Главные генераторы детских конфликтов – взрослые

Можно ли научить компромиссам детей, если родители не умеют договариваться?

7 июнь 2017 Электронная версия газеты "Владивосток" №4143 (82) от 7 июнь 2017

В советские времена разрешение конфликтных ситуаций, возникавших в школах, было возложено на завуча по воспитательной работе. Но до этого дело доходило в самых крайних случаях, обычно с проблемой справлялись классные руководители совместно с родителями. А еще чаще проблемы разрешались силами самих детей. 

В 90-е функции завучей взяли на себя школьные психологи. В начале нулевых ставки психологов повсеместно упразднили. И родители, к тому времени разучившиеся искать компромисс, идти на контакт друг с другом и с педагогами, начали писать жалобы.

Жалобы современные родители для лучшего эффекта пишут сразу в три инстанции: в прокуратуру, уполномоченному по правам ребенка и в мэрию – в управление по работе с муниципальными учреждениями образования (это если речь идет о владивостокских родителях). Поэтому рано или поздно конфликтная ситуация, время от времени возникающая в той или иной школе, попадает в поле зрения городских чиновников. А поскольку вернуть в школы Владивостока ставку психолога невозможно (это задача федерального уровня), администрация города приняла иное решение – привлекать к разрешению конфликтов специалистов муниципального Центра психолого-педагогической, медицинской и социальной помощи (более известен в городе как центр «Коррекция»). О том, с какими спорными ситуациями сталкиваются психологи, каким образом они их разрешают, рассказывает «В» педагог-психолог по урегулированию конфликтов центра «Коррекция» Надежда Соболева.

Как восстановить мир

– Надежда Геннадьевна, каким образом школьные конфликты попадают к вам на рассмотрение?

– Здесь все просто: в управлении по работе с муниципальными учреждениями образования был создан отдел по работе с обращениями граждан. Туда-то и поступают письма родителей. А те ситуации, в которых необходима помощь психологов, передаются на рассмотрение в наш центр.

– Как часто?

– В среднем два раза в месяц нам приходится выезжать в школы.

– С какими конфликтами чаще всего приходится сталкиваться?

– Поверьте, с разными. Дело в том, что согласно ФГОС (Федеральный государственный образовательный стандарт. – Прим. ред.) в общеобразовательных школах должны учиться все дети, даже те, которым поставлен диагноз «ограниченные возможности здоровья». Речь идет в том числе и о детях с нарушением интеллекта, расстройством аутистического спектра, задержкой психоречевого развития. Повторюсь: в любом из перечисленных случаев ребенок имеет право обучаться в обычной общеобразовательной школе, чему, бывает, противятся родители его одноклассников. И зачастую недостаточная (не плохая, а именно недостаточная) компетентность и педагогов, и родителей в вопросах урегулирования отношений приводит к тому, что родители в тех классах, в которых есть дети с ограниченными возможностями здоровья, начинают бить тревогу. Особенно если их собственные дети жалуются на то, что те самые дети «с особенностями» срывают уроки, бьют одноклассников.

– Выработан ли какой-нибудь алгоритм для решения подобных конфликтов?

– Разумеется. С помощью специальных тестов, упражнений мы исследуем психоэмоциональный климат в классе. Посещаем уроки, выясняем, насколько действительно является помехой ставший причиной конфликта ребенок. И уже в зависимости от результатов наших исследований выносим рекомендации.

Для примера один из недавних случаев. Родители учеников одного из младших классов ополчились на одноклассника своих детей. Разумеется, не без оснований: мальчик срывал уроки, бил других детей. В итоге родители написали жалобу (традиционно в три инстанции) с просьбой изъять ребенка из класса, поскольку, как они аргументировали, действия этого ученика представляют опасность для здоровья и жизни их детей.

С другой стороны на защиту ребенка встала его мама. И у нее тоже были для этого основания: родители, как это принято в последнее время, обсуждали ситуацию в специально созданной ветке класса в WhatsApp, где очень нелицеприятно отзывались о ее сыне. Мама, увидев эту переписку, распечатала ее и обратилась к юристу. Одним словом, еще чуть-чуть – и дело дошло бы до судебного разбирательства.

Когда мы встретились с обеими сторонами конфликта, ни мама «нежелательного» мальчика, ни родители его одноклассников уже не были способны ни слушать, ни слышать друг друга.

Проблемы у ребенка, как выяснилось в ходе разбирательства, возникают

из-за его гиперактивности: после 20 минут занятий он теряет концентрацию, отвлекается от урока, отвлекает так или иначе сидящих рядом детей, а затем и весь класс. Между тем мальчик умен, более того, по уровню интеллекта опережает своих одноклассников. Учительница же в классе хоть и замечательная, но недостаточно опытная, не знает, как перенаправить его энергию в нужное русло.

Переговорив с детьми, мы выяснили также, что большинство ребят принимает парня, который, скажем честно, далеко не единственный драчун в классе.

Нашей, вместе с мамой и учителем, целью в этой ситуации стало выстроить работу мальчишки так, чтобы у него не было времени на шалости и агрессию. Мама купила ему дополнительные тетрадки, по которым он занимался индивидуально, когда выполнял общее задание. Кроме того, учительница отслеживала его поведение и, как только парень начинал крутиться, быстро переключала его на иную работу – тетрадки раздать, доску протереть. После чего он вновь был готов к учебе.

