Когда окоп стал домом...

Команда шепотом

Я родился 16 сентября 1930 года в поселке имени Шевченко Пригородного района Одессы. Поселок расположен в двух километрах к северо-востоку от Одессы между побережьями Черного моря и Куяльницкого лимана – по сути, пригород.

Семья наша состояла из шести человек: отец, мама и четверо детей – трое мальчиков и одна девочка. Я самый младший. Мама в 1933 году умерла. Отец через год женился, и у нас появилась другая мама. В 1937 году отец по ложному доносу был осужден на 10 лет лагерей, в которых и умер.

Самый старший брат – Иван после окончания в 1938 году финансового техникума был призван в Красную армию. Служил в Белоруссии, где его застала война, там он, очевидно, и погиб, хотя нам никаких извещений не было. Средний брат Семен жил с нами и уже после освобождения Одессы ушел на фронт. Погиб в июне 1944 года в Молдавии. Сестра Евдокия с 16 лет работала официанткой в столовых города, затем поваром.

Накормить защитников

Днем 22 июня немецкие самолеты бомбили Одессу. Помню, больше всего меня потряс не грохот разрывов. Я стою у калитки, а тут же рядом, на неширокой улице, командир подразделения, собирая красноармейцев, командует таким сдавленным голосом, можно сказать, шепотом: «Равняйсь, смирно! Бегом марш!». Чтобы так отдавались команды, я никогда не слышал.

А потом началась 73-дневная оборона Одессы. В поселковой школе располагалась часть противовоздушной обороны, и я со своими друзьями возил для красноармейцев овощи, арбузы, дыни с колхозных полей. Поселок находился на передовой линии обороны между первой и второй линиями окопов, простиравшихся от лимана до берега Черного моря. Траншеи, окопы и противотанковые рвы с первых дней войны до середины июля успели выкопать жители Одессы – на укреплении обороны города работали десятки тысяч людей. К концу июля румыны и немцы уже были в двух километрах от нашего поселка, ежедневно обстреливали его из орудий и минометов. Может быть, по этой причине или какой-то другой воинским частям, находящимся в поселке, пищу привозили довольно редко, поэтому из тех овощей, картофеля и кукурузы, которые мы привозили с полей, мама варила еду для нас и для расквартированных в доме красноармейцев. Так поступали все жители поселка.

Вот так танки

Но наступил день, когда линия передовой стала проходить практически через поселок. И даже наша изба была превращена в некое подобие укрытия. Мы с братом выкопали в огороде окоп, накрыли его шпалами, железными листами, но мама потребовала сделать окоп перед домом, в саду. И через несколько дней при обстреле один из снарядов попал прямо в тот, первый, окоп.

Обстрелы и атаки поначалу происходили в одно и то же время. В середине сентября я проснулся утром в окопе (по сути, мы уже жили в нем) от какого-то необычного грохота. Выглянув, увидел идущие в два ряда чудовища – танки, на бортах которых было написано большими буквами черной краской «На испуг». Это одесситы одели в броню тракторы Челябинского завода, поставили на них 45-миллиметровые орудия, сняли глушители и пошли в наступление на румын. И румыны купились, поверили, бежали так от этих танков, что аж пятки сверкали.

После этого на нашем участке атаки прекратились. Это были самые драматические октябрьские дни и ночи обороны.

Мама, не теряя присутствия духа, готовила еду из того, что было. А было у нас то, что приносили мы, гонимые голодом и отчаянной предприимчивостью. Известно, что для каши нужна крупа. У нас с братом была самодельная мельница из гильзы от снаряда, вделанной в колоду… Конечно, смолотая на этой «мельнице» крупа критики не выдерживала. Но ведь никакой другой не было! А как трудно было добывать топливо! Находкой во всех отношениях удачной считался сухой коровяк, оставшийся от угнанного в самом начале войны стада.

Последние две недели перед отступлением наших войск в поселке стояли морские артиллеристы, которые расположили свои орудия в лощине и периодически обстреливали румын и немцев. Это временное затишье дало возможность жителям поселка начать подготовку к зиме: мы начали заготовку овощей, картофеля, кукурузы, ячменя и пшеницы – урожай в 1941 году был отменный.

И всплыли «бывшие»

В середине октября я с товарищами поехал в совхоз Ильича за углем, огромная куча которого горела под открытым небом. А когда вернулись в поселок, он был уже полон румынскими солдатами. Как потом мы узнали, моряки ночью ушли в порт, поскольку Одессу было приказано оставить, а Приморскую армию срочно перебросить в Крым для спасения Севастополя.

Началась оккупация. C первых дней немцы и румыны приступили к массовым расстрелам – евреев, цыган и коммунистов. Все население обложили разными налогами. В отличие от немцев румыны колхозы не распустили, а с помощью кнута и пистолета заставляли крестьян работать. Всю выращенную продукцию забирали.

