Владивосток его мечты
Известный художник переправил в наш город из США 2,5 тысячи тонн взрывчатки
В доме-музее Владимира Арсеньева работает выставка заслуженного художника России Геннадия Приходько «Судьба и годы». Эта выставка – при всей ее камерности – одна из тех, пропускать которые не рекомендуется. Полчаса, проведенные рядом с работами Геннадия Васильевича, приведут зрителя в хорошее настроение, прогулку по Владивостоку – тому городу, который стал нами уже забываться, Владивостоку, еще не перестроенному «новомодными» архитекторами... По Владивостоку, каким его видел Арсеньев.Тонкая радость гуашиОснову экспозиции выставки «Судьба и годы» составили работы Геннадия Приходько, хранящиеся в архиве объединенного музея имени Арсеньева. Более 30 лет отдал Геннадий Васильевич работе в музее, создавая проекты выставок, многие из которых стали в буквальном смысле шедеврами. А сколько своих работ он подарил музею – Геннадий Приходько не помнит. Не считал. – Мне кажется, – рассказывает художник, – что работы подобраны очень удачно. Здесь мои зарисовки старого Владивостока и его храмов, несколько работ на тему мифов и легенд аборигенов Приморья, а также макеты выставок, которые я делал для музея. Все это так или иначе связано с именем Владимира Клавдиевича. Он жил во Владивостоке, еще не обезображенном «новоделом», он изучал быт и нравы коренных народностей…Работы Геннадия Приходько написаны с такой душой, что от них невозможно сразу оторвать глаз. И выполнены такими нежными светлыми красками – трудно поверить, что это гуашь!– Да, это мой любимый материал, – улыбается Геннадий Васильевич. – Все мои коллеги по Союзу художников удивляются, а я люблю гуашь. Да, она капризна, но в то же время приятна, мягка и бархатиста. Ее не замажешь сверху, как масло, если начал – придется заканчивать. – Вы часто рисовали здания, храмы…
– Меня русская архитектура очень привлекает, интересует, я ведь художник-проектант, дизайнер. Раньше этого слова почему-то боялись. А сегодня оно, наверное, самое популярное. Я и в художественном училище преподавал как дизайнер. Учил студентов создавать ансамбли, формировать облик улиц, площадей, офисов.Как проектант я ближе к архитектуре, а картины мои, можно сказать, хобби. Я, знаете, уже в таком возрасте, что могу себе позволить рисовать то, что захочу. Вот серия этнографических работ – это, так сказать, отражение моей работы в музее, которому я посвятил 36 лет. Есть у меня работы, которые не представлены на выставке, но которые мне очень дороги. Серия «Парусники» тоже родилась не просто так. Мне хотелось нарисовать наши российские парусники, имеющие отношение к открытиям в Тихом океане, к Дальнему Востоку. Так появились «Паллада», «Мирный», «Восток», «Святой Петр» и «Святой Павел»… – Геннадий Васильевич, как дизайнер, вы, наверное, можете оценить облик Владивостока, сложившийся на сегодняшний день…– Об этом больно говорить. В советские времена грамотные владивостокские архитекторы, как Карепов, например, умели соединить старый Владивосток в пластике вместе с нашими сопками, заливами и построить красивый город. А то, что происходило пять-семь лет назад, когда коммерсанты приглашали каких-то недоучек со стороны, те воровали из журналов проекты и строили, простите, что попало, наподобие того здания, что напротив мэрии выросло, – это вандализм. Я эту синюю коробку на Океанском проспекте иначе как «Памятник Николаеву» не называю… Сегодня Геннадий Приходько рисует только для себя. Грустно шутит художник: такое уже на выставку не отдашь, годы берут свое: и линию рука не держит, и устает быстро. Но жить без кисти и карандаша он просто не может – ведь рисовать для Геннадия Васильевича то же самое, что дышать.Война никого не вдохновляет 
