Мы выросли назло войне

На обед к Щетининой

Я родилась в 1935 году во Владивостоке.Мы жили на улице Верхнепортовой в старом бараке. Там была целая улица бараков, онидавно снесены, нынче на их месте уютный сквер.

Через дорогу, совсем рядом, былдетский сад Дальневосточного пароходства (теперь на этом месте стоит Феско-холл).Я ходила в этот детсад, были там и совсем маленькие дети, потому что наши мамы вте годы много, очень много работали – за своих мужей, ушедших на фронт. И нередкомы называли мамами наших воспитательниц, потому что видели их чаще и больше, чемродных мам.

Самое яркое воспоминание тех лет – как нас собрали всех, посадилив машину и повезли на какой-то корабль. Там для детей дали концерт, а потом былобед. Очень вкусный! За обедом мы познакомились с капитаном корабля. Это была АннаЩетинина.

И стойкий запах овчины

Моя мама, Александра Романюк, работала в артели имени КонстантинаСуханова. Находилась артель на улице Лазо примерно в районе нынешнего театра имениГорького. Там женщины шили и ремонтировали армейские овчинные полушубки и рукавицы.Я часто приходила к маме на работу, до сих пор помню стойкий запах овчины… Там янаучилась шить на швейной машине с ножным приводом. Артель, кстати, расформировалитолько после того, как в городе появилась швейная фабрика «Заря».

Жили в военное время мы тяжело. И голодали, и одевались плохо. Нашимамы из отходов своего швейного производства шили теплые чулки на овчине, которыезаменяли нам валенки. Прямо на них мы надевали галоши – так и ходили всю зиму, влюбые холода. Весной и осенью носили все те же галоши, но уже с тапочками. А летом– босиком.

Мой отец, Федор Романюк, служил на Тихоокеанском флоте рулевым натральщике, имел звание старшины второй статьи. Все военное время его тральщик бороздилЯпонское море, проверяя, нет ли в нем мин.

Папины и мамины братья – Павел и Порфирий Романюки, Василий Симонов– ушли на фронт. И все погибли. Дядя Павел – в Венгрии в 1945 году, и место егозахоронения нам неизвестно. Дядя Порфирий – в 1943-м под Ленинградом, где его могила,мы тоже не знаем. Дядя Василий пал смертью храбрых в 1943 году под Курском…

А я в 1943-м пошла в школу.Именно в тот год было введено раздельное обучение, и школа № 13, в которую менязаписали, стала женской. А всех мальчиков перевели в школу № 34. Ее здание – старое,не очень красивое – стояло там, где сегодня находится краевая администрация. Училисьмы охотно, нам все было интересно: мы все-таки были дети, хоть и дети военной поры.

Выметали сусеки до чистоты

Из-за постоянного недоедания мы росли рахитичными, и мама стала налето отвозить меня к бабушке, в деревню Сергее-Федоровку Амурской области.

Бабушкин дом стоял на окраине этой деревни. Он был совсем небольшой,и там жили семь человек: бабушка Прасковья Симонова, ее сын Карп с женой Аленойи четверо их детей. И я.

Бабушка была уже старенькая, в колхозе не работала. На ней было вседомашнее хозяйство: корова, свинья, куры, огород, да и за детьми пригляд. Бабушкаеще находила время работать на ткацком станке, пряла шерсть.

Дядя Карп работал в МТС (машинно-тракторная станция), которая находилась в соседнем селе, и каждый деньон ходил туда и обратно пешком много километров. Тетя Алена с утра до ночи трудиласьв поле.

Жили очень просто, по-деревенски. Обедать садились все вместе за единственныйстол в доме. Посредине стола стояла большая миска, в ней – незамысловатая еда. Всемвыдавали ложки – и пожалуйста, ешь. Первым всегда начинал самый старший за столом.

Благодаря тому что в хозяйствебыла корова, мы ели молоко, сметану, творог, хотя и сдавали часть этих продуктовгосударству. Бабушка пекла в русской печи невероятно вкусный хлеб. Хотя делали егоне столько из муки, которой было мало, сколько из картофельных очистков, высушенныхи перемолотых, – какой же он был вкусный! Еще варили взвары – компоты из сушенойголубики, тыквы, земляники…

Казалось, что в деревне жилосьсытнее, чем во Владивостоке, но это только с виду. Сколько раз я замечала, как бабушкавыметала веничком из щелей в ларе последнюю муку – по сусекам мела, как в сказкепро колобка. Ведь с каждого двора тогда брался налог натурой – яйцами, молоком.

Собирали колоски, воевали с сусликами

Бабушка трудилась без отдыха, но и нам, детям, без дела сидеть неследовало. Мы помогали как могли: ходили за коровой, очищали ее от клещей, мыли,когда она приходила с пастбища. Еще пололи огород, окучивали картошку, бегали влес – не играть, а собирать кислицу, дикий лук, лебеду, орехи, голубику и землянику.Во дворе дома росли дикие яблони и черемуха – мы забирались высоко на ветки и собиралиурожай.