Буквально через несколько дней после того, как Одессу и наш поселок заняли оккупанты, кругом появились листовки и местные газеты, оповещавшие население, что начаты коренные реформы в общественном строе и требуются предприимчивые люди. Нашлись пожелавшие приспособиться к тому порядку, который сулил личный выигрыш для человека разворотливого. В их ряды встали всякого рода «бывшие» – из купечества, чиновничьей братии, не отвыкшие от своих ухваток торговцы. В общем-то можно понять, какими именно интересами руководствовались они, сотрудничая с захватчиками.

Но подавляющее большинство жителей поселка были уверены: Красная армия обязательно нас освободит. Эта вера помогала преодолевать все трудности.

То бегом, то ползком

После разгрома немцев под Сталинградом даже румыны стали поговаривать, что скоро им придется сматывать удочки. 8 апреля 1944 года части Красной армии остановились в 3-4 километрах от нашего поселка и начали артиллерийский обстрел румынских позиций. Утром следующего дня румыны собрались и ушли с позиций, ушли быстро, почти бегом. Но к вечеру вдруг вернулись, притом шли они медленно, по сути, ползли… К нам в избу зашел румынский солдат, молча сел на табуретку возле стола, поставил между ног свою винтовку и стал смотреть в окно. Затем обратился к маме и показал рукой на свой рот, что он хочет есть. Мама показала на тарелку на столе, в которой лежал кусок мамалыги из кукурузной муки, и сказала, что больше ничего нет. Он пододвинул к себе тарелку и мигом съел мамалыгу. А минут через 20 заговорил… И рассказал, что в районе Пересыпи (это самое начало города) их остановили немцы и «попросили» (как потом узнали, наставили на них пулеметы) вернуться на позицию и не покидать ее до конца суток. Но они уйдут, сказал солдат, как только стемнеет. Действительно, как только стемнело, румыны бегом бежали по улице через огороды в сторону города. Через час примерно все стихло. Только вдали от поселка ближе к морю изредка рвались снаряды. Там была позиция, которую занимали немцы. Часа через два стал слышен нарастающий шум техники. Мы переживали, ждали, и вдруг в темноте отчетливо услышали родное: «Старшина, туды твою мать»… Сколько было радости! И пусть на часах был час ночи, мы встречали своих освободителей.

Голодный послевоенный

Утром войска ушли в сторону города. Полевой военкомат призвал всех мужчин и молодежь, которых сразу направлял в воинские части. Был призван и брат, он через два месяца погиб в Молдавии. В поселке осталась саперная часть. Они занимались разминированием, убирали заграждения и брошенную военную технику. Был назначен председатель колхоза, восстановлена советская власть. Всем жителям поселка было дано указание – с 15 апреля выйти на засыпку окопов и траншей, а там, где их нет, начать вспашку полей. К сожалению, не все мины саперы обнаружили и разминировали. И некоторые дети и женщины подрывались. Мне повезло. Много я засыпал окопов, собрал разного оружия, как румынского, немецкого, так и советского. В колхозе проработал до июля 1945 года.

В 1946 году аукнулась Одессе разбушевавшаяся во время оккупации преступность. Год был неурожайный. Вооруженные банды грабили не только магазины и склады, но и нападали на семьи, забирая последнее – одежду, продукты, хлеб, обрекая людей на нищету и даже смерть. Обескровленной войной милиции не хватало сил. В послевоенной Одессе царил своего рода «нэп» – вся жизнь была сосредоточена на Привозе в коммерческих магазинах. Но они были доступны далеко не каждому. Для обычных рабочих булка хлеба стоила 100 рублей – это месячный заработок. Поэтому ночью город принадлежал бандитам и грабителям. Люди уже не выходили на улицу. Одесса вымирала.

А дело было еще и в том, что почти половина всех грабежей, убийств и пьяных выходок со стрельбой в первые послевоенные годы приходилась на долю молодых фронтовиков и военнослужащих. Вчерашние герои-победители вернулись домой и остались ни с чем, особенно те, кто ушел на фронт со школьной скамьи, не получив профессии. У этих людей ничего не было, кроме страшной войны за плечами и привезенных с фронта оружия и умения убивать. Нежелание подчиняться гражданским законам и голодное время сделали этих людей чуть ли не самой криминальной средой в те годы. Большого труда стоило руководству города и маршалу Жукову навести в Одессе порядок…

В июле 1945 года я поступил в одесскую школу юнг. Так началась моя морская жизнь.

Акция «В» 

Мы продолжаем публикацию воспоминаний приморских ветеранов, которые записывает для потомков капитан первого ранга в отставке помощник председателя совета ветеранов Первомайского района Владивостока Георгий Шеньшин. Много лет Георгий Иванович ведет патриотическую работу – собирает и сохраняет воспоминания тех, кто воевал на фронтах Великой Отечественной, ковал Победу в тылу, и тех, кому война изуродовала детство, юность…

Сегодня о своих детских годах в оккупации под Одессой вспоминает Владимир ЛЕГЕЦКИЙ, почетный работник морского флота России, председатель ветеранской организации ДВМП.

Автор: Владимир ЛЕГЕЦКИЙ