Счастье

Мой родной город Тверь (тогда Калинин) бомбили нещадно: немцы рвались к Москве. Нас, детей, срочно эвакуировали. Так мы с мамой и старшей сестрой Тамарой оказались в Ташкенте. Спасибо этому городу, его жителям, принявшим нас, подарившим солнце, фрукты, доброе отношение. И все-таки хотелось домой…

19 окт. 2016 Электронная версия газеты "Владивосток" №4022 (158) от 19 окт. 2016

Мама работала, мы с Тамарой оставались с хозяйкой маленькой халупки, приютившей нас в непростое время. Мы бегали, играли с местными ребятишками, радовались, что не воет рвущая душу сирена, не летят бомбы, не рвутся снаряды. А вечером, умаявшись, садились в уголок и в ожидании возвращения мамы с работы вспоминали нашу прежнюю, довоенную жизнь, порой там и засыпали.

В тот вечер мама растормошила нас и взволнованно, со слезами в голосе, целуя то меня, то сестру, глотая слова, произнесла: «Папа… госпиталь… кажется… не знаю точно… а вдруг!» Немного успокоившись, она объяснила, что от сотрудницы, с которой раньше работала в госпитале, узнала: в списках вновь прибывших раненых есть имя нашего отца – Мурзин Виктор Иванович. Она пыталась пройти в госпиталь, но порядки там строгие, посторонних не пускают: палаты переполнены, жара, высокая опасность инфекции. Стали думать, как с ним связаться. И придумали.

Мама обменяла свое колечко, единственное наше богатство, на небольшой стаканчик меда. Я с этим стаканчиком стою в условленном месте в ожидании маминой знакомой. Она подошла, придержала расшатанную кем-то дощечку забора, и я прошла на территорию госпиталя. Иду по коридору, заглядываю в палаты и звонко выкрикиваю: «Мурзин Виктор Иванович здесь?» Получив отрицательный ответ, двигаюсь дальше. Наконец на мой призыв слышу: «Доченька, я здесь…»

Перешагнула порог и не сразу разглядела отца: комната полна раненых, все перевязаны – у кого руки, у кого ноги, голова, кто стонет, кто в забытьи кого-то зовет, кто пытается идти на костылях, большинство сидят на кроватях… При этом невыносимо душно и неприятный запах от такого скопища людей. Я растерялась: голос отца слышу, а где он – не пойму.

И вдруг увидела: он сидит на кровати в белой широкой рубахе, одна рука перебинтована. Другой, здоровой, он сгреб меня и крепко прижал к себе: «Доченька, доченька, как же ты здесь? Где Тамара? Где мама?» Я придержала заветный стаканчик, осторожно поставила его на тумбочку: «Папа, мы же все прольем!» Освободив руки, прижалась к отцу. Это ли не счастье! Я рассказывала ему нашу историю, вместе мы ели мед, густо намазывая его на кусочки хлеба, вернее, ела я, а отец только делал вид, что ест. Тут пришла медсестра и мягко, но настойчиво выпроводила меня.

Прошло какое-то время, наш город освободили, и мы засобирались домой. И новая радость: папу выписали из госпиталя и направили в военную академию в Москву. Несколько месяцев мы были рядом и довольно часто виделись с отцом. Это были самые счастливые дни моего детства.

Ольга АФИНОГЕНОВА

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