Барышня и капитан

Продолжение. Начало в номерах «В» за 17, 24, 31 мая, 7, 14, 21, 28 июня, 5, 12 и 19 июля.

После работы, если не было тренировок по аэробике, Аня шла к морю, в открытый солярий на втором этаже спорткомплекса «Юбилейный». Здесь за невысокой загородкой можно было, не боясь свежего ветра с моря, предаться солнцу.

Непривычная к морскому климату, Аня не знала, что майское солнце в этих краях недолговечно, а за ним наступит промозглый июнь, с туманами, мыгычкой – мелкой моросью и температурой воздуха как в марте.

В начале июня в берлоге стало сыро, холодно, неуютно. Придя вечером с работы, Аня решила протопить печь, чтобы согреться самой и согреть квартиру к приходу мужа. Андрей, смирившись с занятостью жены, проводил свое отпускное время с друзьями, как и раньше. Оно заполнялось походами в бары и выпивкой по домам у неженатых приятелей.

Накинув мужнину куртку, висевшую в коридоре на крайнем к выходу крючке, Аня пошла во двор за дровами. Холод обхватил лицо и руки. На голову она набросила капюшон, а руки автоматически сунула в карманы куртки. Правая рука наткнулась на бумажный конверт. «Андрею Космачеву. До востребования». Женский витиеватый почерк вывел и обратный адрес: село Домашлино, Боброва Люба.

Аня повернула к подъездной двери, ей было уже не до дров с печкой. Конверт был вскрыт, читать или нет? Правила хорошего тона говорили «нет», а внутренний голос – «да».

Холодность мужа, граничащую с грубостью, она могла списать на долгий рейс, тяжелую работу, психологическое напряжение в мужском коллективе. Да на все, что угодно, списать, только бы не знать, что там, внутри письма, от неизвестно какой Любы.

«Дорогой мой Андрюшенька! Пишу тебе с надеждой снова увидеть тебя. Я сейчас по хозяйству, копаюсь в огороде. Хорошо, что заехал ко мне по пути к маме, а то я уже сильно соскучилась по тебе. И хочу, чтоб ты снова к нам приехал, я тут с мамой своей поговорила, она подсказала мне знахаря в нашей деревне. Он собирает травки, мы вылечим твои почки, и все у нас будет хорошо.

Ты заметил, какой у меня хороший сынок? Правда, папаша у него козел, ни разу за мой рейс к ребенку не пришел. Надо за алименты требовать. Данилка спрашивает, когда дядя Андрей снова приедет, понравился ты ему. Может, мы все вместе в город переедем жить, ему же надо в хорошую школу, образование получить, чтобы стал таким же умным, как ты.

А я все время вспоминаю, как нам было хорошо на пароходе, я тебя люблю, твоя Люба. Видишь, как в стихах – Люба любит. Напиши, когда вырвешься из железной хватки твоей балерины, я буду встречать рейсовый автобус на трассе, чтобы быстрее увидеть тебя, мой любимый. Жду привета, как соловей лета».

Аня сложила листок в конверт, положила его назад в карман куртки, повесила ее в прихожей на крючок и легла в спальне. Ее начало трясти. Она ничего не понимала, сначала думала: может, двоюродная сестра в соседней деревне? Так ведь «дорогой мой, любимый». Сын от Андрея, что ли? Да нет же, какой-то папаша нерадивый, другой. Какие почки? У кого? Андрей ведь не жаловался ей, ничего у него не болит – значит, это не ему письмо! Как не ему? Космачеву, до востребования. Как и я давала телеграмму на Главпочтамт, когда билет купила из Москвы. А когда письмо написано? Может, это давно, до меня было? Надо встать, посмотреть.

Анюта, укутавшись от озноба одеялом, пошла в прихожую. Ноги ее были ватными, каждый шаг как гирями притягивался к полу. Да нет, увы, свежий штамп, 15 мая этого года. Да можно было и не смотреть штамп, там же ясно написано – «твоей балерины», значит, это уже после свадьбы.

Где этот адрес? Не та ли это деревня, мимо которой они ездили прошлым летом к свекрови? Аня еще пошутила тогда: «Смотри, какой указатель смешной – «Домашлино», твой дом тоже там, в домашней деревне?» А Андрей сказал: «Мой – в Васильевке, через десять минут отсюда по трассе, готовься к выходу».