Удивительно, но есть в жизни Геннадия Приходько одна тема, которой он практически не касался, не писал об этом картин. Великая Отечественная война коснулась Геннадия Приходько вплотную – он совсем еще мальчишкой стал юнгой огненных рейсов. Но запечатлевать на бумаге свои воспоминания не хочет. Как, кстати, почти все художники, прошедшие войну… – У нас в союзе художников, – говорит мэтр, – было около 30 фронтовиков, в том числе такие гранды, как Шебеко, Рыбачук, Рачев… И никто из них не писал на темы войны! Никто! Понимаете? Эти воспоминания не из тех, что вдохновляют…А вспомнить Геннадию Васильевичу есть о чем. – 22 июня днем вдруг громко, очень громко заговорило радио на улице, – вспоминает художник. – Громкоговоритель висел на доме командующего флотом, а мы жили рядом и все слышали. Это было выступление Молотова. Если честно, мало кто верил, что война – это надолго. Казалось, что это на пару недель, что все быстро кончится. Ощущение сурового времени появилось позже. Вопервых, сразу же ввели карточную систему, нам давали по 400 граммов хлеба – более ничего! Голодное время, тяжелое… Город стали красить в черный цвет, все окна крест-накрест заклеены. И тогда стало ясно: в ближайшее время лучше не будет, придется много и долго терпеть. В 1942 году мне исполнилось 12 лет, и я сразу же – по примеру своих друзей – стал оформляться работать на флот, понимал, что на фронт не возьмут, но помогать фронту очень хотелось. В отделе кадров пароходства меня встретили без удивления, сказали, что несколько месяцев будет идти проверка. И через несколько месяцев я уже ушел в свой первый рейс на теплоходе «Мичурин» – в июне 1943 года. В этот день кончилось мое детство.Вот на «Мичурине» я и ходил в США. В то время Америка уже воевала с Японией, а караваны PQ через Атлантику в Мурманск водить стало крайне сложно. Поэтому было принято решение ленд-лиз доставлять через Тихий океан – с восточного побережья США во Владивосток. Собрали все суда, весь хлам, простите, но это так, который только мог плавать, и отправили в море. Мы ходили таким путем: из Владивостока через пролив Лаперуза и Первый Курильский пролив, поднимались на север, огибали Командорские острова и выходили на Алеутские острова – на военные базы Акутан и ДатчХарбор. 19 тысяч миль расстояние! Там мы получали назначение на конкретный порт США – это были и Сан-Франциско, и Портленд, и Сиэтл, Олимпия, Такома, Окленд, ПортАнджелес и другие. Брали грузы – и тем же путем обратно. Возили мы в основном грузы гражданского назначения: электростанции, паровозы, машины. 
Несколько раз выполняли секретные рейсы: возили в США наших военных осваивать новую технику. Если бы японцы знали, что мы везем военных, нас бы потопили не раздумывая. Дважды мы везли взрывчатку. Чтобы скрыть этот факт, крупные грузы устанавливали на палубе. А твиндек зашивали сепарацией – такими очень гладкими дощечками, чтобы ни зазора, ни сучка, ничего. Потом грузили небольшие ящики – ну, размером с почтовую посылку – со взрывчаткой. Внешне она была похожа на яичный порошок. Не горела, но могла легко сдетонировать. И американцы на погрузке специально вставляли между ящиками клинья, чтобы ни один не ворохнулся, какой бы там ни случился шторм. И вот такой взрывчатки мы везли 2,5 тысячи тонн. Плыли, по сути, на пороховой бочке. Потом командир сказал, что если бы с таким грузом нас торпедировала бы, например, подводная лодка с расстояния двух миль, то в щепки взрывом разнесло бы и ее…Два раза шли мы конвоями, у меня и почетный знак есть – самая дорогая моя награда, такая же, как медаль юнги огненных рейсов и орден Отечественной войны второй степени.И даже после Победы Геннадий Васильевич не списался на берег, а еще успел принять участие в войне с Японией – возил на Сахалин грузы, когда там уже шли военные действия. Потом списался на берег, поступил в художественное училище. И пошла жизнь уже по мирной дорожке. Была работа в музее имени Арсеньева, были путешествия, пленэры, выставки. Впрочем, почему были? Выставка, на которой представлены удивительные, восхитительные, чудесные гуаши Геннадия Приходько, заслуженного художника России, ветерана, работает и сегодня! Не пропустите!
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ
