Исчезнувшая Миллионка

Миллионка – это типичный китайский квартал, хаотично возникший в самом центре русского города более ста лет назад. Он частично сохранился до наших дней и стал туристическим объектом, чему, наверное, здорово бы удивились его первопоселенцы. 

Сегодня энтузиасты водят сюда экскурсии, рассказывая туристам и просто любопытствующим гостям города, что этот район не что иное, как душа Владивостока. Преувеличивают, конечно. Хотя в определенном смысле Миллионка – это символ. Символ характерного периода жизни Владивостока, особой городской среды, утраченной, но сумевшей сохранить свои очертания. Поэтому явно «нерусский», но все равно чем-то близкий нам облик этого квартала продолжает будоражить воображение.

Мы начали рассказ о Миллионке с дореволюционной эпохи. А потом пришли совсем иные времена. Времена настолько кардинальных перемен, что, казалось, ничему прежнему, старорежимному, в них не выжить. Любые приметы того режима должны были либо исчезнуть навсегда, уйти в небытие, либо ассимилироваться с идеологией и приметами нового общественного строя. Но не такова оказалась Миллионка. Она еще долго продолжала жить и при советской власти по своим, десятилетиями вырабатывавшимся, законам. Словно впала в некий исторический анабиоз…

«Глаза на кончиках щупальцев спрута»

Любопытно, что при скрытом негативном отношении советской власти к этому кварталу (официально озвучивалось сочувствие его обитателям) репортажи в газетах были красочными, детальными и скорее привлекательными. Вот что писала, к примеру, газета «Красное знамя» в 1924 году:

«В 12 часов ночи на Семеновской улице казалось тускло, мрачно. У сводчатых ворот, ведущих в хаос дворов, туманно намечались маленькие группы китайцев. Гортанные крики коротко и звучно прорезали морозную тишину. «Стукачи», – заметил мне один из милиционеров, и мы бросились бегом. Мы бежали к дому, хаотичному, как лабиринт. Он скрывал в своих недрах неисчислимое количество притонов. Нам надо было застать китайцев врасплох и найти вещественные доказательства преступной работы их хозяев. Предупреждение о нашем появлении шло от одного к другому стукачу через ворота, нависавшие над узенькими маленькими мостиками, перекинутыми на высоте нескольких этажей из одного флигеля в другой, и затихали в неосвещенных коридорах…»

Что поразительно, описание зданий и двориков практически ничем не отличается от досоветского периода. Разве что понятие «стукачи» появилось, причем журналист объяснял его таким заковыристым образом: «Это глаза на кончиках щупальцев спрута, высасывающего здоровье и деньги китайского населения».

Вот еще подробности: «Длинные сводчатые ворота ведут в узкий двор, по обе стороны китайские лавочки, рестораны с висячими при входе цветными фонарями. Во всю длину дома на высоте 2-3-го этажа – крытые галереи, маленькие и узкие мостики, сообщающиеся флигеля. Масса входов и выходов, закоулков и подворотен, двери в темном коридоре, где расположены многочисленные маленькие китайские квартиры, выходящие на площадки лестниц и на галереи. Это облегчает работу стукачей. Они стоят на галереях и наблюдают за входящими во двор, сообщая хозяевам притона о появлении милиции».

Двор, к слову, очень узнаваемый – на Семеновской, 3, он и сейчас почти не изменился. Репортаж 90-летней давности заканчивался так:

«Мы бежали, прыгая через несколько ступеней, на 3-й этаж. Нас встретила абсолютная тишина и темнота коридора, в котором справа и слева были двери квартир. Мы постучали в одну из них. Долгое время нам не открывали, слышался только сдержанный шорох и какая-то мышиная возня. Потом дверь распахнулась. В комнате стоял еще не выветрившийся сладковатый запах опия, но лица китайцев были совершенно спокойны. Стукачи сделали свое дело. Тонкая перегородка отделяла еще две комнаты. 20 или 30 одетых китайцев лежали на грязных досчатых нарах в самых разнообразных позах. Желтовато-зеленые лица спокойно и равнодушно глядят на милиционеров. Обыск не дал никаких результатов. Лампочек и трубок для курения мы не нашли. Как видно, все было припрятано в тайники... Мы ушли, твердо зная, что здесь опиекурильня, но нет у нас доказательств. Курилка замерла, но потом, позже, снова возродится как Феникс из пепла».

Старая мафия против нового быта

Конечно, война советской власти с неумирающей Миллионкой была не только борьбой «за новый китайский быт», как это провозглашалось публично. Гораздо большее значение придавалось искоренению этого явно криминального центра Владивостока.

Репортер «Красного знамени» отмечал: «Стоит пойти сюда с милицией – и вы увидите опиекурильни, морфиноловки, банковки и убежища проституток». Единственное, о чем газета не упоминала, – что всем этим, как и во времена самодержавия, владела и управляла китайская мафия.

