Дерсу заподозрили в шпионаже

Дерсу Узала хорошо известен всем дальневосточникам. Ему поставлено два памятника: на сопке Увальной (окраина города Арсеньева в Приморском крае) и на железнодорожной станции Корфовской в Хабаровском крае (место его гибели).

Есть скала Дерсу Узала на окраине поселка Кавалерово, являющаяся местным памятником природы. Его именем названы и другие географические объекты. Во многом в такой популярности «виноваты» и замечательные книги Владимира Арсеньева, и два фильма под названием «Дерсу Узала»: 1961-го (режиссер Агаси Бабаян, в роли Узала – Касым Жакибаев) и 1975 годов (режиссер Акира Куросава, Дерсу – Максим Мунзук).

Популярен, как звезда

Надо заметить, что имя проводника Владимира Арсеньева необычайно популярно. В память о Дерсу названы астероид № 4142 и жучок, один из мельчайших представителей отряда жесткокрылых в России. Есть туркомпании и фонды «Тропы Дерсу». Его имя зачастую носят различные лагеря следопытов, туристические и краеведческие смены, таежные школы и курсы выживания. Существует горнолыжный центр «Дерсу» под Хабаровском и отель «Дерсу Узала», продается травяной чай «Дерсу» и минеральная вода под таким же названием. Есть зимний костюм охотника «Дерсу», ранний сорт помидора и столовый сорт винограда, дамплинг-кафе и даже сауна во Владивостоке, не говоря уже о рок-группе «Дерсу Узала». И этот список, между прочим, неполон.

Но… Спорные факты о личности Дерсу Узала и его жизни появляются настолько часто, что настало время отделить реального человека от виртуальной фигуры, разобраться во всех хитросплетениях вокруг него – как возникших от обычного незнания, так и просто выдуманных.

Итак, вопрос первый: как в действительности звали человека, известного нам под именем Дерсу Узала? Дело в том, что многие авторы с особым значением снова и снова повторяют: «Настоящее имя – Дэрчу Очжал». Отметим, что имя было воспринято Владимиром Арсеньевым на слух и в таком написании – Дерсу Узала – повторялось им в дневниковых записях, а также в последующих художественных произведениях. Более того, другие участники арсеньевских экспедиций называли его точно так же.

Разумеется, незнакомые слова чужого языка можно передать разными русскими буквами, так что споры о том, как правильно – Дерсу/Дерчу/Дэрчу/Дэрчю или Узала/Очжал/Оджал/Одзял), – попросту бессмысленны. Фактически все эти варианты – одно и то же имя, по-разному записанное. Нижние чины отряда Арсеньева, напомню, вообще звали проводника отчасти русифицированным именем Дерсук (судя по воспоминаниям Анны Арсеньевой-Кадашевич, первой супруги Владимира Клавдиевича, так гольда называл и сам Арсеньев). К тому же определение «настоящее» вообще весьма сомнительно по отношению к аборигену. Паспорта у него не было, письменного языка (хоть нанайского, хоть удэгейского) в то время не существовало, и сказать, как правильно, просто было невозможно.

Место встречи изменить нельзя

Что касается момента знакомства Арсеньева и Дерсу, то они описаны в повести «По Уссурийскому краю», и обычно на этот факт ссылаются читавшие ее. Но при этом забывается другое важное обстоятельство: книга «По Уссурийскому краю» (как и ее продолжение – «Дерсу Узала») является, безусловно, художественным произведением, и делать на основе ее текста выводы о реальных людях, событиях, маршрутах и даже датах не следует.

На самом деле встреча произошла около 9 часов вечера 3 августа 1906 года, во время первой крупной экспедиции Арсеньева в горную страну Сихотэ-Алинь, в верховьях реки Тадуши (теперь Зеркальная, Кавалеровский район). Дата и обстоятельства известны абсолютно точно благодаря записям самого Владимира Клавдиевича.

Путевые дневники 1906 года хранятся в архиве Приморского отделения Русского географического общества – Общества изучения Амурского края. В записи указано место встречи – фанза Лудева недалеко от поселка Кавалерово (в 1906 году еще не существовавшего) – и описан внешний облик пришедшего к костру охотника, а также указано, что он гольд (нанаец) по внешнему виду и по его собственным словам. На следующий день, 4 августа 1906 года, Дерсу Узала согласился быть проводником «за жалованье, одежду и стол». Впервые сведения об истинном месте первой встречи Владимира Арсеньева и Дерсу Узала были опубликованы еще в 1965 году известным хабаровским краеведом и писателем Георгием Пермяковым в книге «Тропой женьшеня».

Однако до сих пор точку этой встречи многие относят к верховьям реки Лефу (с 1972 года – Илистая) и к 1902 году. Достоверность повествования Владимира Арсеньева настолько убедительна, что авторы обычно убеждены в своей правоте: как же, сам Арсеньев писал!