Озноб прошел, и Анне стало жарко. Скинув одеяло, она лежала с открытыми глазами и смотрела в деревянный короб над собой. На лбу собралась испарина. Аня смахнула ее краем одеяла, лоб показался горячим. Термометр, что принес вместе с лекарствами осенью доктор Веркин, показал температуру 38 градусов.

За окном стало уже совсем темно, когда пришел муж.

– Анюта, что-то холодно у нас, может, печку растопить? – Андрей прошел в комнату и увидел Аню, лежащую на кровати. – А ты чего это? Еще рано спать, давай ужинать, есть что поесть?

– Мне нездоровится, поужинай бутербродами с чаем, колбаса в холодильнике лежит.

Аня не знала, нужно ли спрашивать о письме. Потом ведь придется услышать, кто такая Люба. И что у Андрея с ней.

«А если он скажет: да, у нас любовь, а ты мне больше не нужна, и тут же соберет сумку и уйдет? Что буду делать я? А так он молчит ведь о ней, хотя уже больше месяца прошло, как он вернулся из рейса. Съездил к ней в деревню, с сыном ее играл, наверное, раз понравился мальчишке. Сколько ему лет, интересно? Раз в школу хорошую хочет устроить, наверное, малыш еще совсем. Кто из нас ему важней? Может, это просто случайная связь на пароходе, рейс длинный, не удержался…»

Аня искала оправдания мужу, но черная змея предательства обвивала ей шею и мешала дышать. Она встала, нашла в коробке с лекарствами аспирин – доктор сказал пить его при температуре.

– Что-то ты разболелась неожиданно, утром же все нормально было? – Андрей раньше не видел жену в таком состоянии, и это его напрягало. Неспособный сочувствовать или сопереживать, он только и мог сказать:

– Ложись спать, может, к утру пройдет.

Утром Аня действительно пришла в норму. Ни температуры, ни озноба. Только горечь в сознании. Держаться за брак двумя руками? Поехать в Домашлино и поговорить с этой Любой? Устроить Андрею сцену из-за письма?

Все эти варианты Анна отмела с порога как чуждые ее натуре. Расправив плечи, она пошла на работу, запрятав правду о муже далеко и глубоко – от себя самой…

***

На отчетный концерт Андрей не пошел, сказав, что он там уснет от скуки. После нескольких детских номеров пришла очередь танцующего педагога. Для родителей и гостей было важно видеть перспективы обучения детей в балетной школе, и кому как не выпускнице московского училища продемонстрировать их во всей красе?

Аня волновалась, ведь фактически это ее первое выступление на настоящей сцене! Пусть в провинциальном театре, на детском концерте, но она танцует настоящую балетную партию, так, как ее учили педагоги.

Большая сцена в театре давала ей простор и вдохновение. В паре с Зигфридом (его роль исполнял хореограф театра), в окружении своих учениц – девушек-лебедей, она исполняла партию Одетты и была не просто восхитительна, а полностью сливалась с образом заколдованной красавицы.

Погруженная в свои мысли о предательстве Андрея, она думала одновременно и о вероломстве хозяина Лебединого озера Ротбарте, наславшем злые чары на девушку. Что правда, что вымысел, где сцена, где жизнь – она уже не различала и танцевала, отдавая через движения тела свои душевные муки.

Музыка утихла, поклон зрителям под овации зала и букет красных роз от мужчины, взбежавшего по ступенькам на сцену. Никита? Кто его сюда пригласил? А, впрочем, мама, Ольга Николаевна, тоже здесь, что удивительного?

И действительно, Никита, как и большинство детей творческих работников, с детства ходил на все мероприятия, в подготовке которых участвовала его мама. И в этот раз Ольга Николаевна хоть и не аккомпанировала в концерте, но сообщила за ужином своим домашним, что завтра отчетный концерт балетной школы.

– И твоя протеже, – сказала, обращаясь к Никите, – тоже будет там танцевать партию из «Лебединого озера». Хочешь посмотреть? Это совсем не те танцы, которые ты озвучивал для экрана. Высокое искусство! И Анечка, конечно, талантливая девочка, педагог прекрасный. А как воспитана! Сдержанна, культурна, манеры светские. Эх… Мне бы такую невестку… Рано она замуж вышла, да, Никита?

Никита молчал, не выдавая своих мыслей и чувств. На концерт пришел на правах старого знакомого. Будет там муж, не будет – какая разница. Букет за танец, а не за что другое.

