Кого не берут в гастарбайтеры?

В конце 1890-х годов родилось выражение «желтая опасность». Придумал его французский публицист Поль Леруа Болье, чтобы описать тревогу по поводу «пробуждения Востока» – усиления Китая и Японии. Позже этот термин часто повторял германский император Вильгельм II, благодаря чему оно вошло в общественно-политический лексикон европейских стран.

Примерно тогда же миф о «желтой опасности» распространился и в России, что было вызвано реальными опасениями за будущее Дальнего Востока, ставшего российским лишь в середине XIX века. Между тем несколькими десятилетиями ранее, начиная осваивать далекую окраину, русские здесь и не помышляли ни о какой «желтой угрозе». Напротив, всерьез планировали привлечь в качестве колонистов азиатских соседей…

Способные и не способные трудиться

На территории Южно-Уссурийского края в то время проживало некоторое количество китайцев: в 1868 году Николай Пржевальский оценивал их численность в 4 – 5 тысяч оседлых и в 3 – 4 тысячи временных жителей. Впоследствии число этого населения постоянно возрастало, иногда намного превышая славянское. Правда, в основном это были приходящие и уходящие китайцы. Но жили здесь представители и других азиатских народов.

Между прочим, в XIX веке дальневосточные чиновники и предприниматели вполне серьезно обсуждали вопрос, кто лучше – китайцы, корейцы или японцы. Точнее, вопрос этот рассматривался в таком ракурсе: кого удобнее цивилизовать? Иными словами, выходцы из стран Азии оценивались только как дешевая рабочая сила, которую следует использовать возможно лучшим образом. По сути, речь шла об эксплуатации. Именно поэтому истинных аборигенов этих земель в то время никто всерьез не рассматривал: гольды, орочи и другие местные народы не брались в расчет как «неспособные трудиться».

130 лет назад, в январе 1885 года, в Хабаровке (город тогда назывался именно так) впервые состоялся съезд сведущих людей. Его инициатором был сам генерал Андрей Корф, глава только что образованного Приамурского генерал-губернаторства, куда вошли Забайкальская, Амурская и Приморская области. В работе первого съезда участвовало всего 26 человек, а главным вопросом повестки дня был китобойный промысел.

Рассматривались и другие актуальные проблемы, в том числе заселение и освоение края. Дело в том, что переселенцы из Европейской России добирались сюда в то время подолгу: огромные расстояния преодолевали пешком или на телегах, зимовали в Западной Сибири и только спустя год после того, как покинули родные края (а то и позже), прибывали на Амур. Неудивительно, что «сведущие люди» обратили взоры на соседние страны.

А ты записался в русские патриоты?

В июне 1885 года в газете «Владивосток» появилась довольно обширная статья под заголовком «Корейцы или японцы?», навеянная решениями этого съезда. Автор ее скромно подписался

«М. Греб.» (так тогда было принято), но можно предположить, что это был Александр Гребницкий, одно время работавший помощником Федора Буссе – заведующего Переселенческим управлением в Южно-Уссурийском крае и первого председателя Общества изучения Амурского края. Хорошо разбираясь в проблемах переселенцев, Гребницкий вполне мог выступать экспертом в этой области.

Статья весьма любопытная, процитируем ее частично.

«На съезде в Хабаровке, между прочим, было высказано о вреде корейцев. «Корейцы, – говорили на съезде, – имеют за собой несравненно меньше хороших качеств, чем китайцы. Корейцы слабосильны, беспечны и лукавы; с русскими не смешиваются, языка русского не знают и принимают православную веру только наружно из выгод». Мнение это представляет новость; еще в 1882 году г. Всеволод Крестовский характеризовал тех же корейцев совершенно иначе: «Все вообще корейцы оказались прекрасными, трудолюбивыми и умелыми земледельцами. Они живут в единобрачии, хорошие семьяне, честные, трезвые, чистоплотные и, что всего замечательнее, сделались добрыми русскими патриотами: охотно изучают русский язык и многие уже говорят на нем, охотно принимают православие и добровольно заводят у себя русские школы».

Мы нарочно приводим отчет г. Крестовского, потому что он, не имея времени сам изучить корейцев, очевидно, писал свою характеристику этих инородцев на основании ходячих в крае мнений. И действительно, такой же почти лестный отзыв о корейцах дают г. Пржевальский и г. Степанов. Под псевдонимом последнего скрывается один из лиц, давно уже знакомых с краем и стоявший в 60-х годах близко к делу колонизации, и вот что, между прочим, говорит он о корейцах: «С переходом в Южно-Уссурийский край корейцы стремятся усвоить себе русский обычай, хозяйство и язык. Православная миссия легко обращает их в христианство».

И теперь, после всего этого, корейцы вдруг оказываются чуть не хуже и вреднее китайцев! Автору заметки неоднократно приходилось говорить со здешними старожилами, и все они единогласно высказывали о корейцах мнение, сходное с отзывом г.г. Степанова и Крестовского…».

