Достаточно хорошая мать

«Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в XXI веке» – так называется книга социолога Анны Шадриной, увидевшая свет в конце мая. В интервью Русской службе Би-Би-Си, которое мы предлагаем вашему вниманию, Анна Шадрина рассказывает о том, что в современном обществе подразумевается под «хорошей матерью», из чего складывается репродуктивный выбор и почему в материнских сообществах в Интернете много агрессии.

Рожать? Надо подумать…

– Какие задачи вы ставили в своем исследовании?

– Я пыталась посмотреть, что собой представляет современный стандарт «хорошей матери». Для этого я проследила, как материнская идеология менялась от десятилетия к десятилетию последние сто лет: от момента, когда материнская забота связывалась преимущественно с выхаживанием и важным считалось обращаться к правилам гигиены, чтобы бороться с высокой детской смертностью, до сегодняшнего момента, когда материнство включает в себя вообще все на свете.

Учитывая, что в России и других постсоветских странах сокращают социальную поддержку семей и одновременно крайне высок уровень разводов, многие матери фактически остаются в одиночестве со всеми этими проблемами и с новыми стандартами материнства.

– Получается, в нашу эпоху быть матерью сложнее всего?

– Не совсем: я говорю о том, как усложняются и умножаются задачи и функции, но не утверждаю, что когда-то материнство было легкой работой. Для крестьянской женщины начала XX века сложность была в одном, для женщины, включенной в глобальный рынок труда в XXI веке, – в другом.

Но я пыталась посмотреть на то, из чего состоит феномен репродуктивного выбора, с которым сталкиваются первые постсоветские поколения. Что это значит: выбирать? Почему многие женщины стали откладывать материнство? Столетиями не откладывали, а в конце прошлого века стали откладывать. Почему?

Во-первых, требования к матерям становятся все сложнее: сегодня они включают знание психологии и менеджмента, детского раннего развития. При этом если речь идет о женщинах, ориентированных на карьеру, то они имеют дело с возрастающей конкуренцией на рынке труда.

Добавьте сюда хрупкость брачных союзов и такой важный элемент, как принятие решения.

Если до середины XX века женщина начинала заниматься сексом с мужчиной и была здорова, она автоматически в какой-то момент оказывалась беременной, ей не надо было принимать никакого решения, не надо было думать, становиться матерью или нет. Она становилась ею в любом случае.

Поколениям, которые вошли в репродуктивный возраст в 1990-е, когда массово доступной стала контрацепция, что совпало с распадом СССР и сокращением социальной поддержки, которая позволяла советским женщинам совмещать работу и материнство, теперь нужно размышлять: «А когда? В 20 или 30? А может, сначала закончить магистратуру? А может, сначала посмотреть мир? А я хочу при этом быть замужем?». Обстоятельств много, а готовой формы решения нет – женщина сама должна его принять, отталкиваясь от своей внутренней правды.

Существует статистика: в поколении, которое вошло в репродуктивный возраст в переходный период, ожидается 18 % бездетных женщин. Причем сама фаза откладывания, как показывают исследования, может быть легитимным способом отказа от материнства.

Бездетность до сих пор на постсоветском пространстве стигматизирована (стигматизация – клеймение, нанесение стигмы. – Прим. «В»), и для многих женщин сказать: «Я не хочу быть матерью» равносильно социальному самоубийству. И, по моим ощущениям, откладывание для некоторых женщин тоже может быть способом ухода одновременно и от осуждения обществом, и от выбора в пользу рождения детей.

Большинство женщин хотят рожать детей, но они хотят рожать в удобное для себя время в благоприятных обстоятельствах. Для кого-то благоприятные обстоятельства – это мама, способная помочь с внуками, для кого-то – партнерство, для кого-то – возможность не прерывать карьеру. Это сугубо индивидуально. Но сегодня, по сравнению с 1970-ми, когда родилось мое поколение, ситуация связана с большими рисками. Если я не получу работу, теоретически я могу оказаться на улице и умереть с голоду. Моя мама не могла оказаться на улице, а я вполне могу.

Патриарх наш – бабушка

– Вы пишете, что в СССР роль партнера матери выполняло государство, гарантируя социальные выплаты и обеспечивая доступными детсадами, а постсоветская Россия эту систему отменила и попыталась спихнуть роль патриарха и кормильца на мужчин, но мужчины при этом брать ее на себя не торопятся. Получается, что роль патриарха сейчас в обществе вакантна?

– Роль патриарха в постсоветском пространстве подхватывается бабушками. В частности, ранняя пенсия для женщин в 55 лет выгодна всей государственной системе, потому что женщину готовят к тому, что она рано выйдет из активных социальных ролей и придет в семью своих детей, чтобы нянчить внуков.

На Западе, где бабушки куда меньше включены в заботу о детях и государство (если это не Швеция) тоже не слишком обеспечивает соцподдержку, мужчинам некуда деваться, они включаются, и норма вовлеченного отца там сильнее. С другой стороны, на Западе не было таких массовых потерь мужского населения во время войны, и это не отразилось так на гендерной идеологии.

В общем, интересно подумать о том, что в России все так гармонично устроено, что если у женщины есть мать, то у нее уже есть партнер по воспитанию детей. И интересно пофантазировать, что будет, если западная норма благополучного старения придет в Россию и пожилые женщины предпочтут заботиться о себе и путешествовать. Кто останется с матерями? И сможет ли это подтолкнуть мужчин к тому, чтобы включаться в эмоциональную работу?

С одной стороны, хорошо, что бабушки помогают, а с другой – бабушки не способствуют тому, чтобы мужчины участвовали больше.

– Но не способствуют ведь не в силу того, что просто не хотят?