Кроме того, по нашему совету мальчик приносил из дома любимые книги или настольные игры (не планшет и не смартфон!), в которые на перемене играл с одноклассниками.

В течение нескольких месяцев мы продолжаем наблюдать за ситуацией в классе, в частности, посещаем уроки, и то, что мы видим, показывает: мир восстановлен.

Драки – лишь бы не до крови?

– Я так понимаю, вы нашли наиболее идеальный выход из ситуации. А какие еще есть варианты?

– Была в нашей практике ситуация, когда мы настоятельно рекомендовали родителям перевести ребенка на домашнее обучение. Мальчик как раз из категории «с диагнозом». Ограниченные возможности здоровья проявлялись, скажем корректно, в изменениях в интеллектуальном и психоэмоциональном развитии. Мальчишка срывал уроки, его переутомление проявлялось в ярких вспышках агрессии по отношению к одноклассникам. До этого он учился в малокомплектной школе (семья переехала из глубинки), где в классе было 6–7 детей, и там ему было вполне комфортно. А вот в классе из 30 человек у ребенка начались сложности.

Изучив ситуацию, мы предложили родителям два варианта – либо сопровождать ребенка на уроки, либо перевести на домашнее обучение. Они выбрали второй вариант. Теперь мальчик в сопровождении родителей два-три раза в неделю приходит в школу, где с ним занимаются индивидуально, а также дают задания на дом, которые он в течение недели выполняет.

– Не могу не задать вопрос о видеодраках. Помните, лет пять тому назад среди школьников было популярно снимать драки, а иногда даже избиения ровесников, на видео и выкладывать в Интернет?

– Вы правильно сказали: это было пять лет назад, когда детям дали в руки игрушку – смартфон с кучей функций, которые необходимо было испытать, испробовать. И они пробовали, соответственно, как и на что ума хватало. Но за это время мы (под «мы» я имею в виду родителей, педагогов, психологов) смогли и объяснить детям, как использовать смартфон, и попутно рассказать о степени ответственности за подобные действия.

Хотя… Буквально на минувшей неделе пришла к нам мама, принесла смартфон с записью, как избивали ее сына–второклассника. Первым делом, конечно, мы поговорили с мальчиком. Выяснилось, что с одноклассником, который его побил, у них затяжной конфликт и по большому счету эту драку спровоцировал именно пострадавший: когда группа детей проходила мимо него, он позволил себе оскорбление в адрес одного из мальчишек.

Затем мы с мамой выстроили алгоритм ее действий. Главное из них – обратиться в школу, поговорить с учителем. В итоге с детьми поработали, избитому мальчику принесли публичное извинение, он публично же сказал, что прощает обидчика, и принес свои извинения взамен. Сообщили родителям всего класса о том, что произошел такой-то конфликт, с которым уже разобрались. Все. Ситуация исчерпана.

В подобных случаях главное – решать проблему здесь и сейчас, не откладывая на потом. Давайте рассуждать объективно: мальчишки дрались всегда и будут драться. Вопрос, насколько жестоко и с какими последствиями. Мы постарались последствия минимизировать.

Услышать друг друга

– Все приведенные вами примеры касаются детей младшего возраста. А что же старшеклассники? Конфликты с их участием к вам не попадают?

– Дело в том, что примерно классу к седьмому конфликты (я имею в виду яркие, резонансные, для разрешения которых привлекают специалистов со стороны) в школах отсутствуют. Причины очевидны: дети в этом возрасте стараются уже не выносить свои споры на уровень родителей, стремятся разрешить их самостоятельно.

– То есть, получается, главные генераторы конфликтов – родители?

– Утверждать это однозначно нельзя, точнее будет сказать, что главные генераторы – взрослые. А причина – нежелание или даже неумение взрослых договариваться. В этом случае приглашают нас. Но даже мы, специалисты, не можем решить проблему, если родители отказываются с нами сотрудничать.

Буквально в феврале заседала очередная комиссия по урегулированию конфликтов (я входила в ее состав), разбиралась довольно сложная ситуация. Первоклассник за полгода поменял три (!) школы. Нет, диагнозов там никаких нет, там проблемы в воспитании. В семье ребенок возведен в статус кумира, для которого не существует никаких ограничений. Воспитание строится на одних лишь пряниках. Кроме того, у мальчика чрезмерно расширены границы личной свободы, ему чуждо понятие «чужое», он воспитывается в условиях абсолютной вседозволенности с неприятием элементарных норм и правил, условий, даже тех, которые создает школа. Он не понимает, что есть урок со своими правилами, что на уроке главный – педагог, что отвечает на уроке тот, кого спрашивает учительница. Ни педагогов, ни психологов семья не слышит. Поэтому эффекта от нашей работы, к сожалению, не было. И, по последней информации, в мае ребенок учился уже в четвертой школе…

Но, подчеркну, подобные случаи единичны. Чаще при помощи педагогов и родителей мы находим компромисс. Более того, учим взрослых – и родителей, и педагогов – договариваться.

Автор: Лика ТКАЧЕНКО