Четвертование по-научному
Дальневосточное отделение Российской академии наук уже несколько месяцев живет в новых условиях. Реформа науки, которая была призвана сбросить с ученых бремя хозяйственных забот и оста-вить простор для творчества, пока оборачивается бременем творчества и простором бюрократических проволочек. О первых результатах реформы в интервью «В» рассказал председатель ДВО РАН Валентин Сергиенко.
Вице-губернаторы делятся полномочиямиПо законам инерции– Валентин Иванович, с момента создания Федерального агентства научных организаций (ФАНО) прошло, кажется, достаточно времени. Можно говорить о том, в каком состоянии пребывает наука после реформы?– Ну, во-первых, реформа делает свои первые шаги и говорить о состоянии науки после реформы некорректно. Фактическое состояние характеризует тот уровень, что был достигнут в предыдущий период. Решение о реструктуризации принято давно – четыре месяца как появился закон. Но фактически мы стоим в самом начале реорганизации и сталкиваемся с взаимным непониманием, как будет действовать научный комплекс под крышей ФАНО. Возникли организационные проблемы. Идет вторая половина января, но финансирование еще не открыто, подходит время начисления и выплаты заработной платы. То же самое со стипендиями аспирантам и докторантам. С нас «сняли» заботу об имущественном комплексе. Но что делать с переходящими объектами производственного и жилищного строительства, где заказчиком выступало ДВО РАН. В бюджете средства на эти цели предусмотрены, но находятся они в ведении ФАНО. Существует некий временной отрезок – полгода – за который необходимо эти вопросы решить. В противном случае за рамки 2014 года выйдет ввод в эксплуатацию уникального центра по производству подводной робототехники. В следующем году финансовые средства уже не предусмотрены.Застройщиком центра было ДВО РАН. Но нас от этих забот освободили. А кого назначили? Даже в ФАНО не знают, кто этим сейчас должен заниматься. Функции забрали, но их никто не взял. Пока ни в одном из регионов не созданы региональные представительства ФАНО, хотя они уже должны действовать и принять на себя выполнение функций, что были изъяты у нас в соответствии с ФЗ-253. Возникают вопросы: как будет содержаться имущество Дальневосточного отделения? Сегодня это выпало из списка наших задач и стало функцией федерального агентства. Я по инерции получаю письма из институтов – у одного крыша потекла, у другого вышел из строя уникальный прибор, требуется срочный ремонт, но у нас нет полномочий.Гладко было на бумаге– В самом начале обсуждения реформирования науки много внимания уделялось как раз эффективному управлению имуществом. – Академия наук никогда не была собственником имущественного комплекса. Он был в государственной собственности и находился у нас в оперативном управлении. Любые действия с имуществом, включая списание, аренду, передачу из одной организации в другую, мы проводили только после согласования с представителем собственника – территориальным органом Росимущества. Новый закон «освободил» нас от забот по управлению имуществом, но без имущества: сооружений, приборов, научно-исследовательских судов – научную работу выполнить невозможно, если ты не чистый теоретик и тебе нужна только ручка и бумага. Обещанной свободы мы так и не получили, зато многие проекты оказались на грани срыва. – Выходит, что новую структуру объявили, но сам механизм еще не настроили?– Нет ни конкретной даты, ни понятия, когда он заработает. Я понимаю Михаила Котюкова (глава ФАНО). По его словам, в ФАНО существует колоссальная кадровая проблема. Как думали в начале: есть же в академии наук аппарат управления. Нужных людей надо просто перевести из одной структуры в другую с сохранением исполняемых обязанностей, но все оказалось значительно сложнее. ФАНО – это государственная служба, со своими требованиями к персоналу: возраст, квалификация и т.д. В итоге аппарат до сих пор не укомплектован. Нечеткие процедуры реформ порождают проблемы, с которыми, как нам казалось ранее, мы справились. Я имею в виду проблему старения научных кадров. В последние годы у нас произошли существенные положительные сдвиги. Средний возраст научных сотрудников, в том числе кандидатов и докторов наук стал снижаться, среди руководителей среднего звена доля молодых превысила 50 процентов, а в общей численности превысила 27 процентов. Казалось, что еще немного и кадровая брешь, образовавшаяся в начале 90-х, будет ликвидирована. Нынешняя ситуация порождает неопределенность, неуверенность в возможности продолжить свою работу и, как следствие, начало оттока высококвалифицированных специалистов. Речь идет не о молодых специалистах, а о уже сложившихся в науке личностях – кандидатах и докторах наук. Более того, среди намеревающихся покинуть Дальний Восток и Россию есть члены академии и руководители научных учреждений. Эти тенденции вызывают наибольшую тревогу.И Хирш с ними– В управление наукой, по сути, запустили эффективных менеджеров. Насколько это шаг оказался оправдан?– Может, прозвучит старомодно, но я считаю, что эффективность управления нужно оценивать результатами, а не какими-то абстрактными индикаторами или индексом Хирша (характеристика продуктивности ученого, основанная на количествах публикаций и цитирований этих публикаций). Кто бы спросил у Королева или Курчатова про этот индекс? Боюсь, он бы у них был нулевым! Когда спрашивают, сколько у тебя статей вышло за рубежом, у меня возникает вопрос: почему за рубежом? Наша задача образовывать иностранцев? Я понимаю, если ты публикуешься в Nature или Science – это результат экстра-класса. Твои изыскания привлекают внимание всего мирового научно-го сообщества. Это может быть открытие нового свойства материи, черные дыры и т.