Очередь за сокровищами

Я стою у окна Эрмитажа и смотрю на чуть засыпанную снегом Зимнюю канавку, серое, сумрачное небо (в Санкт-Петербурге зимой вообще бывает несерое небо?). Еще секунда – и продолжится мое путешествие по этому грандиозному музею в стремлении увидеть как можно больше, рассмотреть, услышать. Путешествие по сказке с названием «Эрмитаж»…

Музей как символ интернационала

В Санкт-Петербург группу журналистов из Владивостока привела победа в конкурсе «Искусный глагол», который, собственно, и проводил Государственный Эрмитаж. Эта премия, носящая имя Владимира Матвеева (безвременно ушедшего заместителя директора Эрмитажа), по сути, репутационная награда, не имеющая финансового эквивалента. Однако всех победителей конкурса журналистов, освещающих вопросы культура и искусства (он проводился в тех городах, где создаются центры – спутники Эрмитажа), собрали в Санкт-Петербурге на три дня – 7, 8 и 9 декабря, когда отмечается день рождения одного из самых крупных музеев мира. И показали нам так много интересного!

Три удивительных, просто сказочных дня в Санкт-Петербурге организаторы «Искусного глагола» постарались сделать настолько насыщенными, насколько это возможно. Разумеется, сначала мы побывали на традиционной пресс-конференции директора Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского (частично об этом я рассказала в номере «В» за 16 декабря). И было удивительно приятно понимать, как много может сделать «мягкая сила искусства»: говорить о русской культуре там, где введены антироссийские санкции, напоминать миру о том, что Россия защищает мировое культурное наследие. А затем… Затем перед нами распахнулся Эрмитаж!

…Когда я была маленькой, мне подарили небольшой, но очень красиво изданный альбом «Сокровища Государственного Эрмитажа». Я перелистывала его очень часто, можно сказать, знала его наизусть. Потом, как это часто случается, альбом этот у меня благополучно «зачитали». Но пленительные образы, увиденные в нем, все равно остались в памяти. Вот «Юдифь» Джорджоне опирается ножкой на голову Олоферна, и в глазах ее – ужас и в то же время осознание выполненного долга. Вот святой Себастьян Тициана пронзен стрелами, но сколько гордости в его лице. Вот руки отца обнимают блудного сына на картине Рембрандта. А это «Мадонна Литта» Да Винчи, от которой просто захватывает дух…

И вот я стою в огромном зале рядом с той самой «Юдифью» и не могу наглядеться на картину, еще не осознавая до конца, что все мои любимые шедевры наконец-то увижу воочию. А вокруг звенят голоса, море голосов – китайская, итальянская, немецкая, английская, русская речь.

Именно в залах Эрмитажа расхожее выражение «язык искусства понятен всем» становится из банальности чем-то совершенно конкретным и ясным. Проходя из зала в зал, ты можешь увидеть, как в галерее 1812 года на скамьях отдыхает уставшая, но несдающаяся группа молодых китайцев. Экскурсовод о чем-то рассказывает им, возможно, о том, что именно эти портреты – героев войны 1812 года – по приказу императора первыми выносили из горевшего Зимнего дворца в 1837-м, когда здесь бушевал великий пожар… А вот типичная группа японцев: бабушки и дедушки, у которых в чем только душа держится, целенаправленно передвигаются от одной картины к другой и каждую старательно фотографируют. Хочется верить, что потом, когда эти пожилые люди вернутся домой, они будут пересматривать свои снимки…

Вот экскурсовода окружила группа мальчишек в форме: курсанты нахимовского училища пришли на занятия (кстати, для студентов, школьников и пенсионеров посещение Эрмитажа бесплатное). Как же здорово, что эти ребята могут приходить сюда и в буквальном смысле впитывать и историю родной страны, и уважение к мировой культуре! Может быть, именно так и возрождается постепенно то русское офицерство, которое составляло гордость и оплот России…

К слову, в Дни Эрмитажа посещение этого великолепного музея объявили бесплатным для всех, и в окна, выходящие во внутренний двор, можно было видеть гигантскую очередь, стоявшую молчаливо и терпеливо. Впрочем, и в обычные дни очереди здесь ненамного меньше…

