Никита Михалков: Мне достаточно, если меня будут считать неплохим режиссером и актером

Накануне своего праздника мэтр российского кинематографа рассказал о детстве, о наставлениях матери, о чем мечтает сейчас. И поделился формулой счастья, которую он для себя вывел.

«Я не писатель. И не художник»

Незадолго до юбилея вышли из печати две книги – «Публичное одиночество», где собраны интервью и публичные высказывания Никиты Михалкова более чем за полвека его жизни, и автобиографическая «Территория моей любви». Правда, сам юбиляр скромно просит не называть его писателем.

– Пожалуйста, не считайте меня писателем, мне достаточно, если меня будут считать неплохим режиссером и актером, – заметил Михалков. – Я считаю, что в стране, где были Толстой, Чехов, Бунин и Пушкин, быть писателем – это вещь очень ответственная и серьезная. Я видел одну визитную карточку, где было написано: «Член Союза кинематографистов, член Союза писателей, член Союза художников, писатель, актер, режиссер», и дальше фамилия. И видел другую карточку: «Доктор А.П. Чехов»…

Желая сделать мне приятное, мне однажды предложили стать членом-корреспондентом Академии художеств. Я сказал: «Спасибо большое, но, если бы мои прадеды Суриков или Кончаловский об этом узнали, я бы живым не вышел из этой комнаты». Я являюсь тем, кто я есть.

Вы помните, в фильме «Я шагаю по Москве» Владимир Басов играл полотера, которого приняли за писателя. И он произносит фразу: «Если можешь не писать, не пиши». Это то высказывание, с которым я абсолютно согласен. Я могу не писать, но я не могу не думать образами, не могу не видеть жизнь вокруг через то, что является моей профессией. Эта профессия в этом смысле довольно жестокая. Когда ты видишь красивый закат или какой-то пейзаж, то вместо того, чтобы просто наслаждаться им, как любой человек, ты начинаешь думать: «Вот что мне надо! Вот что нужно снимать! Где оператор?» Ты сразу трансформируешь это в профессию.

Когда вы читаете Чехова, вы видите это, вы физиологически ощущаете ткань сюртука, в который одет герой. В этом плане литература мне близка. И я абсолютно согласен с великим режиссером и педагогом Сергеем Герасимовым, который сказал, что литература – это мать кинематографа. Сейчас об этом не думает никто, потому что серьезную литературу практически никто не читает. Но если говорить про большое кино – конечно, это правда. Недаром русское кино настолько связано с литературой…

Мамина школа

Когда речь заходит о главных уроках, полученных в детстве и сыгравших важную роль в становлении Михалкова как личности, юбиляр сразу вспоминает свою мать – Наталью Петровну Кончаловскую.

– Моя мама говорила: бери себе чуть меньше, чем то, на что, как тебе кажется, ты имеешь право. Бери чуть меньше – и тогда ты получишь больше! Она же говорила еще одну потрясающую вещь: если тебе что-то катится в руки просто так, ничего не надо делать – только протяни руку, ты возьми и подумай, сколько из десяти человек от этого бы не отказались. Если больше пяти – тогда откажись. Это была потрясающая для меня школа!

Переписывая Бунина

Охотно Никита Сергеевич говорит и о своих литературных пристрастиях. К слову, он привык читать одновременно несколько произведений.

– Сейчас читаю записки, письма и дневники художника Коровина. Это гениально! А параллельно читаю Фридриха Горенштейна, которого очень хорошо знал и любил. Но, к сожалению, я вынужден чаще всего читать то, что связано с очередной работой. Скажем, экранизация «Обломова» – это не экранизация романа, а экранизация писателя! Поэтому ты должен не просто знать произведение и по нему писать сценарий – нужно изучить все, что происходило в то время вокруг этого писателя и с ним самим. Например, «Неоконченная пьеса для механического пианино» – это не просто пьеса Чехова без называния, написанная им в 17 лет, туда входит все, включая записные книжки, общение, переписку. И ты как бы «обчитываешь» писателя, чье произведение ты хочешь снять…

Юбиляр признался, что, готовясь к съемкам фильма «Солнечный удар», целых 11 раз от руки переписывал одно-именный рассказ Бунина.

