Окраину для России сберег премьер-министр

Глава правительства убедил империю: если она не проснется, то Дальний Восток окажется русским только по названию

12 окт. 2011 Электронная версия газеты "Владивосток" №3019 от 12 окт. 2011
50f9693ab6ccc214b9dbe0694b6f9c6f.jpg

В эти дни повсеместно проходят мероприятия, посвященные 100-летней годовщине трагической гибели главы правительства Российской империи Петра Столыпина. Сегодня уже нет сомнений ни у нас, ни за «бугром», что это был самый выдающийся глава отечественного кабинета в ХХ веке. Столыпин принял власть летом грозового 1906-го: царским указом был назначен премьером с сохранением должности министра внутренних дел. Такая концентрация властных полномочий в одних руках была необычной для империи, но, как показала жизнь, оказалась единственно верным решением в той ситуации, в которой оказалась Россия, - удалось и смуту унять, и начать масштабные экономические реформы. «У черта на куличках» тоже есть перспективыНыне модно выяснять и спорить: кто из высших сановников царской России более всего сделал для развития Дальнего Востока? Губернатор Восточной Сибири граф Николай Муравьев-Амурский, царь Николай Второй, премьеры Сергей Витте, Петр Столыпин или кто-то еще? Спор этот, наверное, не вполне корректен – разные эпохи, возможности не у всех равные. Но одно бесспорно: именно Столыпин оказался тем руководителем высшего ранга, кто взялся отстоять регион в самый критический момент – вскоре после Русско-японской войны. 31 марта 1908 года премьер выступил в Государственной думе с речью о сооружении Амурской железной дороги, а спустя ровно два месяца – 31 мая - по этому же вопросу сделал доклад в Госсовете. Эти два выхода к законодателям определили – без преувеличения – будущее российской окраины. К 1908 году благодаря решительным и жестким мерам правительства - в первую очередь его главы - в стране был восстановлен порядок, нарушенный революцией 1905 - 1907 годов. «Столыпинские галстуки» своей цели достигли: революционная анархия пошла на убыль, в стране началась масштабная аграрная реформа, набирало ход массовое переселение крестьян в Сибирь и на Дальний Восток. Но занозой сидел дальневосточный вопрос: как быть с тихоокеанскими землями? В обществе под впечатлением катастрофических последствий войны с Японией пошли брожения: а нужны ли вообще империи эти «у черта кулички»?И в самом деле. Военно-морской флот разгромлен, сухопутные части понесли неисчислимые потери. Россия в одночасье лишилась почти всех с таким трудом нажитых геополитических активов – Порт-Артура, Дальнего, части Сахалина и много еще чего. Выброшенными на ветер оказались сотни миллионов, миллиарды рублей, заметим, отнюдь не деревянных. И что опять вбухивать в дальневосточную дыру? Эти мысли одолевали не только левых, для которых, понятно, чем хуже, тем лучше, не только умеренных и либералов, жаждавших немедленных крутых политических перемен. Но даже крайне правые, монархически настроенные, готовы были рукой махнуть. Дескать, стояла веками Русь без Дальнего Востока и еще простоит столько… Скрепить государство железным обручемТранссибирская железнодорожная магистраль имела в те годы несколько другую конфигурацию: из Забайкалья шла не по привычному сегодня направлению на восток к Хабаровску, а сворачивала к столице Приморья через Маньчжурию. До Русско-японской войны 1904 - 1905 годов царь и его окружение не могли не нарадоваться проектом КВЖД. В придворных кругах даже поговаривали о приращении новых территорий и образовании так называемой Желтороссии. Мол, все земли, что влево от КВЖД (если следовать на юг), рано или поздно отойдут к империи. Итог Русско-японской войны не только отрезвил, но и вынудил броситься уже в другую крайность: а надо ли вообще городить дальневосточный огород? Тут и явился Столыпин, предложивший построить железную дорогу по территории России – от Нерчинска до Хабаровска и при этом категорически «задробивший» дальнейшее развитие КВЖД (перед войной с Японией носились с идеей проложить по Маньчжурии вторую колею. – Прим. авт.). Сначала Амурскому проекту пришлось пройти через думское чистилище. Левые, естественно, возражали – не могли простить премьеру ни «столыпинские галстуки», ни аграрную реформу... Умеренные и правые старались возражать уже с позиций здравого смысла: экономически невыгодно, политически сомнительно...Столыпин верил в стратегическую значимость тихоокеанского побережья. «Отдаленная наша суровая окраина богата пушниной, богата громадными пространствами земли, годной для культуры, - доказывал он в полемических схватках с думцами. - И при таких обстоятельствах, господа, при наличии государства, густо населенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее прососется чужестранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, уже началось… Если мы будем продолжать спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками, и когда мы проснемся, может быть, он окажется русским только по названию…» Более ста лет назад говорилось, а как будто сегодня сказано!Госсовет не захотел лишать народ звания «великий»Но это было полдела – убедить думу, предстояло выдержать бой в Госсовете. А это уже намного сложнее. В думе оппонентами преимущественно оказывались обыкновенные популисты, поднявшиеся во власть на митинговой волне. В Госсовет же входили искушенные, экономически подкованные спецы, к тому же подготовившие к слушаниям текст «особого мнения» - отдадим должное, веского и аргументированного. Им-то и дал бой Петр Аркадьевич. Его страстная речь в защиту железнодорожного проекта и сегодня, спустя сто лет, производит неизгладимое впечатление. Жаль, нет возможности привести текст полностью - не позволяет газетная площадь.