Еще один поклон, уже с цветами, и Анна упорхнула за кулисы, а концерт продолжили ее воспитанники.

– Цветы? Кто подарил? – Андрей удивился, увидев вечером дома в вазе на столе огромный букет.

– Это от родителей моих учеников. – Аня не собиралась говорить правду человеку, который сам далек от искренности с нею. – Наверное, вскладчину, представляю, сколько стоит букет из пятнадцати роз.

– Все? После отчетного концерта занятий не будет? Теперь у тебя наконец-то каникулы, – не то спросил, не то приказал Андрей.

– Ну, это у детей каникулы, а учителя уходят в отпуск, но мне он не положен, надо хотя бы полгода отработать, а я с февраля только устроена. Можно попросить отгулы за дни репетиций, но ведь и уроков сейчас нет, после обеда можно уже домой.

ГЛАВА 4

В один из выходных дней в середине лета телевизионный режиссер Светлана Сергеевна пригласила всех коллег с мужьями-женами на празднование своего 45-летия, которое она решила отметить на арендованной яхте.

Аня тоже получила приглашение, но Андрей идти на торжество отказался: «Я в море уже наболтался, чего я там не видел? Если хочешь, иди одна, а я к маме съезжу, как раз картошку пора окучивать». С собой он ее уже не звал даже для виду.

Аня, до этого видевшая море только с берега, обрадовалась возможности побывать на островах, о которых столько слышала и от Андрея, и от девчонок на аэробике, и от учителей в школе.

На берегу у яхт-клуба всех гостей встречала именинница.

– Вот, молодец, что пришла. Где муж? Да и ладно, у нас своих мужиков хватает. Вадик с гитарой уже на яхте, сейчас еще Никита с аккордеоном придет – будет весело! У нас всегда весело, мы каждый год коллективом на острова ходим, так что присоединяйся к нашей компании и привыкай. Надеюсь, тебя не укачает с непривычки.

На борт большой белой лодки загрузилось человек двадцать. Операторы, журналисты, техники, инженеры – весь телевизионный состав, кто сам, кто со второй половиной. Пришел и Никита, с огромным футляром, улыбнулся Анюте: «Привет, красавица», и тоже поднялся на борт.

Сняв босоножки, Анюта устроилась на сиденье. Ей казалось, что яхта должна раскрыть паруса и, подгоняемая ветром, медленно отойти от причала. Но тут заурчал мотор, судно на малом ходу, без всяких парусов, вышло из марины яхт-клуба и, набрав скорость, помчалось по акватории залива.

Такого восторга девушка еще не испытывала. Теплый ветер запутывал волосы, щекотал ими нос и губы, брызги от сопротивляющихся судну волн смочили ее футболку и шорты, и красота, окружавшая яхту со всех сторон, ошеломила Анну.

Город отодвигался все дальше, море становилось все синее, через полчаса лодка нырнула в узкий пролив и вышла в тихую, без волн, бухту, со всех сторон закрытую сопками.

Аня уже знала, что все невысокие холмы, окружавшие Владивосток, местные жители называют именно этим словом – сопка. И не важно, сколько метров высотой эта возвышенность.

Пройдя вглубь бухты, яхта на тихой скорости подошла к берегу и встала к пирсу. Склонившись через борт, Аня посмотрела в воду. Море, еще полчаса назад бывшее тёмно-синим, здесь оказалось не просто светло-голубым, а полностью прозрачным. Казалось, что гладко отполированные волной мелкие камни, ракушки и еще какие-то красно-фиолетовые пятиугольники можно было достать рукой.

Компания выгрузилась на берег, затеяла шашлыки. Кто-то собрался купаться, кто – бродить по лесу.

– Ребята-девчата! – предупредила Светлана Сергеевна. – Обед в три часа, далеко не разбредайтесь. Рында будет всем сигналом.

Аня переоделась в купальник и, отойдя чуть поодаль, легла на прибрежный песок. Все, что ей нужно было сейчас, – лежать у кромки моря, слушать легкий шелест слабой волны, впитывать в себя ласковые лучи летнего солнца. И больше ничего, ничего ей не надо.

В этом состоянии девушка не думала ни о разбитом семейном счастье, ни о муже, ни о сопернице, ни о своем будущем – ни о чем. Лежать вот так на берегу, отгородившись от всех проблем, было для нее самым большим наслаждением.

Так какое же решение примет Аня? Узнаете в следующем выпуске толстушки «В». Продолжение следует...