Без советского мифотворчества

Пройтись по залам Зимнего дворца вообще полезно, особенно тем, кто все еще верит в мифы советского идеологического творчества. На скромные, весьма функциональные комнаты царской семьи, лишенные того великолепия, которое было обязательным в парадных залах, стоило бы взглянуть нынешним нашим нуворишам, у которых золотом «под жвак» отделаны даже отхожие помещения. А библиотека Николая Второго! Какое уважение к книгам, какая уютная и явно очень обжитая комната – не помпезно-парадная, где корешки с золотым тиснением ни разу не открытых томов выставлены исключительно для создания впечатления, нет. Тут вспоминаешь, что последний русский император больше всего любил Толстого и Пушкина, с удовольствием читал Тэффи и следил за литературными новинками, что в этой комнате венценосная семья часто чаевничала, читая друг другу вслух. Стоит взглянуть и на парадные залы, в которых (во всех, кроме тронного) с самого начала Первой мировой войны размещался госпиталь, причем для нижних чинов, шли операции, работали врачи…

И на этом фоне нелепой, но, разумеется, обязательной к сохранению смотрится памятная доска, установленная в советское время – «в память о штурме Зимнего дворца солдатами и матросами». На самом деле это миф, и не более того. Идеологам той революции было очень важно, чтобы она была похожа на Великую французскую революцию, поэтому без штурма «символов монархии» было просто не обойтись. Однако штурма не было, был медленный захват дворца, в котором на тот момент уже не было царской семьи, но оставался госпиталь.

Те, кто учил историю по прекрасному, но в целом фантастическому фильму Сергея Эйзенштейна, могут расстраиваться: в будущем году в Эрмитаже намечается провести целую серию выставок, развенчивающих мифы советских времен, но правдиво рассказывающих о том варварстве и вандализме, что творились после 25 октября (7 ноября) 1917 года. Тогда несколько дней «революционные солдаты и матросы» издевались над Зимним: протыкали штыками картины, рвали книги, испражнялись в вазы, мародерствовали в винных погребах. Потом идеологи революции опомнились, братков-пролетариев выгнали.

Хорошо, что в здание Эрмитажа вся эта толпа не попала. Впрочем, музею досталось чуть позже, когда его сокровища начали распродавать (для нужд «молодой советской страны»), когда начались бесконечные «кадровые чистки». В советское время на месте трона в тронном зале выложили карту СССР из драгоценных камней, из домовой церкви вынесли иконостас…

Сегодня все возвращено на свои места, и невероятный памятник Растрелли предстает перед посетителями таким, каким и создавался. В Дни Эрмитажа в нем открылась выставка «Из сервизных кладовых» – убранство русского императорского стола и великолепный фарфор в парадных залах словно возвращали посетителей в минувшие века.

Чудеса Старой деревни

Эрмитаж сегодня – действительно огромный культурный центр, явление, переросшее само понятие «музей». Чтобы убедиться в этом, нужно покинуть Дворцовую набережную и отправиться в когда-то промышленный, а сегодня весьма престижный район Санкт-Петербурга Старая деревня, где находятся фонды и реставрационные мастерские Эрмитажа.

Вообще, возведение этого грандиозного комплекса, фасад одного из зданий которого украшают онежские петроглифы, как началось в советское время, так и продолжается. Сначала, в 80-х, было построено абсолютно типовое, унылое, как многоэтажка в спальном районе, здание. Затем шла долгая работа над строительством второго здания. Это были уже постсоветские времена: то денег не было, то кризисы. Но в итоге оно все же было построено.

Ныне это уникальный комплекс, где внутри все оборудовано по последнему слову современной музейной техники и в соответствии с самыми строгими нормами безопасности. Например, во внутренний дворик, где находятся подъемники, могут въехать только несколько автомобилей, номера и иные данные которых сверяет не вахтер дядя Петя, а цифровая сканирующая система. До мелочей продуманы пожарная сигнализация и системы тушения, а что уж говорить о хранении! Сюда, в Старую деревню, свезли все фонды Эрмитажа. А самое удивительное заключается в том, что в эту святая святых спокойно допускаются… посетители.

