Все – только горбом

Четырежды лауреат Госпремии России, народный артист России композитор Эдуард Артемьев провел во Владивостоке творческий вечер. Более двух часов Томский симфонический оркестр во главе с дирижером Сесаром Альваресом исполнял музыку Эдуарда Николаевича – из таких фильмов, как «Солярис», «Сибирский цирюльник», «Сибириада», «Утомленные солнцем», «Раба любви»…– В конце концов, – улыбался, несмотря на простуду и усталость, Эдуард Артемьев, – в первую очередь меня широкая публика знает как кино-композитора, поэтому я специально отобрал для концерта именно киномузыку. Обратился только к самым известным фильмам, для которых работал: фильмы Михалкова, Кончаловского и Тарковского. Конечно, Эдуард Николаевич немного скромничал: его имя известно меломанам не только благодаря кино, но и в связи с тем, что Артемьев первый, можно сказать, в СССР композитор, обратившийся к электронной музыке и внесший в ее развитие огромный вклад. Но, конечно, 200 фильмов в послужном списке тоже многое значат. – Секрета успеха у меня никакого нет, – говорит композитор. – Точнее, он лежит на поверхности. Я всегда очень ответственно работал, поэтому в кино так надолго и остался. А вообще проблемы поиска работы в кино у меня не было, скорее, была проблема выбора, буквально с четвертой картины меня заваливали предложениями о работе. Иногда я сам изумлялся собственной работоспособности: с 1975-го по 1985 год у меня было огромное количество фильмов. Я сейчас не понимаю, как я тогда это сделал. Это немыслимо, правда.Кино меня приучило к концентрации, это самое главное. Любую идею можно обдумывать долгие годы, зацикливаясь на ерунде, или, сконцентрировавшись, решить все сразу. В кино это очень важно, потому что дни простоя там – это деньги, санкции. А вот когда я пишу музыку для себя, то считаю, что времени у меня очень много, поэтому позволяю себе сделать этот процесс бесконечным.– Возникали ли у вас дружеские отношения с режиссерами?– Пожалуй, только с Никитой Михалковым, мы с ним друзья уже 40 с лишним лет. Он даже иногда со мной советуется в процессе работы: посмотри вот это, что думаешь. Вообще это большая редкость, все режиссеры – диктаторы, советы им не нужны. С Андроном Кончаловским отношения уважительные, он больше живет на Западе. С Андреем Тарковским были деловые отношения. По­моему, он дружил только с Толей Солоницыным: был близок со многими, но друзей почти не имел. Тарковский ведь и умер от того, от чего умер Толя, – онкология…– У вас академическое музыкальное образование. Сегодня многие считают это ненужным, лишним. Или предлагают реформы, новые вливания.– Я помню, как ректор Московской консерватории сказал: мы – консерватория, это от слова «консерватор», мы учим мастерству, а вы дальше сами развивайтесь в любом направлении.И мой учитель, кстати, Николай Ардов, представитель старой школы, когда возбужденный, окрыленный новой идеей ученик начинал ему что­-то рассказывать, мрачнел, мрачнел, а потом говорил: «У меня ты нарабатываешь школу. Остальное – своим горбом. Потом». И кстати, тот факт, что у меня за спиной классическая консерваторская школа, мне очень помог. Остальное я находил сам. Уже после окончания учебы. Конечно, время остановить нельзя, сегодня в консерватории есть кафедра электронной музыки, и это тоже хорошо.А вот учить сочинению эстрадной или рок­-музыки пока никто не спешит, считая, что никакой специфики там нет. На самом деле – есть. Я некоторое время жил в Лос-Анджелесе, там при Калифорнийском университете был музыкальный факультет, где преподавал знаменитый Джон Вильямс, человек, олицетворяющий голливудскую музыку. Он читал лекции, так на них невозможно было попасть. А ведь он читал лекции, в том числе и про легкую музыку.– В скором времени в Барнауле состоится премьера вашего произведения «Алтайский сказ». Этнические мотивы – новое для вас направление?– Нет, я им занимался всегда. Есть у меня такое сочинение «Фантом из Монголии», там звучит горловое пение, певцы из Монголии поют. Я же делал фильм «Урга». Когда Никита предложил мне эту работу, я сразу отказался, поскольку ничего не знал о монгольской музыке. Тогда он позвал меня в Монголию, я взглянул на карту и отказался. Тогда он привез мне стопку кассет и сказал: слушай, ищи вдохновение. Я их честно слушал по часу в день. Через пару недель Никита звонит: ну как? Никак, отвечаю. Слушай дальше, говорит. И вдруг я – через полгода, что ли – наткнулся на мелодию. Удивительную. Ее исполняла какая-то народная певица, это было абсолютно дикое, первобытное пение. И меня зацепило. Кстати, потом выяснилось, что эта песня – «Полет орла» – была любимой песней Чингисхана. И я стал работать с увлечением. Вот часть этой музыки и звучит в «Алтайском сказе», кстати.