д. Но есть узкая специализация. Ученый, например, занимается горным делом, процессами извлечения какого-то компонента из руды. Он из-за специфики никогда не опубликуется в Science. Как его можно поставить на одну и ту же площадку с физиком-теоретиком, с математиком, с экономистом? Получается уравниловка. Поставили в ряд все институты, и оказалось, что те из них, которые у всех на слуху, у которых колоссальные результаты, у них низкие индексы. Индикаторы для оценки науки нужны прежде всего как инструмент внутреннего аудита, но они должны формулироваться специалистами, непосредственно работающими в науке, а не «эффективными» менеджерами. Нужно смотреть в корень, на результат. Что сделано в науке? Какова отдача? Что тот или этот работник внес в развитие науки, насколько был полезен его труд для страны и общества? Ученое секвестрование– У многих ученых сейчас есть опасения за фундаментальные исследования.– Недавно прошел президентский совет по науке, где было дано поручение прекратить финансирование фундаментальных исследований по федеральным целевым программам (ФЦП). Предлагается финансировать поисковые и фундаментальные исследования исключительно по грантам. Наверное, в этом есть что-то полезное, но нет наработанной практики и не ясны механизмы прохождения грантового процесса. Я знаю порядок работы в зарубежных исследовательских центрах и университетах. Да, там грантовое финансирование является доминирующим. Но при этом обязательно есть доля государственного или частного финансирования, которая обеспечивает устойчивость структуры, поддержание и своевременную модернизацию инфраструктуры учреждения. – Очевидно, что эффективным менеджерам нужен результат здесь и сейчас. Фундаментальная наука не дает мгновенной выгоды, как быть ей в новых условиях?– Задачи науки остаются неизменными и они состоят в получении новых знаний об окружающем нас мире. Именно эти знания лежат в основе развития техники, промышленности, сельского хозяйства, здравоохранения, развития человеческого общества, повышении обороноспособности. Наука имеет свою логику развития, и в каждой области присутствует период накопления новых знаний, период их осмысления и обобщения, за которым следует скачок, переход на новый уровень и снова период накопления, обобщения. Для науки очень опасны решения, продиктованные «высшими» соображениями людей, далеких от этой сферы. Дорого обходятся ошибки! Едва ли нужно напоминать решения, принятые в нашей стране в отношении генетики, кибернетики и других «продажных девок» капитализма. Поэтому говорить о мгновенной выгоде от развития фундаментальной науки неправильно. Но без развития науки уж точно никаких перспектив. Можно, конечно, не развивать науку, но тогда нужно согласиться тем, что мы будем, потребляя им-портную высокотехнологичную продукцию, финансировать развитие науки в других странах, согласиться со второсортным статусом государства, забыть о независимости государства в широком смысле слова и о его лидерских амбициях. – Как и кем сейчас определяются приоритеты в науке?– Это очень сложный вопрос. Строго говоря, приоритеты развития науки наиболее точно может определить само научное сообщество. Бизнес и власть могут определить, точнее задать, вектор развития прикладных научных и технологических исследований, но развитие фундаментальных исследований управляется своей логикой, где чрезвычайно важна экспертная оценка, а она может быть сформирована только специалистами, участвующими в процессе. Говоря о развитии регионального научного комплекса, можно сказать, что в формировании приоритетов своего развития мы прежде всего ориентировались на приоритеты развития региона. Наши институты должны были «содействовать ускоренному социально-экономическому» развитию региона. Не думаю, что с появлением ФАНО ситуация в корне изменится. Другое дело, что сегодня произошло фактическое разрушение сложившегося научного комплекса. Дальневосточное отделение РАН, являясь главным распорядителем бюджетных средств, отвечало за комплексное развитие науки в регионе, направляло финансовые и материальные ресурсы на развитие того или иного научного направления в соответствии с приоритетами развития региона. Была возможность быстро откликаться на возникающие потребности и вызовы. Сегодня ситуация кардинально изменилась. Институты Дальневосточного отделения выведены из подчинения и влияния Дальневосточного отделения РАН. Оперативное управление их деятельностью будет осуществлять ФАНО из Москвы или через свои территориальные структуры, которых пока нет. У нас забрали все рычаги воздействия на научные коллективы. Сегодня организовать комплексную междисциплинарную программу ДВО РАН не может. Оперативное управление ушло в институт, а для института главным стало ФАНО. Оно и будет принимать решения о приоритетных направлениях научно-исследовательских работ. – Можно сказать, что сейчас происходит с Дальневосточным отделением РАН?– Аппарат управления Дальневосточного отделения РАН по инерции продолжает свою деятельность, но в ближайшие месяцы он будет сокращен в четыре- пять раз, что сделает невозможным выполнение ряда важных управленческих функций. Раньше в управлении было 130 человек. Сегодня оставляют 15 в аппарате и 20 человек технического персонала. Как пояснил министр образования и науки, для аппарата управления академии достаточно 200 человек. В это количество входят все региональные отделения и научные центры. Как воплотить это в жизнь – неизвестно. Есть функционал, который мы по закону должны выполнять, но кто будет выполнять? Все идет к тому, что моим заместителям придется перейти на четверть ставки, а 70-80 высококлассных специалистов президиума ДВО РАН просто сократят. Но в будущее я смотрю с оптимизмом. Подавляющее количество наших институтов – это сложившиеся творческие коллективы с большим опытом работы и устойчивыми традициями серьезных научных школ. Они жизнеспособны, а заделы, которые они имеют, достаточны для преодоления временных трудностей. Российская академия наук через несколько дней отметит свое 290-летие. Уверен, что, выдержав попытку разгрома 2013 года, академия наук сохранит и приумножит свой вес и авторитет в российском обществе и на международной арене.
Автор: Сергей ПЕТРАЧКОВ
