Тайну Есенина унес смутьян из Владивостока

Дальневосточный след в судьбе великого русского поэта

23 нояб. 2011 Электронная версия газеты "Владивосток" №3042 от 23 нояб. 2011
90f86ec2402c3d60f73a71a43a9f5283.jpg

Однажды в Петербурге случайно разговорился с одним местным историком, преподавателем пединститута имени Герцена. Было это в Салтыковке – Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. В уютном библиотечном буфете за чашечкой кофе разговор, естественно, зашел о Есенине. Естественно потому, что был январь 2006 года, только-только миновали мероприятия, приуроченные к 80-летию трагической гибели поэта, город все еще переваривал, есенинской темой «дышала» вся Северная столица.– Вы из Владивостока, журналист, – оживился мой собеседник, – тогда вам и карты в руки: человек из вашего города причастен к трагической кончине.– Как это? И кто?– Вам что­-нибудь говорит фамилия Гарфильд?– Первый раз слышу.– Ваш земляк, дальневосточник, – продолжал собеседник. – К тому времени, правда, обитал уже в Питере. Так вот, этот самый Гарфильд и его супруга могли повернуть колесо истории – впусти поэта в ту роковую ночь в свою квартиру, глядишь – трагедии могло и не быть… Бродил по городам и весямСергей Александрович Гарфильд… Фигура загадочная, еще при жизни обросшая массой легенд, а сегодня, увы, совершенно забытая. Талантливый журналист – его фельетонами в газете «Владивостокский вестник» в начале прошлого века зачитывался весь город, мастеровитый прозаик – роман «У дальнего моря» обратил на себя внимание литературной элиты, не менее способный драматург – пьесы «Пески сыпучие» и «Моряки» ставились на столичной сцене. Но более всего наш герой продвинулся по части организации различных, если можно так выразиться, революционных заварушек.В начале 1906 года на всю Россию прогремели владивостокские события – восстание нижних чинов флота, армии, докеров, рабочих. Венцом стал террористический акт в отношении коменданта крепости генерала Селиванова, коего на Иннокентьевской батарее встретили ружейным огнем.Организовал это покушение Гарфильд. Генерал чудом выжил, стал потом иркутским губернатором, отличился в Первую мировую – взял со своей армией важнейший стратегический плацдарм – крепость Перемышль, пленив при этом 12 тысяч войска неприятеля. Сам Ленин будет внимательно следить за событиями в нашенском городе. Ему и в голову не могло прийти, что однажды судьба сведет их – вождя и матроса. И не просто сведет. Именно бывшему дальневосточнику суждено будет оказать Ленину неоценимую услугу – поддержать в самый критический момент советской власти. Но не будем забегать вперед.Сергей Гарфильд родился в Москве, в обрусевшей шотландской семье. Его отец был режиссером Большого театра. В юные годы Сергей получил прекрасное образование, но, выйдя из отрочества, навсегда покинул родной дом. Проплавав не один год матросом на разных судах по всему миру, в конце концов решил осесть в Петербурге. Здесь обрел семейный очаг – женился на актрисе Нине Гариной, пошли дети.Выручил вождя мировой революцииНина Михайловна была натурой не только творческой, но и весьма деятельной и, как мы сможем убедиться, властной, державшей своего благоверного под каблуком. До революции она открыла салон, в котором гостями нередко бывали Бунин, Куприн, Зайцев, Горький и другие первые перья. Сменилась власть, но салон, несмотря на все политические пертурбации, продолжал существовать. Обитатели только теперь стали другие – красные…Стал захаживать, бывая наездами из Москвы, Георгий Устинов – писатель, публицист, поэт. Сегодня так же, как и Гарфильд, забытый, а в Гражданскую войну и первые годы советской власти едва ли не самая влиятельная фигура в журнально­-газетном деле. Еще бы! Ходил, точнее, разъезжал в главных редакторах газеты «На пути», издававшейся в годы Гражданской войны в знаменитом революционном поезде Наркомвоенмора Троцкого.