Боролся против Колчака, воевал с Абвером, вязал шарфы...

Замолвим слово о первом чекисте Приморья (к 95-летию органов госбезопасности России)

19 дек. 2012 Электронная версия газеты "Владивосток" №3259 от 19 дек. 2012
9652d39d403d0521d607d188ae3c4a97.jpg

В один из июльских дней 1956 года на Новодевичье кладбище в Москве вошла процессия. Внешне все как обычно – гроб, сопровождавшие, венки. Но скромность ритуала – за гробом всего несколько человек – не могла не броситься в глаза: как это не вязалось с масштабными траурными церемониями на главном погосте страны!На недоуменные вопросы посетителей директор кладбища только пожал плечами: – Какого-то слесаря хоронят. – Слесаря – и на Новодевичьем? – Почем я знаю, – директор развел руками, – велели подготовить могилу – вот и все… Провожали в последний путь выдающегося советского разведчика Леонида Яковлевича Бурлакова, начинавшего свой путь в спецслужбы в далекие 20-е годы у нас в Приморье. Но чем был вызван столь скромный ритуал? Сделаем еще отступление. В исторической литературе принято считать, что первыми чекистами в нашем крае стали члены группы Василия Каруцкого, прибывшей в Приморье 27 октября 1922 года, то есть на третий день после вступления во Владивосток Народно-Революционной армии, завершившей освобождение Дальнего Востока. Все как будто логично – раньше представители органов госбезопасности просто не успевали здесь появиться. На самом деле все обстояло куда сложнее. Приморье входило в состав Дальневосточной республики, образованной в апреле 1920 года по прямому указанию Ленина. Москва тем самым убивала двух зайцев – избегала грозившей войны с Японией и, с другой стороны, рассчитывала, что после окончания Гражданской войны Дальний Восток неизбежно должен вернуться к родным российским пенатам. А раз так, то с самого начала ситуацию в «независимой», а по сути, марионеточной республике надлежало взять под контроль. Одной из форм такого контроля стало чекистское присутствие – в лице делегатов Госполитохраны ДВР, созданной по образцу и подобию Всероссийской чрезвычайной комиссии. В революцию – без колебаний! …Биография Леонида Бурлакова – это сплошной детектив. Газетной площади не хватит, чтобы описать хотя бы десятую часть его деяний, впрочем, по большей части остающихся все еще тайной за семью печатями. В революцию бывший слесарь медно-котельной мастерской Владивостокского военного порта, а в грозовом 17-м солдат царской армии, пришел осознанно. Впоследствии в одной из автобиографий напишет: «В бурной, революционной борьбе за массы… рабочему парню нетрудно было разобраться в партиях, и я примкнул в своем коллективе солдат к большевикам…» На этом пути хлебнет не один фунт лиха, не раз будет ходить по краю пропасти, подвергаться смертельной опасности, за ним по всему Приморью будет рыскать белогвардейская контрразведка. Отсидит сполна в тюрьмах, сначала – маньчжурских, затем – советских, но ни разу не усомнится в правильности своего выбора. В годы иностранной интервенции основные усилия направлял на сбор необходимой для центра информации, по заданию подпольного обкома вел большую агитационную работу в трудовых коллективах. Бурлакова высоко ценят партийцы, ему доверяют Сергей Лазо, Борис Мельников, другие видные большевистские руководители. Осенью 1919 года в ходе Гайдовского антиколчаковского восстания он находится в первых рядах восставших, командует взводом связи. После подавления восстания едва не был предан военно-полевому суду, чудом избежал расправы – обманув охрану, смог сбежать с Русского острова. Вскоре назначается адъютантом политотдела Военного совета Приморья. Об энергичном неуловимом подпольщике хорошо наслышаны в дирекции Госполитохраны правительства ДВР. В сентябре 1920 года создается Приморское отделение Госполитохраны (ГПО), Бурлаков назначается на должность помощника начальника. Таким образом, первая приморская чекистская структура начала действовать более чем за два года до прихода в Приморье советской власти, причем весьма активно, о чем, кстати, имеются мемуарные свидетельства самих белых. Кто был непосредственным шефом Бурлакова – неизвестно, документальных сведений пока обнаружить не удалось. По ряду косвенных признаков можно предположить, что им, скорее всего, мог быть Христофор Салнынь, легендарный советский разведчик, направленный на Дальний Восток по распоряжению Дзержинского. Уже в 1922 году по рекомендации Салныня Бурлаков переводится из ГПО в органы военной разведки, конкретно – в развед-отдел 5-й армии ДВР. Но это будет позже…Борьба за новую власть, работа за границей В мае 1921 года во Владивостоке происходит меркуловский переворот, чекисты уходят в партизанские отряды. Бурлаков занимается добычей и переправкой оружия в Анучино и Сучан – основные центры партизанского движения в Приморье. Командиром одного из отрядов становится его заместитель по работе в ГПО партизан-разведчик Михаил Анисимов (его имя сегодня носит село Анисимовка в Шкотовском районе Приморья. – Прим. авт.). После утверждения советской власти Бурлаков полностью отдается работе на «невидимом» фронте, неоднократно со спецзаданиями выезжает за границу. В это же время обрел и личное счастье – женится на молодой сотруднице Владивостокской телефонной станции Вере Гаврилюковой. В 1926 году Салнынь привлекает своего протеже к проведению по заданию советского руководства