Боялся, что война без меня кончится…

На праздновании 75-й годовщины разгрома немецко-фашистских войск на Курской дуге участник тех смертельных и переломных для нашей страны боев Исаак Ланцман из Владивостока оказался самым дальним гостем. Никто в Курске не хотел верить, что 95-летний ветеран Великой Отечественной войны, получивший в том сражении тяжелое ранение, прибыл на торжества с берегов Тихого океана. А он еще силен телом и бодр духом и даже, как фронтовой радист, насвистывает мотив морзянки.

С вернувшимся из Курска полковником медицинской службы в отставке Исааком Ланцманом встретился корреспондент «В». 

– Исаак Семенович, вы второй раз подряд посещаете юбилейные мероприятия, в которых чествуют ветеранов Красной армии, разгромивших в конце августа 1943 года гитлеровские войска групп армий «Центр» и «Юг». Нынче там побывал президент и Верховный главнокомандующий РФ Владимир Путин. А какие еще отличия были между двумя поездками 2013 и 2018 годов?

– В прошлый раз ветеранов по желанию возили к месту танкового сражения под Прохоровкой. Это южнее Курска. На сей раз участники тех далеких событий побывали на Тепловских высотах – это северный рубеж обороны Центрального фронта, где смертью храбрых пало более 40 тысяч наших солдат и офицеров. Там же побывал и Владимир Путин, он осмотрел построенный и стилизованный под наблюдательный пункт с землянкой командующего фронтом генерала армии Константина Рокоссовского. А вот о Прохоровке организаторы нынче не вспоминали. Может, потому, что это место находится в Белгородской области?

А так все было на высшем уровне. Администрация Владивостока вновь стала инициатором поездки делегации городского Совета ветеранов и оплатила расходы. В Курске нам предоставили лучшую гостиницу и автотранспорт. Мы побывали на параде Победы с участием пеших расчетов, боевой техники и авиации Западного военного округа, осмотрели музейно-мемориальный комплекс «Курская дуга», возложили цветы к памятнику маршалу Георгию Жукову, к постаменту «Курск – город воинской славы» и на братские могилы. На приеме губернатора Курской области ветераны выпили фронтовые 100 грамм.

– Исаак Семенович, а на фронте давали 100 грамм?

– Давали только находившимся на передовой позиции. Чаще водку, иногда разведенный спирт, кому-то и коньяк доставался. Может, не каждый день, но часто, когда старшина роты получал приказ от вышестоящего командования. Могли дать утром, или в обед, или к вечеру – точного распорядка не существовало. В штабах или в резерве подобного не было. Но всегда и для всех военнослужащих спиртное давали перед началом наступления. 

Пьяным никто не бывал. Но лично я пил крайне редко. Молод был, еще и 20 лет не стукнуло, не любил алкоголь, поскольку до войны активно спортом занимался. Да и служба не позволяла. Ведь каждый день да через день приходилось по многу часов на рации «сидеть», эфир прослушивать, приказы передавать, доклады принимать.

– Со страхом как боролись? 

– Страх безразмерный находится внутри одного человека. А когда вокруг тебя много таких же ребят в форме, то страх уже делится пропорционально на всех и каждому становится не так боязно. Зато когда ты ночью один стоишь в карауле, то у тебя на душе тревожное чувство. А зимой чаще боялись замерзнуть на посту на открытом воздухе. Морозы стояли сильные, а ты в шинели и ботинках с портянками-обмотками. Потом стали выдавать нательное теплое белье, ботинки по ленд-лизу. Но и зарубежная обувь, которая сначала казалась качественной, в условиях войны быстро приходила в негодность от сырости. Валенки и телогрейки для караульных также появились не сразу.

– А что еще из личного довольствия полагалось на фронте?

– Каждый вечер старшина выдавал предназначенный для следующего дня паек – хлеб, сахар, вяленую или сушеную рыбу. Можешь сразу съесть, а можешь и сохранить. Кашу и чай на передовую подносили в термосах днем. Мне кажется, чаще всего готовили пшенную кашу с салом, мне она нравилась, было очень вкусно и сытно. Горячая еда была лишь при отсутствии активных боевых действий. Но, когда мы отбивали вражеские атаки или сами шли в наступлении, в позиционных перестрелках об этом думаешь в последнюю очередь. 

Еще полагалось табачное довольствие. Махорка – две или чуть больше пачки в месяц, иногда дешевые папиросы. Никому никогда этого не хватало до следующего пайка. Заядлые курильщики выменивали табак на сахар у малокурящих. Я поначалу курил, курение взбадривало во время длительных дежурств, не давало заснуть по ночам. Но потом и вовсе от табака отказался. Почему? Некурящим раз в месяц стали давать 300 граммов конфет или сахара. Один раз даже шоколад выдали. Вот я и бросил курить. 

А что касается других радостей, то вот мылись мы, когда получится. Помню, на одной из железнодорожных станций под Москвой отвели в баню. Одежду сдавали на прожарку, а сами отправлялись в душевую. Против вшей нам выдавали специальное мыло. А в бане были проблемы с водой, только намылились, а вода из кранов не идет, но потом вдруг как польется ледяная вода, а потом кипяток. В общем, весело было. Так ведь понятно, не мирная жизнь. 

– А как поступали с трусами и дезертирами?

– Очень просто. Когда таких выявляли, то после быстрого расследования и трибунала ставили в стенке. Вернее, перед строем зачитывали приказ и расстреливали. Чаще всего выявляли самострелы и членовредительство, к примеру, в госпиталях были такие, кто специально нагнаивал свои раны.

– Расскажите подробнее о своем боевом пути.

– Я родом с Южного Урала. В 1941 году ничто не предвещало войны. Я учился в десятом классе средней школы. Был членом школьного комитета комсомола. Занимался сразу несколькими летними и зимними видами спорта. В июне с приходом каникул отправился вожатым в пионерлагерь под Оренбургом. А когда начались боевые действия, в наш пионерлагерь стали поступать раненые. Я с товарищами помогал их принимать и размещать, ухаживал, кормил тяжелораненых, организовывал концерты.

В сентябре 1941-го меня вызвали в райком комсомола и рассказали, что готовится запись добровольцев в парашютно-десантные войска и лыжные батальоны. А мне самому хотелось на фронт, но призывная повестка не приходила. Я написал заявление, прошел медкомиссию и получил направление в лыжный батальон. И вот представьте себе картину: осенний Оренбург, льет дождь, а по улицам шагает группа добровольцев с домашними лыжами на плечах. Попали в запасную часть под Казанью. В ближайшем лесу занимались лыжной подготовкой, нас обучали опытные спортсмены. Но для меня лично это продолжалось недолго. Армии были нужны люди со средним образованием. Поэтому спустя некоторое время несколько человек отобрали и отправили в другую учебку. Там я до января 1942 года познавал радиодело. Присвоили позывной – Лис. Несколько недель вместе с другими свежеиспеченными радистами еще тренировался в зоне боевых действий в Подмосковье. И постоянно передавал командиру рапорты с просьбой отправить меня на фронт. Как и многие другие сверстники, боялся, что война без меня кончится.

– И когда же попали на передовую?

– В конце января или в начале февраля 1942 года определили в роту связи 250-й стрелковой дивизии, впоследствии ставшей Бобруйской Краснознаменной и ордена Суворова 2-й степени, давшей Родине восемь Героев Советского Союза. Воевал в составе Калининского и Северо-Западного фронтов. А вот общевойсковые армии часто менялись – нашу дивизию, имевшую в своей основе пограничников, бросали на самые сложные и опасные направления. Были под Калинином, под Клином, под Старицей, под Ржевом.

Более всего запомнилось участие в наступательной операции в районе города Демянска, когда нашему соединению удалось завершить окружение 16-й полевой армии вермахта. Целый год постоянных изматывающих боев на стыке Калининской, Псковской и Ленинградской областей. Сплошные леса и болота. Но именно там зажали и разгромили отборные гитлеровские части. Радистам приходилось все время быть на передовых позициях, чтобы оперативно отправлять сообщения в штаб обо всех изменениях ситуации, напрямую передавать приказы.

В марте 1943 года нашу дивизию вывели в резерв, на короткий отдых и пополнение. А через три недели ввели в состав 35-го стрелкового корпуса 63-й армии Брянского фронта. Так я попал на Курскую дугу.

– Исаак Семенович, какие воспоминания остались об этой битве?

– Сражение происходило на равнине. Каких-либо укрытий в виде лесов и перелесков, сопок или оврагов было минимум. Идеальное место для танковых сражений, а вот для укрытий мало что было пригодно. Поэтому постоянно приходилось прижиматься к земле в открытой степи. 

4 июля 1943 года мы заняли позиции на переднем крае, расположились в небольшой балке, поросшей кустарником. За позициями радистов размещались наши минометчики. Естественно, что фашисты хотели подавить их своим огнем. В итоге мы все время находились в зоне обстрела. 11 июля один из немецких снарядов разорвался недалеко от меня. Осколок попал в ногу. Я взглянул и увидел, что сапог наполняется кровью, снял брючный ремень и наложил жгут выше колена. 

Товарищи вытащили меня из-под обстрела, доставили в госпиталь в город Ефремов. У меня была повреждена кость, помню адскую боль. Мне промыли рану, привязали к столу, чтобы не дергался. Врач уже приготовился к операции, как вдруг начался налет немецких самолетов. Медики спрятались в укрытие, а меня оставили к столу привязанным. Налет кончился, врачи вернулись ко мне… А через 2 дня, 13 июля, мне исполнилось 20 лет.

– Что было потом?

– В прифронтовом госпитале пробыл недолго. На лечение отправили в тыловую санчасть. Несколько месяцев провел в Кисловодске. Там же врачебная комиссия меня комиссовала из-за тяжести полученного ранения. 

В 1944 году вернулся домой. Специальности не было. Поэтому пошел учиться в медицинский институт. После распределения попал в Алтайский край, трудился хирургом в медсанчасти завода «Алтайсельмаш» города Рубцовска.

Потом пошел служить, попал на Тихоокеанский флот. В запас увольнялся начальником отделения рентгенологии 239-го госпиталя в звании подполковника медицинской службы.

– Какая из боевых наград самая ценная для вас?

– Солдатская медаль «За отвагу». А вообще, самое дорогое для меня – моя семья, супруга, две дочки, внуки. Судьбой я щедро одарен, – поделился в завершение беседы Исаак Семенович. – Хоть и был тяжело ранен, но остался жив. А 20 миллионов человек, воевавших, как и я, остались на той войне навсегда. Светлая им память!

Автор: Николай КУТЕНКИХ