Человек, вхожий к членам Политбюро, оказался как нельзя кстати – новые связи, контакты, решение различных проблем. Кроме того, а может, прежде всего Устинов и Гарфильд были давними приятелями – еще с Нижнего Новгорода, где в начале ХХ века вместе набирались революционного опыта в знаменитых сормовских стачках, к слову, описанных впоследствии Горьким в романе «Мать». Там же, в Нижнем, начали приобщаться к журналистике.Потом надолго расстались и встретились только в годы Гражданской – Устинов, как уже говорилось, преуспевающий редактор-публицист, а Гарин не только романист и драматург, но и активный деятель революции, причем принадлежавший к едва ли не самому ее «буйному» крылу – анархистам-коммунистам.Звезда Гарфильда взошла в грозовые дни июля 18го. По линии военно-морского ведомства он избирается делегатом на Пятый всероссийский съезд Советов, в дни работы которого вспыхнул знаменитый левоэсеровский мятеж. Советская власть висела на волоске.В самый разгар депутатских распрей слово взял Гарфильд (к тому времени уже взявший псевдоним Гарин). Появление на трибуне анархиста не сулило большевикам ничего хорошего. Только что левый эсер Камков под громовые аплодисменты зала обозвал ленинцев «лакеями германского империализма». Антиленински были настроены даже некоторые большевики. И вот тут­то бывший моряк бросил спасительный круг – в резкой форме заявил, что «восстание левых эсеров против советской власти – это попытка вовлечь народ в кровавую эпопею…» Попутно заметим, что только двое из политических оппонентов поддержали большевиков.Ленин, естественно, запомнит жест доброй воли, теперь Гарин – свой человек, ему предложат вступить в большевистскую партию. Но еще больше его выступление будет иметь значение для самого Гарина – оно, по сути, спасет ему жизнь. Очень скоро анархисты встанут к Советам в резкую оппозицию. Закончится это тем, что, как мрачно шутили в те годы, Ленин пощадил только двух анархистов – Кропоткина и Гарфильда. Впоследствии в знак благодарности Гарин получит назначение главным комиссаром морских сил Дальневосточной республики… Хаживал Есенин в салонУстинов стал бывать у Гариных не один, а вместе с Есениным. Литературная общественность считала их большими друзьями. Но больше всего так считал сам Устинов. После смерти Есенина он издаст мемуары, из коих следовало, что более близких друзей, чем они, просто не могло быть. Не было Мариенгофа, Кусикова, Чагина… Вернее, они были, но впереди всех – друг Жорж. Так считалось десятилетиями, почти все годы советской власти...Не стало цензуры, канул в небытие Главлит. Из архивов стали извлекаться дневники, письма, мемуары, которые многие годы тщательно оберегались от «посторонних» глаз. Наконец стала доступной вся без исключения периодическая печать тех лет...Увидели свет воспоминания Нины Гариной, которые сразу заставили насторожиться. А когда вышло исследование петербургского писателя Виктора Кузнецова «Тайна гибели Есенина», очень многое из того, что казалось бесспорным, враз перестало быть таковым.В задачу нашей публикации не входит разбор вопроса века «сам наложил руки, или же была насильственная смерть». Скажем лишь, что сообщество есениеведов разделилось.Но в одном оба лагеря практически единодушны: Устинов не только не может считаться близким другом, но, более того, оказывается, он был одним из самых последовательных (наряду с интернационалистами Сосновским и Авербахом) гнобителей поэта. Это он на страницах центральной партийной печати назвал Есенина «самым неискоренимым психобандитом», именно он, словно приговор, изрекал: «Рязанский кулак может спать спокойно. Сын вполне оправдал его доверие», ему «…сладок запах отцовского навоза». И вообще Есенин «плюнул на социализм»... Муж да жена – не одна сатана?..