– Моя попытка прикоснуться к Бунину была через физическое ощущение его описаний. И я смотрел и думал: а почему он пишет вот так? И потом читаешь и понимаешь: да, он гений! И лучшее, что ты можешь себе позволить, – это переписать рассказ, аккуратно, каллиграфическим почерком, но дальше не суйся!

Мечта мастера

Поделился Никита Сергеевич и своей мечтой. Как ни странно, она связана с литературой, а не с кинематографом, как можно было бы предположить.

– Моя мечта – сделать, может быть, чуть позже большую книгу о профессии режиссерской и актерской, поделиться своими наблюдениями и мыслями на этот счет. У меня было очень много впечатлений и встреч – поучительных и важных, трогательных и судьбоносных для профессии. Это и Феллини, и Антониони, и Куросава, и Вайда, и Занусси… Плюс к этому сделал бы подборку большого количества мастер-классов, которые я проводил. Думаю, что с профессиональной точки зрения это было бы полезно для тех, кто хочет заниматься той профессией, которой занимаюсь я.

А еще я надеюсь, что когда-нибудь дам издать мои дневники и записные книжки, написанные мною от руки. Я эти дневники прятал очень долго. Я их вел каждый день, особенно когда служил на флоте, и есть сумасшедшие абсолютно зарисовки! Скандалов будет много, но это интересно…

Говоря – то ли в шутку, то ли всерьез – о грядущих скандалах, Никита Сергеевич сохраняет абсолютную невозмутимость. Возможно, он просто привык к тому, что недоброжелатели и завистники найдутся всегда. Он даже шутит на эту тему.

– Я – чемпион по критике. Но считаю так: делай, что должно – и будь, что будет. То, что пережил человек, всегда достойно интереса и уважения…

Что такое счастье

За несколько дней до юбилея Михалкова попросили поразмыслить над тем, что он больше всего любит в жизни, и о том, что для него является счастьем. Затронутая тема тут же вернула режиссера в детство.

– Как-то Феллини попросили сделать то же самое: рассказать, что он любит, а что нет. Он пишет: не люблю завязывать ботинки, не люблю ходить по лестницам, люблю смотреть на говорящих глупости женщин… Все это абсолютно индивидуально.

А что люблю я? Я люблю охоту и все, что с этим связано. С детства люблю Новый год и особенно подготовку к нему. Я в детстве мечтал посмотреть, что такое Новый год, потому что приходили гости, причем какие гости: Рина Зеленая, Сергей Герасимов, Тамара Макарова! Я же этого тогда не понимал. Но в кровать брал с собой еловые иголки и колол себя, чтобы не уснуть, а узнать: что же там происходит, почему они все приходят, а меня отправляют спать? И получалось так: я уходил спать, меня не выпускали, я, естественно, засыпал. Просыпался рано утром, когда над столом еще висело облако папиросного дыма, а на столе – уже давно остывшее горячее, растаявшее мороженое, недоеденные пирожные, недопитый кофе, вино... Пока все спали, я все это понемножку пробовал, включая спиртные напитки: были вкусные, были невкусные. И снова ложился спать, потому как сразу терял сознание (улыбается). Взрослые, когда просыпались, думали, что Никита заболел. А Никита просто готовился к взрослой жизни. Но подготовка к Новому году с тех пор – одно из прекраснейших моих ощущений.

Потом так же ожидаемы для меня стали Страстная неделя и Пасха. В те годы подготовка к празднику была достаточно скрытной. Но удивительные ощущения этого потрясающего праздника стали для меня образом радости и счастья в доме.

И вообще, я понял и сформулировал, что такое счастье. Это когда в семь утра летом можешь прыгнуть с обрыва в речку. Почему? Потому что это значит, что у тебя есть здоровье и желание. Это значит, что нет войны, нет разрухи, нет других вещей, которые не позволят тебе это сделать. Я думаю, что, по большому счету, это и есть счастье в глобальном смысле слова. А уже к этому может присовокупиться что угодно. Но ощущение того, что ты хочешь и можешь это сделать, – величайшее счастье! 

Автор: ​Екатерина ШИТИКОВА, ИА «Столица»