У судьбы на нас свои планы

Сегодня мы публикуем в рубрике «Я помню. Помните и вы» воспоминания капитана 1-го ранга в отставке Георгия Шеньшина, заместителя председателя совета ветеранов Первомайского района Владивостока, о военном и послевоенном детстве в Сибири на Дальнем Востоке.

7 дек. 2016 Электронная версия газеты "Владивосток" №4049 (185) от 7 дек. 2016

До войны мы жили в Новосибирске в двухэтажном рубленом доме. До революции он принадлежал купцу, тогда на первом этаже располагался магазин. А после смены власти весь дом поделили на маленькие комнатки-клетушки, и жило там немало народу, не коммунальная квартира – коммунальный дом. Общая кухня, печное отопление, вода из колодца…

Жизнь по соседству с рюмочной

И вдруг война! Отец ушел на фронт, а вернулся комиссованный после тяжелого ранения: разрывной пулей полностью вырвало локтевой сустав правой руки. Мог он этой рукой держать лишь ручку, вилку да ложку. Молодой еще мужчина, а навсегда инвалид.

Ближе к концу войны к дому сделали пристройку и в нем открыли ларек-рюмочную. Мама работала там, продавала водку и бутерброды. Водку в ларек привозили в двухсотлитровых деревянных бочках.

В рюмочную часто приходили демобилизованные. Они выпивали, вспоминали боевых товарищей, и убитых, и оставшихся живыми. Почти все фронтовики курили махорку – сворачивали цигарки, используя для этого газеты «Правда» и «Известия». Дым в рюмочной висел коромыслом, было шумно. Отец тоже часто туда захаживал поговорить с фронтовиками.

Мама вечером приходила домой и разбирала выручку, а мы (я со старшим братом и отцом) ей помогали: раскладывали по номиналам большую кучу помятых купюр.

В школу я пошел уже после войны. Учеба для меня была в удовольствие, никаких трудностей не испытывал. В тетрадях были одни четверки и пятерки.

В 1947 году отец нас оставил. Мама подала на алименты, но это была мизерная сумма. Жили трудно и голодно. Мама с утра до вечера на работе, мы были предоставлены сами себе: старший брат Юра, я да маленькая сестренка.

Хлеб продавали по карточкам. Затемно, с раннего утра, занимали очередь в магазин. Продавец берет карточки, отрезает талончик и дает хлеба точно по весу, поэтому всегда в порции были небольшие кусочки – их называли довесками. Поделиться с другом довеском было признаком самой крепкой дружбы.

ГУЛАГовский карцер

Чуть больше трех лет прожили мы без отца… Помню, сидел я дома, смотрел в окно. Брат гулял на улице, мама на работе, сестра в саду. И вдруг какой-то дядя подходит к окну, стучит.

– Кто вы будете? Мамы нет дома.

– Сынок. Да я же твой папка! Открой!

А я уже стал забывать его лицо! Но дверь открыл. Он зашел, взял меня на руки, а потом вытащил из чемоданчика плетенку с маком, она называлась хала. И шоколадные конфеты. И дал мне. Какое это было счастье!

Вместе мы переехали в Ванино. Этот порт был пересыльным пунктом для отправки осужденных в Магадан. Отец работал там в системе ГУЛАГа.

Девятый и десятый классы я заканчивал в вечерней школе рабочей молодежи. Со мной учились офицеры лагерной охраны – старшие лейтенанты. Им нужно было иметь среднее образование, чтобы получить очередное воинское звание. По их приглашению я побывал у них в зоне, и, когда осужденные были на работах, мне показали их барак, столовую, карцеры. Помню, впечатление было сильным, осталась тяжесть в душе…

Жилось нам все так же непросто, отец один в Ванино работал, а мы были иждивенцами. Стало немного легче, когда я начал работать в электроцехе – восстанавливал обмотки сгоревших электромоторов и стартеров для автомашин. В теплое время года работал в бригаде: тянули воздушку, копали ямы для столбов, да и по столбам пришлось полазать вдосталь, чтобы закрепить провода. Для этого использовали приспособления, которые надевали на ноги, назывались они «когти».

Я, как все подростки, считал себя уже взрослым. В своей компании мы пробовали и курить, и пить. Табак и водка по цене были доступны, реклама табака и водки была широко развернута. Все положительные и отрицательные герои в кинофильмах не обходились без «употребления» и курения. Из вин был «Портвейн 33», которым можно было красить заборы. Но я всегда чувствовал, что выпивать – это не мое…

Кости – на стол

Как-то копали мы бригадой ямы для столбов и наткнулись на какое-то захоронение. Взрослые мужики побоялись смотреть, что там, суеверные все были. Бригадир послал меня. Смотрю – деревянный короб из горбыля. Начал копать и раскапывать. Фаланги пальцев ног, две кости голени, пяточные косточки – все беленькие. Подумал, что лет 20 назад человека похоронили. Собрал все останки в пакет. Яму докопал. Прихожу в помещение, где электрики играли в домино. Говорю им: «Посмотрите, что я нашел» и высыпал на стол кости из пакета. Ох, взрослые мужики, а как мыши в стороны разлетелись, чуть не в окна повыскакивали. Потом, успокоившись, смеялись над собой…

Так все решилось

Когда учеба в школе уже шла к концу, я стал думать о будущей жизни – кем быть и где учиться. Очень хотелось получить образование, мечтал пойти в медицинский и стать хирургом. Получил аттестат зрелости и начал готовить документы для поступления в медицинский институт в Хабаровске. Однако у судьбы были на меня свои планы.

Призвали меня в армию, оказался в учебном отряде в школе по подготовке гидроакустиков на подводные лодки. Проучился четыре месяца. И вот как-то на одном из занятий в класс заходит офицер.

– Я преподаю гидрометеорологию в высшем военно-морском училище имени Макарова. Поступайте к нам! Будете на полном государственном обеспечении и диплом получите, после выпуска в звании лейтенанта будете распределены на корабли. Заработок неплохой, хватит, чтобы обеспечить жену с ребенком. Кто имеет среднее образование?

Я поднял руку. Меня записали в список желающих. Сдал я экзамены, набрал 20 баллов. Так решилась моя судьба. Затем была служба на дизельных и атомных подлодках, академия, работа в штабе флота, военным советником во Вьетнаме. Но это уже другая история…