У меня больше проблем с русским фольклором, он какой-­то ряженый. Единственное – хор Покровского, особенно казачьи песни в его исполнении, записанные на Дону и поющиеся горловым пением, так, как на Дону поют. Вот это натуральное, настоящее. Это я люблю, принимаю, чувствую. – Вы сказали недавно: если хотите быть кино-композитором, езжайте в Москву и Владивосток.– Конечно. Потому что я знаю, что у вас проходит кинофестиваль, была прекрасная студия «Дальтелефильм», да и сегодня довольно часто снимают кино, боевики китайские и корейские, к примеру. И местные ребята тоже что­-то снимают. Мне даже однажды пришло предложение здесь поработать, но так как у меня график расписан на полгода вперед, не получилось.И то, что у вас проходит кинофестиваль, это очень здорово, это большой шанс для тех, кто хочет работать в кино. Я говорил молодым ребятам: приедут известные режиссеры, продюсеры – подходите к ним, показывайте свою музыку, предлагайте свои идеи. Не теряйтесь, не стесняйтесь! Кино – такая история, в которой счастливый билет можно вытянуть в самом неожиданном месте. В каком­-то смысле Владивосток оказался в лучшем положении, чем города, в которых раньше были знаменитые киностудии. Раньше в Екатеринбурге – в Свердловске – была очень мощная киностудия, но она же развалилась, едва ли не бесследно канула. Во всех республиках были свои киностудии – где они теперь? Осталось только в Москве и Питере что­-то, да тот же Ленфильм в ужасном состоянии, там просто сдают в аренду павильоны, как таковое кино студия не снимает. На Мосфильме ситуация ненамного лучше. Сама студия ничего не снимает, работает только как арендодатель, на услуги. Очень уж дорогим оказалось это удовольствие – снимать кино. Куда проще сдавать площади и специалистов, ведь когда-­то у студии был мощнейший кадровый потенциал. И конечно, стоят эти площади довольно дорого, так что сегодня многие кинокомпании снимают кино «про Россию» в Будапеште, к примеру, потому что там дешевле.– Журналу «Эсквайр» вы сказали: «Я так много работал для кино, что теперь не могу его смотреть»…– Да, это так. Кино я не смотрю. Разве что в процессе иногда, когда работаю над фильмом. Но смонтированное кино – очень редко. Мне важна в кино моя узкая направленность: музыкальная концепция и озвучивание кадров. Дальше этого интерес часто не идет.– Расскажите, пожалуйста, как вы стали почетным гражданином города Балтимора.– Это забавная история. Там в 1987 году проходил фестиваль электронной музыки, организованный женой мэра города, она эту музыку любила. Пригласили всего 12 музыкантов, меня в том числе, как она про меня узнала, ума не приложу. Фестиваль был невероятно помпезным, шел 10 дней, были приглашены самые богатые и знатные люди штата Мэн. А по окончании нас всех пригласили в мэрию и вручили свидетельства о присвоении звания «Почетный гражданин». Красивые такие, с золотыми орлами. Проблем из-за этого с российскими властями у меня никаких не было, преференций тоже никаких не получил. Сразу по окончании фестиваля я уехал в Лос-Анджелес работать над картиной «Гомер и Эдди», куда меня пригласил Андрон Кончаловский. Проработал я год, вернулся в Москву, а в 1991-м вместе с женой на три года уехал в Голливуд работать, сделал я там девять картин.– Что вы думаете о современной поп­-музыке?– Она меня никогда не интересовала. Мне была интересна рок-­музыка, хард-рок и все его ответвления, а это английская школа, и все открытия в рок-­музыке были сделаны именно там. Российский рок… Он все же не такой удачный. Хотя и у нас были интересные исполнители – Николай Носков, к примеру. Или группа «Парк Горького», она могла бы вообще стать уникальным явлением, ведь вошла в десятку лучших мировых рок­-групп, но тут их продюсер американский сбежал с деньгами, и все у ребят пошло под откос. А ведь у них были мировые хиты. Но к СССР они отношения-то по большому счету не имели, потому и достигли огромных высот.– Рок-н-­ролл мертв?– Во всяком случае, не жив. Все достижения рок­-музыки – это 60-80-е годы, годы Deep Purple, Genesis и так далее, там было около 15 абсолютно гениальных групп. Конечно, коммерсанты быстро увидели золотую жилу, пошло тиражирование, все утонуло в деньгах. Появились группы, которые блестяще владели стилистикой музыкантов, но идеология, концепция – все исчезло. Время ушло и вряд ли вернется.– Вы провели во Владивостоке встречу со студентами академии искусств.– Да. Мне это нравится. Я не могу сказать, что эти встречи выполняют какую-то просветительскую функцию, просто, если люди задают вопросы, я отвечаю. Если это сработает, принесет пользу – замечательно. Только вот сегодня я забыл сказать студентам: я не хочу становиться гуру, мэтром. Я выражаю свое личное мнение, поэтому то, что я говорю, забудьте и начинайте набивать свои шишки и нарабатывать собственный опыт. Мой личный опыт этим ребятам никогда не пригодится. Мои слова можно просто принять к сведению, и все. А дальше – своим горбом…

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