История о гадком утенке и настоящей любви

Решение усыновить ребенка может сделать мир лучше. Хотя бы мир одного ребенка

13 июнь 2018 Электронная версия газеты "Владивосток" №4343 от 13 июнь 2018

К сожалению или, может, к счастью, родителей не выбирают. Кто-то появляется на свет в любящей и доброй семье, а кто-то сразу после рождения становится ненужным своим родителям. Так произошло и с Ангелиной. Папа в тюрьме, а мама сильно болеет – так объясняют малышке в новой семье алкоголизм ее родной матери. Она была обречена на детдомовское сиротство…

 

Нелегкий шаг


Три года назад семья Прилепко из Владивостока решилась на шаг, изменивший жизни как минимум пяти человек: Елены, Юрия, их двоих сыновей, Володи и Саши, и Ангелины, девочки из Дома ребенка. Три года назад семья Прилепко стала больше на одного человека, но начало этой истории вряд ли похоже на сказку.


– Если честно, я всегда мечтала о дочке, – вспоминает Елена. – Но дважды повезло на мальчишек. Через полтора года после свадьбы у нас родился Вова, а еще через два года появился Саша. Но мечта о дочке не уходила. 


– Значит, взять ребенка из детдома было вашей идеей?


– Как раз наоборот – это была идея мужа. Я тоже думала о том, чтобы взять ребенка из детского дома, но у меня не было каких-то временных границ, думала: когда-нибудь. Пять лет назад зашел разговор о том, что в нашей семье не хватает девочки, муж впервые предложил задуматься об усыновлении. Эти разговоры повторялись все чаще, и их тон был таким, что стало понятно: это серьезное намерение со сроком не когда-нибудь, а именно сейчас. Тогда я испугалась, говорила: «Зачем это?» Уверяла, что и сама смогу родить. Думала, что усыновляют в основном те семьи, которые не могут родить сами либо уже в том возрасте, когда самим рожать поздно. 


– Сколько времени прошло от начала этих разговоров до сбора документов?


– Муж уговаривал меня два года, сначала потихоньку, потом разговоры становились все чаще и чаще. И вот в этот период наши близкие друзья усыновили мальчика. Когда я его увидела, у меня пропало все желание, я даже думать об этом не хотела!


– Чем вас так напугал этот мальчик?


– Когда они его забрали, ему было меньше двух лет. Но на него было страшно смотреть: он был похож на робота. Дети в год и восемь месяцев так себя не ведут. Возможно, его били воспитатели, потому что говоришь ему нельзя, и он тут же прячет ручки за спину. Говоришь одеваться, и он молча сразу одевается, говоришь спать, и он в ту же секунду ложится. У него не было абсолютно никаких эмоций. Мне было его ужасно жалко, но вместе с этим было очень страшно. Я поняла, что не готова взять на себя такую ответственность.


– Почему ваше мнение изменилось?


– Эта ситуация с нашими друзьями произошла в первый год наших с мужем бесед об усыновлении. И весь тот год я была в состоянии страха. Но постепенно это все как-то стало отступать, уходить. Потом мы решили обсудить все с мальчиками. Сыновья восприняли эту идею на ура и стали терроризировать нас с Юрой: «Когда мы уже заберем девочку? Почему все так долго? Почему мы не можем ее уже забрать? Ей же там плохо! Мы будем ее любить!» Самое интересное, что они еще даже не знали эту девочку, даже мы ее не знали! В общем, мои парни мучили меня втроем, и я решилась.


Мы пошли в школу приемных родителей, потом вступили в альянс «Приморье без сирот», пообщались с другими приемными семьями, ну и в конце концов решились подать документы на усыновление. Пока собирали бумаги, появилось четкое понимание, что мы должны забрать ребенка, причем сразу, а не так, что, может быть, походим, повыбираем. Пока мы проходили все эти формальные этапы, возникло четкое осознание: моя цель – взять ребенка. 


«Мы не товар выбираем»


– Зачем вы вообще все это затеяли? 


– Мы верующие люди. И чувствовали внутри желание помочь кому-то. Многие помогают материально, относят вещи и игрушки в детский дом. Но нам этот вариант не подходит, так что мы решили сделать лучше мир хотя бы одного ребенка, взяв его в семью. 


Я придерживаюсь такого мнения: лучше сделать. Жизнь одна, и в конце можно сожалеть об упущенных возможностях, но тогда уже не будет сил и времени все исправить. 


– Как вы выбирали девочку? Почему именно Ангелина?


– У нас было несколько критериев. Нам было важно взять ребенка без особых отклонений по здоровью, чтобы не был инвалидом. И еще был важен возраст: от трех до пяти лет. Я не хотела бросать работу, планировала взять отпуск на два месяца, а потом отдать дочку в детсад. 


