька, налей мне рассольчику из банки, я сварю картошку и в него помакаю». И тут уже мое сердце не просто сжалось, а, как говорят в народе, облилось кровью. Я знаю, что такое голод. Я попросила продавщицу взвесить мне две самые крупные, самые красивые селедки и отдала их бабушке. Она была так благодарна мне, а я была счастлива: на душе у меня было тепло и светло. Я купила и себе две селедки и пошла домой… 

Люди, спешите делать хоть маленькое, хоть большое добро. Оно к вам обязательно вернется! Пускай и не в материальном виде, но вам будет так радостно и хорошо на душе. Спешите, потому что может оказаться уже поздно».

К этому письму прибавить нечего, кроме благодарности нашей читательнице за светлые и добрые слова.

Какие фамилии Приморье заселяли

А читательница из Партизанска Т.А. Деменок сделала краткий экскурс в историю своей родословной, рассказав заодно о быте первых приморских поселенцев. 

«В Шкотовском районе есть село Майхэ (сейчас Штыково), образовано оно было переселенцами из европейской части Российской империи, – пишет она. – 10 марта 1883 года из Одессы в Южно-Уссурийский край на пароходе «Петербургъ» отправились крестьяне сел Кожаны и Яловка Мглинского и Суражевского уездов Черниговской губернии. 
20 апреля они, 185 душ, прибыли во Владивосток и немедленно были доставлены на паровой шхуне «Ермак» к устью реки Майхэ. Село крестьяне начали строить на правом берегу реки в четырех верстах около древнего земляного укрепления. На семью выделялось: изба, пара волов, корова. Ходокам – по 15 рублей в месяц кормовых денег в течение года. 

Переселенцы были из местности, представлявшей полосу между белорусами и малороссами. Преобладание белорусов замечалось по внешнему виду – большинство людей малорослые и белокурые. Всего прибыло 27 семей, из них 14 из села Кожаны, 10 из Яловки и три приписанных семьи: Дубровские, Шпилько, вдова Кожемякина. Прибыли такие фамилии: Понамаренко, Деменок, Буренок, Кротенок, Лиственок, Загородний, Мельников, Чирков, Яцков, Дворцовый, Шевцов, Бурый, Трегуб, Козел, Мурачев, Голик.

Селились переселенцы не в глубокой тайге, а в местностях, освоенных ранее китайцами, в основном по берегам рек. Китайцы жили в фанзах, выращивали кукурузу, мак (на опиум), а на зиму уходили в Китай к своим родным. Во Владивостоке было много китайских лавочек, и китайцы ходили по селам переселенцев, разносили свою продукцию: конфеты, бусы, брошки, мелкую утварь. 

Постепенно китайцев отправляли на родину. От них остались названия городов и сел: Сучан (Партизанск), Иман (Дальнереченск), Тетюхэ (Дальнегорск), Манзовка (Сибирцево), Батальянза (р. Артемовка), Цемухэ (р. Шкотовка), Топаза (станция АртемГРЭС), Лянчихэ и много других. Переименовали населенные пункты на русский лад после Даманских событий…

Из рассказов старших помню, что поселенцы жили хорошо, в достатке. Земли имели столько, сколько могли обработать. Налогами не облагались, жили натуральным хозяйством, а зимой мужчины уходили на лесозаготовки для Японии. Имели возможность покупать во Владивостоке промышленные товары. Дома строили из хорошего кедра, крыши крыли английским железом, внутри дома – деревянные полы из лиственницы, стены беленые, потолки высокие, никакой речи не было о соломенных крышах и земляных полах, как в деревнях на западе. 

Кроме материальной стороны была еще и моральная. Вся деревня из одних мест, дальше все переженились, сроднились. Все свои. Как можно обидеть своего? Потому жили общиной, был староста, руководил народом. Все делали сообща, помогали нуждающимся семьям. Ни заборов, ни замков. Работали толково, были все хорошими тружениками. Все сами делали: строили, ремонтировали, печи клали, сани, телеги, хомуты, одежду ткали, шили, вязали. Себя и животных лечили, знали, какую культуру где выращивать. Пьянок не было. На гуляньях – медовуха, брага. Умели веселиться, жили дружно, весело.

Ушел этот деревенский уклад жизни и вряд ли вернется. Надо учесть, что в то время не было электричества, потому и селились вдали от цивилизации, не было машин, на телегах ездили во Владивосток на рынок. А сейчас образ жизни изменился. Нужны свет, вода, транспорт, медицина, школа, магазины и т.д. Поэтому из деревень убегают последние жители… 

Хотелось бы узнать, живут ли еще где-то люди с фамилиями Деменок и Гутник (по материнской линии)?»

 Знать, помнить и хранить историю семьи, свои корни – это большое дело. И, как видно из рассказа нашей читательницы, по родословной одной семьи отлично прослеживается история Приморья и России. 

Не колокол, а сигнал

Часто нам приходят и письма-отклики на наши статьи. Люди делятся своими наблюдениями по теме, а бывает, указывают на неточности. Так случилось и с материалом «Когда ударил в рынду президент» в номере за 26 сентября. Наш читатель из Владивостока В. Трухно, руководитель детского морского клуба «Меридиан», написал, что слово «рында» в заголовке неуместно.

«Часто по незнанию колокол называют «рындой», хотя русские словари говорят, что «рында» – это специальный сигнал из ударов в судовой колокол, подтверждающий о наступлении истинного полудня по судовому времени, – объясняет он. – И происходит от английского ring the bell (звон в судовой колокол особым боем в три темпа в соответствии с таблицей отбивания склянок).

Судовой колокол – ударный звуковой инструмент по форме полной срезанной груши. Судовые ходовые вахты в основном имеют продолжительность по четыре часа. Всего их шесть. И первая вахта начиналась с сигнала «Рында»…» 

Также наш уважаемый читатель приводит еще три значения слова «рында», и мы искренне благодарны ему за этот интересный экскурс в этимологию. 

Дорогие читатели, все письма, которые приходят в редакцию, мы внимательно читаем и бережно храним. Одни из них становятся поводом для написания статей, другие принимаются в обзор. Но каждое письмо для нас – это приятная новость. Нам интересно, что пишете вы, так же как вам – что пишет газета «Владивосток».

Автор: Сергей ПЕТРАЧКОВ