Надо сразу отметить, что описания облика Дерсу в дневнике и в последующих книгах несколько отличаются. Если в дневнике его усы «каштанового цвета» и «редкая в несколько волосков борода», оттенок которой не указан, то в повести – «темно-русые усы» и «маленькая рыжеватая бородка»; цвет глаз в дневнике не отмечен. Заодно Арсеньев в книге «омолаживает» Дерсу на пять лет и переодевает из «жесткой брезентовой» куртки в «куртку из выделанной оленьей кожи».

Особых примет не имеет

Споры о национальности также не имеют под собой рациональной основы. На почетное право считать легендарного Дерсу «своим» претендуют чуть ли не все коренные народы Дальнего Востока, нет ничего удивительного в том, что и многие современные удэгейцы считают уместным причислить себя к его соплеменникам. Однако акцентируем внимание на следующем решающем факте: по убеждению самого Владимира Клавдиевича, Дерсу был именно гольдом, причем верхнеуссурийским (по месту обитания), что подтверждено и в дневнике 1906 года, и в повести. Думается, что Арсеньев никак не мог перепутать гольда (нанайца) с орочем (удэгейцем), а тем более с тазом, поскольку достаточно хорошо разбирался в различительных признаках уссурийских аборигенов.

Сам Дерсу однозначно называл себя гольдом, и это, как представляется, все-таки решающий аргумент. Ведь главный аспект национальной принадлежности не одежда, не черты лица и даже не язык, а самосознание конкретного человека, его самоидентификация. Заодно добавим, что Дерсу Узала некоторыми авторами причислялся и к эвенкам, и даже к уйгурам (поскольку волосы его были довольно светлыми, а уйгуры – отдаленные потомки европеоидов). Действительно, в первом издании повести «По Уссурийскому краю» (1921 год) волосы Дерсу описаны как русые (!), причем в списке допущенных опечаток это не исправлено. Правда, в тексте всех последующих изданий они почему-то стали темными…

Относительно истинного возраста Дерсу Узала можно судить только весьма приблизительно, исходя опять же из дневниковой записи Владимира Арсеньева: на 1906 год – около 50 лет, то есть примерно 1856 года рождения. Больше никаких указаний на этот счет у него не имеется. Тем не менее в некоторых изданиях указывается почему-то 1849 год рождения, а краевая библиотека имени Горького в ежегодно издаваемом «Календаре памятных дат» даже предлагает отмечать юбилеи Дерсу Узала, отсчитывая от того же 1849 года… Еще раз подчеркну, что никаких документов у Дерсу не было, да и он сам вряд ли знал свой год рождения.

Изгнанный из племени?

Одна из загадок Дерсу Узала – почему он жил один, скитаясь по тайге?

Во-первых, видимо, гибель всех его родных во время эпидемии оспы является творческим вымыслом Арсеньева. Петр Бордаков, соратник исследователя по экспедиции 1907 года, в своих документальных записках приводил такие сведения о семье Дерсу Узала (с его слов): «У него был племянник… Этот молодой человек жил, если не ошибаюсь, на реке Бикин, занимаясь, как и все гольды, охотой и рыбной ловлей. Но вот нагрянула шайка хунхузов, сожгла шалаш и перебила всю семью…» Бордаков же сообщал, что от оспы умерла жена Дерсу, а его старший сын погиб в схватке с медведем; в дневниках Арсеньева 1906 года упоминается и брат Дерсу по имени Степан, «вполне живой».

Но более важно во-вторых: почему все-таки Дерсу Узала остался один и по какой причине он не жил вместе с соплеменниками? Ведь обычный образ жизни гольдов был принципиально иным. Отдельные авторы высказывали даже домыслы, что Дерсу Узала был изгнан из своего рода за преступление, например за убийство. Но представляется более логичной иная причина: стать изгоем мог человек, раненный медведем, поскольку считалось, что зверь хотел взять его себе, но почему-то не смог. Да, в книгах Арсеньева нет сведений о том, что его когда-либо ранил медведь. Однако из очерка того же Петра Бордакова известно, что Дерсу как минимум однажды имел схватку с медведем и был тяжело ранен. Числился за гольдом и еще один грех – нарушение запрета на убийство тигра…

Другое расхожее, достаточно часто употребляемое выражение – «многолетний проводник Арсеньева» – связано с той же самой ошибочной датировкой первой встречи автора с Дерсу Узала. Поскольку в действительности знакомство это произошло в 1906 году, Дерсу был с Арсеньевым только в двух экспедициях – 1906-го (не полностью) и 1907 годов. Разумеется, у Владимира Клавдиевича было много местных проводников различных национальностей, работавших вместе с ним в разные годы. А в книгах «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» гольд-проводник является собирательным образом, что еще раз подтверждает определенную степень художественности арсеньевской прозы – при всей ее кажущейся документальности.

Продолжение публикации – в следующей толстушке «В». Мы попробуем разобраться, каким был реальный Дерсу Узала, узнать тайну его смерти, уточнить, был ли он японским шпионом, а Арсеньев – английским, сможем расшифровать имя Дерсу и предположить, какой такой загадочный памятник есть на Морском кладбище Владивостока.

Автор: ​Иван ЕГОРЧЕВ, действительный член Русского географического общества