Летом дядя Карп работал на комбайне на уборке пшеницы и овса. Он бралнас, детвору, с собой, сажал в бункер, куда сыпалось зерно, и мы сидели там в полномвосторге. А после того как комбайн прошел по полю, туда выходили все дети из села– собирать все колоски до единого, чтобы ни зернышка на земле не осталось. Крометого, в наши обязанности входило искать сусличьи норы и уничтожать их.

Времени на беззаботный отдых было не так много, но, когда выпадалитакие минуты, я любила лежать на траве и смотреть на небо, на облака. А как мы радовалисьдождю! Нам разрешали прыгать под его струями, залезать в лужи, валяться в грязи– это же так весело…

Осенью 1944-го пришлось мне пойти в деревенскую школу, поскольку мамане смогла забрать меня вовремя. Вся школа была – одна комната, где за столами сиделидети разного возраста. Пока одни выполняли задание учителя, первоклашки вслух разучивалипесенку.

В Сергее-Федоровку я всегда приезжала одетая по городской моде – вплатьицах до колен. А в деревне тогда девочки носили платья до пят. Поэтому на меня показывали пальцем, дразнили. Но потом привыкли…

Деревня была многонациональной, жили там и украинцы, и белорусы, итатары, и русские – и дружно жили. А я с детства научилась понимать украинский ибелорусский языки.

Полезный зверь нерпа

А в городе, когда я возвращалась из деревни, все было таким непривычным, чужим… Хлеб давали по карточкам. Небольшоймагазинчик, где карточки отоваривали, находился в районе мореходного училища – нынеМГУ имени Невельского. Там всегда стояла огромная, но тихая и вежливая, без давки,очередь.

Хлеб отпускали вразвес. Помню, как смотрела завороженно на эти весы,на набор маленьких гирек, которыми орудовала продавщица, чтобы отпустить хлеба точнопо норме.

Иногда в нашу округу приезжала большая полуторка, груженная свежевыловленнымкрабом. Он был недорогим, люди неслись к той машине бегом, и краб раскупался мгновенно.Как это было вкусно!

Вкуснее, наверное, была только перемороженная белая свекла, которуюиногда давали работницам артели, где трудилась мама. Мы варили эту свеклу, и какаяже она была сладкая, слаще конфет!

Однажды отец из морского похода привез тушу нерпы. На ее жире мы жариликартошку, ох и гари было… А еще жир нерпы очень нас выручал, когда гасло электричествои мы зажигали масляную лампу, заправленную этим жиром.

В нашем бараке росло многодетей. Девочки на крыльце играли во всякие девчоночьи игры, все вместе мы любилииграть в лапту, казаки-разбойники и 12 палочек. А если затевали футбольный матч,я всегда стояла на воротах…

Черный, тихий город

Война пришла во Владивосток уже после победы над Германией. Странаготовилась к разгрому ее последнего союзника – Японии.

Помню, как перебрасывали войска в наш город, как моя школьная подругаВиолетта осталась сиротой, потому что ее отец погиб в Маньчжурии. Помню светомаскировкуна окнах, дежурства на улице. Помню, как залетел во Владивосток японский камикадзеи пытался атаковать нефтебазу на Первой Речке…

Перед началом военных действийдетей из города эвакуировали. Нас увезли в пионерский лагерь под Партизанском. Мытам не только отдыхали, но и работали: пололи картошку, капусту. Кормили нас, свалившихсяна голову сельчанам, не слишком сытно, и мы вечно рыскали по деревне и окрестнымсопкам в поисках дикоросов.

Когда нас вернули в город, затемнение еще не отменили, Владивостокстоял черный, тихий. Было начало сентября, мы шли в темноте по железнодорожным путям.Окна в нашем доме были занавешены наглухо…

Но вскоре война завершилась, и в городе появились пленные японцы.Я помню, как они строили набережную на Спортивнойгавани, вели себя очень тихо. А детей угощали галетами.

…Так прошло наше военное детство. Несмотря на голод и лишения, мывыросли – назло войне. Я и многие мои сверстники выучились, получили мирные профессии.В 1958 году я окончила ДВПИ, стала инженером-строителем. Руководила проектированиемнескольких микрорайонов Владивостока, была главным архитектором Артема.

Нелля ЧУПРОВА, Владивосток

«Я помню. Помните и вы»

Мы продолжаем, уважаемые читатели, публиковать письма, приходящиеот вас на акцию «В». В них труженики тыла, дети войны делятся воспоминаниями о том,как пережили Великую Отечественную. А вы помните, КАК это было? Помните, как жилосьтогда, что люди говорили, что делали, как выносили это неимоверно трудное время?

Расскажите нам о том, что вы помните. Этого нельзя забывать, этивоспоминания не должны уйти и кануть в безвестность.

Расскажите! Мы не имеем права забыть эти четыре страшных года– с 1941-го по 1945-й.

Ваши мама, папа, бабушка или дедушка рассказывали вам, как жилосьво время войны? Поделитесь с нами, со всеми читателями «В».

Наш адрес: 690014, Владивосток, Народный проспект, 13, газета«Владивосток», акция «Я помню. Помните и вы».

Для электронных писем: news@vladnews.ru с пометкой «Акция «В».