Картина была впечатляющей: «Мы побывали в квартирах, в которых рядом с курильней были и комнаты, отделенные занавесками с двуспальными нарами, на них лежали спящие китаянки. Это женщины, занимающиеся проституцией, они имеют паспорта, делающие их женами, сестрами и дочерьми тех, кто торгует ими…»

В лабиринтах Миллионки продолжалась и тайная продажа наркотиков, о чем реалистично повествовала газета:

«Стучим в ворота, но за ними глухо и к ним никто не подходит. Милиционер перелазит через забор и открывает ворота. Мы входим в комнату. Это грязный вертеп, в котором на грязных нарах лежали вповалку и русские, и китайцы, некоторые из них совершенно голые, с ужасными язвами на теле. Воздух пропитан запахом морфия и кокаина, но никаких следов наркотика нет. Нет и шприцев и иголок, только чашечки, в которых разводят морфий. На Семеновской и Дзержинского имеются квартиры – убежища морфинистов. Только хорошо известные лица имеют право входа туда. Вот и еще один дом на Пекинской, в котором находят приют и русские, и китайские женщины-проститутки. Кажущийся мирным днем, дом ночью становится притоном порока».

Разумеется, милиция время от времени накрывала игорные заведения. Вот как описывала газета такую операцию:

«Во втором часу ночи нам удалось захватить в одном из домов на Семеновской вещественные доказательства банковки – китайской рулетки. Это было после кинематографической погони по коридорам, галереям и крышам за пытающимися скрыться игроками-китайцами. Их было несколько десятков человек. Они приведены в одну из комнат с окном и большим квадратным столом, за которым обычно идет игра. Их обыскивают. Милиционерам приходится рыться в грязных лохмотьях, касаться руками голых и грязных тел. Нашлось несколько косточек, которые употребляются при игре. Это давало вещественное доказательство милиции. Хозяева будут платить штраф. Но это не означает, что банковке конец, ибо мы уйдем, и игра возобновится…»

Живучие национальные традиции

Советские журналисты порой писали о Миллионке даже в романтическом ключе. Та же газета «Красное знамя», 1928 год. И хотя заголовок статьи – «Из быта китайского Владивостока» – похож на раздел путеводителя, автор живописует этот быт с явным любованием:

«Корейская, 12. Огромные корпуса жилых этажей. Двор – вечно кипящий котел людских масс. Китайская баня и китайский театр. Это и есть пресловутая Миллионка, колоритнейший уголок китайского Владивостока, из которого на вас глядят тысячи проявлений живучей национальной китайской традиции, китайского быта. Во Владивостоке новому человеку говорят: «Если вы хотите познакомиться с китайским бытом, изживающим свой век, – ступайте на Миллионку». Вы входите с Семеновской улицы (обратите внимание: описывается все тот же двор на Семеновской, 3. – Прим. авт.). Длинный, как тоннель, проезд во двор установлен столиками торговцев-мелочников. Папиросы, колбаса, орехи, чилимы, квас, замки, карандаши, пирожки, рыба, гуталин, зубной порошок, какао, прочищалки для примуса, спички…

Позади столиков в боковых проломах разместились пивнушки, столовые; пучки разноцветных бумажных лент и узкие черные дощечки, покрытые золотой, таинственной вязью китайских иероглифов, гостеприимно указывают вход в двери. В котлах варится неприхотливая снедь, наполняющая узкий проезд специфическим, свойственным лишь китайским харчевням, запахом. В проезде вечно суетливая толкотня. Люди входят и выходят, задерживаясь безразличным, поверхностным взглядом по столикам, а обладатели их пристально нащупывают в толпе тех, кто мог бы явиться потребителем их продуктов. Новому человеку очень трудно разобраться в лабиринте проходов и закоулках двора, запутанных и причудливых, как китайские письмена. Здесь опять же лавчонки, кондитерские, столовые, пивные, склады.

Где-то рядом заглушенно, на низких тонах, бренчит примитивный китайский инструмент, музыкальная мелодия, простая и искренняя как плач ребенка, причудливо переплетается с общим рокотом толпы. Ей вторит монотонное, нудное пение чайников-кипятильников, зазывающих гостей. Сверху бесстрастно глядят на людскую суету зрачки окон. За железными переплетами веранд и балконов, точно воробьиная ватага, шумит детвора. Возле китайской бани сидят несколько женщин, простоволосых некрасивых проституток, удивительно похожих на старых, отживающих свой век кляч. И если вы скользите по ним поверхностным взглядом, они тотчас же предлагают свои услуги: «Не угодно ли, молодой человек, помоем. А?»…

Жилищный вопрос – он стоит здесь во сто крат острее, чем где-либо. И потому, что рядом с просторными, светлыми квартирами китайской знати уживаются мрачные, тесные, до отказа переполненные голытьбой каморки. Ночью усталые люди вперемежку с детьми спят буквально друг на друге – тесно и на нарах, и на полу. Жилищная кубатура эксплуатируется насколько только возможно. И только днем, когда беднота уходит на заработки, их жалкие каморки приобретают относительно разуплотненный вид. Сырость, грязь, удушливые запахи – непременные спутники жилищ китайской бедноты – подавляют нас. Особенно эти запахи! Если вы идете по коридору и внезапно перед вами отворяется дверь – то нос ваш испытывает не менее чувствительный удар, чем вы получили бы его от заправского боксера…»

Финита ля драма

Миллионка была окончательно ликвидирована в декабре 1936 года. Большую часть ее обитателей выселили как «нежелательный элемент», но тяга китайцев к этой части города ощущалась еще долгое время. Что, собственно, и позволило сохранить экзотичный квартал до нашего времени. Сегодня он продолжает жить уже в качестве туристического объекта, изюминки Владивостока. Интересно, чувствуют ли, заглядывая сюда, современные китайские туристы давнишний «нерусский» привкус этой изюминки?

Автор: ​Иван ЕГОРЧЕВ, действительный член Русского географического общества