Это был, без сомнения, программный документ на многие годы, своего рода, если хотите, завещание премьера. «Не забывайте, господа, - подчеркивал Столыпин, - что у России нет и не будет других колоний, что наши дальневосточные владения являются единственными нашими колониальными владениями, что у нас нет другого на востоке выхода в море. Если судьба нас поставила в особенно благоприятные условия, если от наших колоний нас не отделяет большое водное пространство, то ясно, что насущной для России потребностью является соединение этих дальних владений железным путем с метрополией…»И в завершение: «Я отдаю себе отчет, насколько трудную минуту мы переживаем. Но если в настоящее время не сделать над собою громадного усилия, не забыть о личном благосостоянии и встать малодушно на путь государственных утрат, то, конечно, мы лишим себя права называть русский народ народом великим и сильным…»После всех «за» и «против» Госсовет согласился с доводами премьера! А вскоре царь высочайше наложит резолюцию, судьба важнейшего участка Транссиба будет решена, и начнется прокладка дороги от Забайкалья до Хабаровска. Стальные пути, не раз повторял Столыпин, – это «скрепление нашего расшатанного государственного тела железным обручем». Народ поехал на востокРоссиянам, желавшим переселиться в необжитые края за Уралом, создавался режим наибольшего благоприятствования: Крестьянский банк выдавал на одну семью беспроцентные ссуды от 75 до 400 рублей. А это были немалые в то время деньги (например, корова стоила не более 10 рублей). Для обустройства по льготным ценам выделялись скот, лошади, семена, сельскохозяйственный инвентарь.Летом 1910 года Столыпин отправился в более чем 20-дневную поездку по Сибири. Ему важно было на месте разобраться в реализации аграрных начинаний, проблемах, недоработках. По возвращении Столыпин и его верный сподвижник начальник землеустроительного комитета Александр Кривошеин оперативно подготовили 175-страничный отчет, тут же названный экспертами «энциклопедией экономического развития Сибири». Впрочем, не только Сибири. Многие положения и выводы вполне годились и для Дальнего Востока, ведь структура и общие положения переселенческой политики и хозяйственной деятельности во многом были схожи.Запущенный Столыпиным механизм переселения дал просто удивительные результаты. Ежегодный поток переселенцев на Дальний Восток вырос с 4,2 тыс. в начале 1900-х годов до 14 тыс. в 1906 – 1910 годах. Вдумаемся, читатель, в эти цифры. Только что отбушевала катастрофическая война с Японией, Россия многое здесь потеряла, жить на востоке стало труднее и даже небезопасно. А люди, тем не менее, ехали. Наверное, потому, что столыпинские реформы настолько были эффективны, а самое главное, благоприятны для народа, что простой люд не боялся опасностей и видел: за ним – правительство, за ним – свой премьер, народный премьер.Вернемся к амурскому проекту. Просто невозможно представить, как бы складывалась ситуация в этом регионе в ходе известных напряженных международных коллизий в 20 - 30-е годы прошлого столетия без наличия здесь железнодорожного сообщения. Что бы ожидало страну без Транссиба в годы Великой Отечественной войны, когда требовалось в сжатые сроки перебросить с востока на запад воинские формирования, вооружение, продовольствие. Сегодня это кажется аксиомой, истиной, не требующей пояснений и доказательств, а тогда, в начале века, это представлялось неразрешимой проблемой. И таковой могло остаться, не окажись у руля правительства Петр Столыпин.Почему убили премьера?Петр Столыпин пал от руки террориста в сентябре 1911 года. Причинам покушения посвящено бесчисленное множество исследований, написаны книги, поставлены фильмы. Террорист действовал то ли по наущению царского окружения, на дух не переносившего растущей популярности премьера, то ли исходя из революционных побуждений – какая из этих версий имеет больше прав на жизнь, историки пока затрудняются ответить. Но почему-то упускается из виду один принципиальный момент. Убийца Дмитрий Богров ведь мог стрелять в царяНиколай Второй находился всего в нескольких метрах от Столыпина, и если следовать задачам и практике революционного террора в России, то главным объектом прежде всего должен быть царь. Не счесть, сколько попыток предпринималось, чтобы добраться до монарха, какие средства тратились, сколько было жертв – только с единственной целью – поразить именно самодержца. И все тщетно – берегли пуще глаза. А тут – всего в нескольких шагах. И охраны даже в тот момент рядом не оказалось. Стреляй не хочу! Но убийца метит только в Столыпина и словно не замечает царя – абсолютно, повторимся, нелогичный ход.А между тем в этом была своя логика. Главное – вывести из строя основную фигуру. А таковой тогда был Столыпин. Не царь – безвольный, понукаемый окружением, близкими, позволивший проходимцам втянуть в роковую войну с Японией, не сумевший предотвратить Кровавое воскресенье в январе 1905-го. Его время еще придет…Надо отдать должное недругам России, они прекрасно разобрались, кто в реальности подлинный лидер государства.

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