Да, здесь организовано то, что называется «открытым хранением». Ни в самом Эрмитаже, ни в Зимнем дворце, ни даже в Генеральном штабе (здании работы Росси, стоящем напротив Зимнего дворца и замыкающем Дворцовую площадь) нет и не будет возможности выставить некоторые экспонаты, например кареты или мебель, которым требуется строжайший климат-контроль. Или те же онежские петроглифы, которые только в условиях определенной влажности и освещения могут сохраняться для будущих поколений и еще только готовятся открывать свои тайны. Но посмотреть на все это можно!

И мы смотрели (мы – это журналисты и несколько экскурсионных групп школьников примерно второго-третьего классов, пришедших в фонды в этот день). Смотрели на громадную карету, которую лично Петр Первый заказал для коронации своей любимой супруги. На огромные прогулочные сани, в которых целыми компаниями катались придворные дамы во времена Павла Первого. На молчаливую свидетельницу истории – разнообразную мебель, стоявшую в разные времена в Зимнем и других дворцах. На платье Марии Федоровны, возле которого женская часть группы, что называется, застопорилась, не в силах поверить своим глазам: как это у женщины, родившей шестерых детей, может быть такая узкая талия! Ух, и учинили мы допрос хранителям коллекции: вы что, ушили платье на манекене? Да вы что, отвечали нам, это же экспонат! Вот так умели русские женщины в давние времена держать себя в руках…

И если в первый день – в залах Эрмитажа и Зимнего дворца – мы чувствовали себя погрузившимися в великое искусство, в мировую культуру, то тут, в Старой деревне, на нас буквально хлынула история России. К слову, руками трогать и даже фотографировать в этих помещениях ничего нельзя, хотя в самом Эрмитаже нет никакого «ноу фото»…

Эх, подумалось мне в какой-то момент, когда мы шли по залам запасников, нельзя сюда приезжать нашим приморским музейщикам. Просто нельзя. Ведь о таких системах хранения, о таких зданиях они даже и мечтать не могут. А с другой стороны, общение с научными сотрудниками, с хранителями, даже само нахождение в этих стенах – оно же так вдохновляет! Как же хочется верить, что со временем такое последнее слово музейного хранения придет и в провинцию…

А потом были импрессионисты в экспозиции Генерального штаба, была экскурсия по Санкт-Петербургу, все такому же серому, как и в первый день нашего пребывания, но невероятно прекрасному, было общение с коллегами. И длилась, длилась та сказка, в которую мы, журналисты из Владивостока, пишущие о культуре, окунулись в тот момент, когда только подавали заявки на конкурс «Искусный глагол». Сказка, которая, оказывается, иногда бывает и наяву.

От автора

Позвольте небольшое лирическое отступление, читатель. Уже много лет я пишу о культуре и искусстве на страницах «Владивостока». И, как и другие мои коллеги, освещающие те же темы, не раз сталкивалась с мнениями вроде «это никому не интересно», «кто вообще на эти выставки ходит», «я бы и сам так нарисовал», «какая скука – эта опера» et cetera, et cetera… Бывали и главные редакторы, которых чуть не кондрашка била при слове «культура» (то ли дело материал про убийство, это всем интересно, а кому нужна культура?). Да и старательно внедрявшийся еще советской властью миф «на чьи деньги жируют эти писатели и всякие там актеры?» никуда не делся… На все это даже возражать уже не хотелось, только отворачиваться и пожимать плечами. Ну как объяснить человеку, что человеком его делает именно культура? Привыкла я и к тому, что конкурсы журналистские проводятся на самые разные темы – от освещения деятельности банковских служащих до «профилактики гриппа», а вот культура всегда была за скобками. Всегда! И потому, когда в Приморской картинной галерее (которая, кстати, будет оператором Эрмитаж-центра в нашем городе) рассказали о премии «Искусный глагол», я не очень во все это поверила. Кому мы нужны, те, кто пишет и снимает о театре, музеях, музыке… Оказалось – нужны, очень нужны! И это не могло не согреть душу.

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