важной спецоперации на территории Маньчжурии в интересах компартии Китая. Задание, увы, осуществить не удалось. Один из членов группы Салныня оказался, скажем так, не на высоте, попал под подозрение. Наши агенты были арестованы спецслужбами «милитариста» Чжан Цзолиня. Бурлакова судили, заковали в кандалы. Не раз он подвергался пыткам, но никого и не выдал. Центр предпринимал всяческие усилия, чтобы вызволить чекиста, но сделать это удалось только спустя пять лет, когда в ходе конфликта на КВЖД в плен попали пятеро чанкайшистских офицеров, на которых и удалось обменять Бурлакова. Советское правительство высоко оценило мужество и несгибаемость разведчика – он удостаивается высшей в те годы награды – ордена Красного Знамени. В Указе Верховного Совета СССР, недавно рассекреченном, среди награжденных имя Бурлакова соседствует с такими асами отечественных спецслужб, как Кривицкий, Басов, Киршенштейн…Не избежал участи врага народа Бурлакова назначают на преподавательскую работу в центре. Однако столичный уют и повседневная рутина претят непоседливой, жаждущей активной деятельности натуре. Он упрашивает начальство отправить его обратно – на Дальний Восток. Прибыв в Хабаровск, получает высокое назначение – на должность заместителя начальника разведуправления Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, но уже через год его перебрасывают в Приморье – создавался Тихоокеанский флот, его опыт и знание приморской специфики оказались как нельзя кстати при создании флотской разведки. Об этой стороне деятельности, возможно, самой значительной, практически ничего не известно. Но то, что она была эффективной, можно судить по воспоминаниям адмирала Кузнецова, командовавшего Тихоокеанским флотом в конце 30-х годов. Будущий главком ВМФ Советского Союза, принимая в 1939 году ТОФ, высоко оценил деятельность флотских разведчиков. Увы, к тому времени, когда Кузнецов прибыл в Приморье, Бурлаков оказался не у дел – осенью 1938 года был арестован. Ему было предъявлено обвинение в работе на японцев – стандартный прием для всех тогдашних дальневосточных «врагов народа». Сначала Бурлакова допрашивали в Москве, но ничего не добившись, отправили в Приморье – здесь, мол, местные следователи быстрее разберутся. Но и во Владивостоке результат был все тот же – Бурлаков напрочь отметал все обвинения и, несмотря на допросы «с пристрастием», ничего не подписал. Военный трибунал ТОФ рассмотрел дело о контрреволюционной деятельности и признал все обвинения несостоятельными. Бурлаков вышел на свободу, а следователям – беспрецедентный случай! – пришлось извиниться. Леонид Яковлевич уезжает в Москву к семье. Вскоре грянула война, и он снова оказывается востребован по своей основной профессии. Не раз уходит за линию фронта со специальными заданиями. В августе 1943 года его направляют в партизанский отряд особого назначения под командованием Воропаева. Отряд входил в систему 4-го (разведывательно-диверсионного) управления НКВД СССР и был заброшен в районе Гомеля – в зону действий абверкоманды 103 – той самой, что имела позывной «Сатурн». (Помните, у Ардаматского «Сатурн» почти не виден».) В течение двух месяцев отряд истреблял живую силу и пресекал все попытки снабжения абверовцев. После окончания боевых действий Бурлаков возвращается в Москву, ему присваивается звание подполковника Советской армии. Опытнейшему разведчику, не достигшему и 50 лет, еще служить и служить. Большой опыт, несомненно, пригодился бы новому поколению разведчиков. И вдруг – демобилизация. До конца остался верен идее… Внешне все чин по чину: выслужил положенные годы – пора, дескать, и на покой. Истинные же мотивы «добровольно-принудительной» отставки неизвестны. Можно лишь строить различные версии. Наиболее правдоподобным выглядит желание ряда вышестоящих товарищей избавиться от слишком осведомленного сослуживца. К середине 40-х годов многие из тех, кто в 37-38-м годах варганил на Дальнем Востоке дела на «врагов народа», получили солидные продвижения по службе. И теперь чего доброго избежавший «расхода» бывший подследственный может и припомнить. А припомнить было что. Достаточно обратиться к недавно вышедшей книге В. Звягинцева «Трибунал для адмиралов», чтобы убедиться, кто и какими методами добивался признаний в ходе массовых репрессий на Тихоокеанском флоте. …Делать нечего – пришлось трудоустраиваться. А так как в молодости получить более или менее стоящего образования не смог, то пришлось идти на рядовую рабочую должность. Сначала – в качестве бригадира слесарей треста «Академстрой», далее – слесаря-водопроводчика. Завершил свой трудовой путь подполковник в одной из московских артелей… вязальщиком шарфов. Последствия перенесенных тягот вкупе с вопиющей несправедливостью – заслуженного офицера-разведчика, по сути, выбросили на улицу – не могли не сказаться – резко стало ухудшаться здоровье, в 55-м заболевает раком легких, через год его не стало. Бывшие сослуживцы, хорошо знавшие его по работе за границей и владивостокскому подполью, стали хлопотать, дошли до ЦК КПСС. Мне приходилось слышать от одного ветерана органов, что решение о захоронении на Новодевичьем принималось самим Хрущевым… Автор выражает большую признательность сотрудникам Управления ФСБ России по Приморскому краю за содействие в подготовке данной публикации.

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