– Да. Они приходят помогать своим дочерям, потому что у многих нет альтернативы. Не все могут позволить себе нанять няню, не у всех есть возможность определить детей в детсад, поэтому бабушки – это необходимость, которая очень пригождается социальной системе.

Норма материнства и «бабушковости» очень сильна в постсоветском мире. Я проводила интервью с пожилыми женщинами и выяснила, что для женщины быть бабушкой так же драматически важно, как и материнская идентичность. Если у женщины в 60 или 70 лет нет внуков, она будет извиняться точно так же, как 30-летняя постсоветская женщина, у которой нет детей. Потому что это очень большая стигма – не быть матерью и не быть бабушкой – в нашей части света.

– То есть репродуктивное давление, на которое жалуются современные 30-летние, распространяется на 30 лет вперед?

– Да, и это объясняет, как работает система воспроизводства в постсоветском мире. Когда женщине нужно стать бабушкой, она начинает прессовать свою дочку, чтобы та быстрее становилась матерью. Тогда обе смогут избежать стигмы. Это объясняет, почему юное поколение страдает от репродуктивного принуждения: так матери старшего поколения проявляют заботу и о нас, и о себе. «Ты станешь матерью, а я стану бабушкой, от нас отстанут, я успею помочь тебе с внуками и смогу спокойно умереть, зная, что выполнила свою миссию на Земле».

Почему высмеивают «яжемать»?

– При этом в российском Интернете сейчас явно сильна тенденция высмеивания матерей: мол, это такие нелепые женщины, которые говорят на птичьем языке словами вроде «годовасик» и «тугосеря». Как вы, как социолог, можете это прокомментировать?

– О да, недавно я читала гигантский пост популярной блогерши о том, как все мамы в ее окружении сторонятся матерей, которые сидят в песочнице. И там был миллиард комментариев: «Боже, я не хочу ассоциироваться с этими ужасными женщинами в засаленных халатах!»

Я думала: интересно, если все матери дистанцируются от людей в песочнице, кто в песочнице тогда останется? Это тоже связано с классовым вопросом, на мой взгляд. По сути, кто эта метафорическая женщина, от которой отстраняются? Это женщина, которая не включена в капиталистическую систему.

С одной стороны, женщин изо всех сил поощряют, чтобы они рожали, а с другой – если ты «просто мать», от тебя все остальные будут отворачиваться, потому что ты не производишь ничего обменного. Ты делаешь самую важную работу на Земле, воспитываешь нового человека, но, поскольку ты не зарабатываешь на этом денег, твой социальный капитал не растет и даже сокращается.

Становясь матерью, женщина получает уважение и поддержку семьи, но в публичном пространстве, как мы видим на примере с песочницей, материнская работа совсем не престижна. Куда престижнее быть состоявшейся в профессии личностью. Это было сказано еще в 1980-м в фильме «Однажды двадцать лет спустя». Помните, у героини Гундаревой 11 детей, а ей телеведущий говорит: «Ну, быть матерью – это долг любой женщины. А чего вы в жизни добились? Вот ваша одноклассница Лена, например, стала астрономом…»

Сегодня если женщина просто мать, ее будут сторониться. Разве это не странно? Что это за массовый транс, который заставляет матерей унижать других матерей?

– И сами материнские сообщества часто крайне агрессивны, даже если речь идет не о прививках, а о чем-то не слишком существенном. Почему это так?

– Моя коллега пишет диссертацию про грудное вскармливание, и, судя по ее рассказам, это везде так. Когда в начале прошлого века нужно было отобрать у женщины ребенка и поместить его в детсад, чтобы заставить ее пойти на завод, говорилось о том, что социализация в раннем возрасте – это прекрасно. Потом, когда с детсадами возникли проблемы и нужно было, чтобы женщины забрали детей домой, говорилось: нет, социализация и коллективизация ужасны, мать должна находиться с ребенком до трехлетнего возраста. А почему до трех лет? Чтобы не открывать ясельных групп.

Возможно, агрессия возникает потому, что, когда вариантов много, всегда остается беспокойство: вдруг выбор неправильный? Я разговаривала для своей книги с матерями и не встретила ни одну, которая не испытывала бы чувства вины. Матери всегда сравнивают себя с другими: «Ой, мы, наверное, слишком мало гуляем на открытом воздухе», «Ой, мы поздно заговорили», «Ой, мы отстаем от других детей».

Возможно, агрессия – это форма защиты от тревоги, связанной с ответственностью за выбор, который вообще-то ограничен индивидуальными возможностями.

Как вернуть матерям достоинство

– В качестве некой спасительной альтернативы у вас звучит термин «феминистское материнство». Что это такое?

– Идея феминистского материнства заимствована у известного британского педиатра и детского психоаналитика Дональда Винникотта с его термином «достаточно хорошая мать». Это идея возвращения матерям достоинства и ощущения, что они все делают правильно.

Сейчас в социальных сетях возникает много разговоров на тему «Я достаточно хорошая мать, я делаю все, что могу». Мне видится, что это способ выставления границ между реальной женщиной и токсичным стандартом «хорошей матери».

Невозможно от одного человека требовать всего, как и невозможно конкурировать с людьми из другой социальной группы. Есть такой сериал «Большая маленькая ложь». Там показаны самые-самые успешные матери на планете Земля, и у них тоже есть проблемы. Этот сериал среди прочего демонстрирует, что «хорошей матерью» быть нельзя: что бы ты ни делала, всегда будет способ себя обвинить, что ты что-то недоделала, отвлеклась на работу, любовь или на что-то еще.

Стандарту «хорошей матери» сопротивляться чрезвычайно сложно, и мне кажется очень важным, что идея «достаточно хорошей матери» объединяет женщин в сочувствии и поддержке друг другу.

Автор: Нина НАЗАРОВА, BBC.com