Стоит ли менять кукушку на ястреба?

Далее автор рассуждает о японцах (сейчас трудно поверить, что и они тоже стремились жить и трудиться на дальней окраине Российской империи).

«С другой стороны, на съезде рекомендовали японцев. Не спорим, что на родине они очень симпатичны, что, живя в Европе, они скоро усваивают европейские обычаи, что в Японии многое из европейской цивилизации привилось с большим успехом. Но чем заявили японцы себя на Амуре? Правда, во Владивостоке имеется японский магазин, но он находится в связи с правительственным торговым агентством. Живут они здесь временно, пока имеют какие-либо занятия, приезжают только на заработки.

Совсем другое корейцы. Они с давних времен у нас занимаются хлебопашеством (хотя и в малом количестве), возделывают огороды, доставляют из Кореи скот и вообще подают большую надежду сделаться русскими, чем японцы, которым и у себя дома живется хорошо.

В соседней же Корее японцы заявили себя, по общему отзыву, уже совершенно несимпатично. Судя по этому, мы решительно не понимаем, отчего японцы как колонисты предпочтительнее корейцев и почему некоторые желают даже отдать им предпочтение перед европейцами. Ни ремесленников, ни земледельцев, ни даже купцов они нам пока еще не дали. Что касается до дружбы с японским правительством, то последнее никогда ни о каких у нас привилегиях пред другими иностранцами не хлопотало, да и Япония такая благодатная страна, что из нее вряд ли станут выселяться такие лица, которых желательно привлечь в Амурский край. Пример – Корея, куда явились подонки Японии и в выжимке соков из населения далеко оставили за собой наших евреев. Не будет ли привлечение их сюда меной «кукушки на ястреба»?».

Любопытно, что сходное мнение высказывал и Михаил Янковский, один из первопроходцев края, к тому же живший в Сидими (Безверхово) в окружении корейцев. В июне 1889 года в той же газете «Владивосток» он писал: «Если допустим, что проект заселения казаками посьетского участка будет почему-либо отменен, то признано будет для него самым подходящим корейское население». Требовалось, по мысли автора, лишь сделать его оседлым, а трудолюбия корейцам было не занимать…

Староверы-хищники?

Впрочем, не одними азиатами ограничивался список «кандидатов в колонисты». Была еще особая группа русских – староверы. Организованно их никогда не переселяли – они сами забирались все дальше в глушь под влиянием гонений на почве религиозных разногласий, являясь, по сути, тоже русскими первопроходцами.

В последние годы о староверах стали писать исключительно в положительных тонах: мол, вели крестьянское хозяйство, имели крепкие семьи, разводили скот, охотились, никого не трогали… Но обратимся к свидетельству очевидцев, среди которых, например, Владимир Арсеньев. Вот выдержки из его дневниковых записей, сделанных в экспедиции 1906 года.

«После войны (Русско-японской. – Прим. ред.) в районе Ольги, Пластуна, Тютиха и Иодзыхе было из-за Сихотэ-Алиня перенесено более 1500 винтовок нового военного образца. Откуда они, до сих пор неизвестно. Достоверно только, что староверы Кочкоревки, Каменки и Загорной принимали деятельное участие в снаряжении китайцев этим оружием. Они продавали винтовки и покупали их для этой именно цели…

Староверы под предлогом спасения души забираются в глухие места и еще больше хищничают, чем китайцы. С приходом переселенцев они опять уйдут еще дальше, оставив последним истощенную землю, пустую тайгу и загрязненную местность…

По показаниям китайцев, староверы обложили данью всех окрестных китайцев до реки Сан-Хо-Бэ включительно. Они требуют дани с китайцев соболями 20 – 50 штук ежегодно, а тем, кто замедляет давать соболей, сжигают фанзы и подвергают побоям. За соболями они приезжают верхами, вооруженные, до 6 – 9 человек…

Староверы народ чрезвычайно энергичный, дальновидный и умный. Под предлогом удаления в горы и леса с религиозной точки зрения они уходят туда исключительно ради наживы и переселяются только тогда, когда из земли используют все, что есть ценного, все силы ее и все соки. К этому времени примерно появляются в этих местах и русские переселенцы…»

Судя по всему, староверы были отнюдь не идеальными переселенцами и вряд ли годились для такого государственной важности дела, как освоение новых земель. Быть может, стоило призвать для этого каких-нибудь варягов. Но где ж их было взять…

Справка «В»

В простой речи, да и в печати, приходящих китайцев называли «манзами», чтобы отличать от жителей собственно Китая. Иван Ювачев, живший в Уссурийском крае в середине 1890-х, писал, что русские «китайцев, маньчжуров и всех носящих косу и китайский костюм зовут «манзами». Отсюда появилось вошедшее в историю выражение «манзовская война» и несколько географических названий, на время закрепившихся на русских картах: например, станция Манзовка (ныне Сибирцево) или Манзовский базар во Владивостоке.

Автор: ​Иван ЕГОРЧЕВ, действительный член Русского географического общества