Читатель, наверное, вправе спросить: а почему автор ни словом не обмолвится о взаимоотношениях в рассматриваемый период между старыми друзьями – Гариным и Устиновым? Наверное, им было что вспомнить, было о чем поговорить и о насущном – благо все, за что боролись, осуществилось.Вот тут­-то и неодолимая загадка. Никаких мемуаров касательно рассматриваемого периода Гарин не оставил, во всяком случае, отыскать их пока не удалось. Но ведь дошли до наших дней мемуары жены – обстоятельные, подробные. Но… Еще большая загадка.Нина Гарина решилась на воспоминания в середине 30х годов, аккурат к 10й годовщине смерти Есенина. К тому времени также уже не было в живых мужа (умер в 1927м) и Устинова, покончившего с собой при невыясненных обстоятельствах в 32м году. Писались мемуары «в стол» – хотя бы уже потому, что обнародовать что­-либо о «троцкисте» Устинове в то время было смертельно опасно.Нина Михайловна детально, во всех подробностях рассказывает о сколько­-нибудь существенных посещениях их обители «неразлучным» дуэтом. Особенно подробно останавливается на деталях трагической ночи с 27 на 28 декабря 1925 года. По словам мемуаристки, именно она оказалась последним человеком, общавшимся с Есениным. Далеко за полночь, когда все Гарины легли спать, вдруг раздался телефонный звонок. Поднявшая трубку хозяйка услышала невнятный голос Устинова, который настойчиво просил впустить его вместе с Есениным. Встрял в разговор и сам Есенин, который также очень настойчиво стал проситься в гости. Оба, по ее словам, были «готовы», то есть во хмелю. Никакие аргументы, что дети спят, что муж болен, не действовали. Пусти – и все тут! Нина Михайловна в грубой форме оборвала их и повесила трубку. Есенин отправился в гостиницу «Англетер»– навстречу своей роковой судьбе. Наутро Гариной позвонили – Есенина больше нет…Перечитывая вновь и вновь мемуары Устинова, Гариной, других литераторов, тогдашних и нынешних исследователей, я вдруг ловлю себя на мысли: «А почему к телефону не подошел сам Гарфильд?» Многолетний друг, коллега по цеху, наконец, хозяин. А может, общался, да мы не знаем? Понимаю, история не приемлет сослагательного наклонения, и все же…Помимо всех перечисленных выше достоинств Сергей Александрович обладал еще одним качеством – слыл незаурядным лирическим поэтом, автором слов романса «У камина», очень популярного в начале века, пели его и в годы Гражданской войны, причем исключительно в рядах – не поверите! – Белой гвардии: Ты сидишь молчаливо и смотришь с тоской, Как печально камин догорает, Как в нем яркое пламя то вспыхнет порой, То бессильно опять угасает. Подожди еще миг, и не будет огней, Что тебя так ласкали и грели, И останется груда лишь черных углей, Что сейчас догореть не успели. Ну разве не родственная душа? Поэты поняли бы друг друга без слов, но…Еще и еще перечитываю воспоминания Гариной – в надежде хоть за что­-нибудь зацепиться. Но – тщетно. Не то что ни слова об отношениях двух поэтов (не могли ведь два лирика не общаться!), о супруге вообще – ни слова. Если, конечно, не считать нескольких «обезличенных» упоминаний типа «мой муж», не говоря уже о том, что в воспоминаниях нет ни одного конкретного эпизода с участием второй половины. Дальше больше. По адресу Георгия Устинова – целые потоки славословия, о Есенине же по большей части – в черных красках. Вроде «Устинов, как всегда, корректный и культурный, Есенин, наоборот, развязный и даже наглый…» В своих симпатиях не упустила даже такую деталь: дети называли Устинова заместителем… нашего папы.Не будем развивать эту тему дальше. Сегодня уже очевидно – и в этом сходятся практически все специалисты по Есенину – Гарины унесли с собой, быть может, самую важную тайну той трагической ночи. Глава семейства сделал вид, что ничего не случилось (или вынужден был сделать?), его супруга, впрочем, как и «зампапы», откровенно, если не сказать больше, подрисовали картину, проще говоря, увели в сторону. Что утаили – остается загадкой…

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