Поиски начали во Владивостоке, но здесь не нашлось детей подходящего нам возраста. Следующим пунктом стал Артем. К счастью, нам попалась удивительная сотрудница опеки, которая сама хочет, чтобы дети попадали в семьи. Она посмотрела на нас и сказала, что есть замечательная девочка трех лет. И что еще немного, и она попадет в ужасные в моральном плане условия детского дома, где ей придется выживать. Нам показали ее фотографию. Это был кошмар, конечно! Она была прямо чучундрочка, такая страшненькая, неказистая… Муж поморщился, даже не захотел с ней знакомиться. Но мы поговорили и решили, что не за красоту берем, что будет красивая, если будем любить ее, что самое главное – сделать человека счастливым. 


Назначили встречу с Гелей, ждали ее в кабинете. Вошла забитая, сжатая девочка с воздушным шариком. В глазах – ни капли радости, она даже в глаза не смотрела, когда говорила. Но когда мы ее увидели, поняли, что мы не товар выбираем, не домашнее животное, что мы не имеем никакого права выбирать! Нам этот ребенок подходит: здоров, активен. Остальное мы исправим. 


Испытание на прочность


– Были сложности в совместной жизни?


– Я думала, что первое время будет сложно Ангелине, но нет: было сложно нам. Этот процесс адаптации был невыносимым для всей семьи – и для нас, и для детей. Геля проверяла нас на прочность практически целый год: рвала обои, все ломала, била. Помню, мы с мужем выскочили на десять минут в магазин, оставили ее с мальчиками.

 

Возвращаемся, а Геля уже сходила в туалет посреди комнаты, все это размазала, телевизор чупа-чупсом протерла. В садике тоже устраивала такие концерты, что воспитатели звонили мне и просили сделать хоть что-нибудь. 


В общем, она нас проверяла, выставляла себя в максимально негативном свете. Мне кажется, она, слыша, что мы ей говорим: «Доченька, мы тебя любим», пыталась проверить это, мол, а вот такой вы меня будете любить, а если я обои порву, нужна я вам буду? 


Конечно, нам было сложно в этот период, я плакала, срывалась. Но помогло то, что мы прошли школу приемных родителей, в которой психолог подробно разбирал подобные ситуации. Самое главное – говорить, что это не она плохая, а поступок плохой. Что мы все равно ее любим. 


Кроме того, мы ходили к невропатологу, он сказал, что девочка в умственном плане отстает в развитии на год. То есть на тот момент ей как бы было два года. В общем, помогли терпение, любовь и всевозможные развивающие программы. Сейчас, слава богу, все позади.


«Это наша дочь» 


– Как обстоят дела сейчас? Братья дружат с Гелей?


– Сейчас все отлично! Ангелина раскрылась, она очень открытый, любве-обильный ребенок. Она очень активная, может быть везде одновременно. Ходит на кружки: рисование, танцы. Направляем ее энергию в мирное русло. 


С мальчишками у нее отличные отношения. С младшим вечно во что-то играют, чем-то занимаются. Со старшим у них большая разница, могут поговорить, но такой дружбы нет, конечно.


– У вас нет страха относительно ее родителей? Как минимум из-за влияния генов, а как максимум – из-за того, что они могут объявиться и забрать Гелю?


– По поводу того, что они могут объявиться. Почти год Ангелина была у нас под опекой, и ее родители знали, где она, с кем она. За год у них не появилось желания ее увидеть, забрать. Сейчас мы официально ее родители, у нее наша фамилия. Это наша дочь. Теперь по закону ни один сотрудник органов опеки не назовет им «паролей и явок». Но если Геля в будущем захочет найти свою биологическую мать или отца, мы не будем против. Наоборот, поможем и отвезем, если для нее это будет важно.


Что касается генов… Я не боюсь. Я уверена, что все зависит от семьи, от воспитания, от круга общения. Да если каждый из нас посмотрит на свои гены, обязательно найдет там много неприятного, но это не значит, что все мы алкоголики и наркоманы. 


– Сама Геля знает, что она приемная дочь? Как вы разговариваете на эту тему?


– Мы не скрываем, что взяли Ангелину из Дома ребенка. С первого дня, как она появилась у нас, разговариваем об этом, все ей рассказываем. Она уже многого не помнит, а просто знает факты. Поначалу у нее были вопросы: зачем вы отдали меня тете Любе (это воспитатель в Доме ребенка)? Она думала, что мы ее родили, потом она жила с воспитателями, а потом мы снова ее забрали домой. Конечно, мы стали ей все объяснять, рассказывать, как было.


Мы говорим ей: «Тебя родила тетя (не называем ее мамой), но потом тетя сильно заболела (ведь алкоголизм – это болезнь) и не смогла тебя воспитывать, отдала тете Любе. Но потом пришли мама и папа, увидели такую красивую и замечательную девочку и решили, что она будет их дочкой». Конечно, это не постоянные какие-то разговоры, мол, «ты из детдома, не наша». Мы отвечаем на вопросы, все очень аккуратно ей рассказываем. Она понимает, что происходит, адекватно воспринимает это. У нее нет заниженной самооценки, она обычный ребенок, наш ребенок.

Автор: Анна МИРОНОВА