Я стал старше его...
Погибшие солдаты Великой войны живут среди нас и будут жить, пока мы помним о них
Погибшие солдаты Великой войны живут среди нас и будут жить, пока мы помним о нихЯ стал старше его… Боже мой! Всегда представлял его взрослым мужиком, почти стариком, а тут… Всего 33 ему было. Возраст-то какой знаковый. А когда-то мой детский умишко даже не мог охватить масштабность этой цифры. Тридцать три! Это ж целая жизнь! А потом и вовсе цифра забылась, поскольку до нее было жить и жить. И вот теперь я читаю скупую архивную бумажку, найденную в Интернете, – похоже, это все, что осталось у нашего военного ведомства от простого солдата, – и уже с высоты своих сорока гляжу на молодого мужчину, которому еще жить бы и жить.
Хотя с какой там «с высоты». Я, да, пожалуй, и все мы пожизненно обречены смотреть на этих людей снизу вверх, с безмерным уважением и благородным трепетом, потому как главное дело их жизни всегда будет ценнее и значимее, чем вся наша житейская суета.Он мне не дед, и в родственники я никому не набиваюсь. Наверное, так даже лучше. Просто в этом случае мои чувства к этому человеку очищены от даже самой малой родственной предвзятости. Но и ближе человека, чем он, среди людей, попавших в горнило Великой войны, у меня нет. Вот такой чужой, но все-таки родной человек… Но, собственно, речь не о нем, а о нас. И ниже вы поймете почему.Он был мужем моей бабушки, отцом двоих детей – моих дяди и тети. Уже после войны моя бабушка – вдовая солдатка – вторично вышла замуж, и уже от этого брака родилась моя мать. Второй брак, похоже, пошел наперекосяк, но подробности об этом семейная история умалчивает. Зато память о муже и отце – человеке, сгинувшем под Сталинградом, крепко засела в головах всех родных, кем бы он и кому ни приходился. Род наш отличается просто поразительной сдержанностью в эмоциях, и никто никогда не причитал и картинно не хватался за сердце, когда речь заходила о войне. Но я видел, а став старше, начал чувствовать, что в головах моих старших родственников в эти моменты происходит что-то. Потом уже пришло осознание, что людям просто больно. Больно говорить, больно вспоминать, больно думать об этом.У меня хватило настойчивости выкрутить всем руки и заставить их говорить. Как разительно отличались эти воспоминания и мысли от того, что лилось с экранов кинотеатров и телевизоров, с высоких трибун и праздничных полос газет.
Кубанский казак Алексей Харченко со своей супругой в 30-е годы были вынуждены буквально бежать от верной смерти на самый край сколь великой, столь и многострадальной страны, от большого голода и террора, устроенного в благодатном крае большевиками. Наличие чахлой коровенки в собственности хватило, чтобы обвинить людей в кулачестве, вредительстве, пособничестве… Большинство родных и близких тогда либо умерли от искусственно созданного голода, либо были расстреляны, либо были разбросаны по стране. Тысячи, миллионы, десятки миллионов врагов народа, в коих превратилось чуть ли не все население страны, включая стариков и даже детей. Это потом все вдруг стали «братьями и сестрами», которых Сталин трусливо хотел задобрить и поднять на защиту Родины (читай: своего режима) в запоздалом обращении к стране аж 3 июля 1941 года…Мирная жизнь новоиспеченной рыбацкой семьи в поселке Посьет, что на юге Приморья, длилась недолго. Первое яркое детское воспоминание моего дяди – как он, держа отца за руку, в одно прекрасное летнее утро идет в кино. Однако вместо начальных титров на сцене появляется особист в форме и мрачно сообщает, что началась война. Кина не будет!На тот момент помимо маленького сынишки в семье уже была и месячная дочь. Рыбаков вроде как сначала в армию не брали. Бронь. Но в 42-м, когда немец, собравшись силами, попер на Кавказ и Волгу, на фронт бросили всех…Дивизия формировалась в Ворошилове, ныне это Уссурийск. И надо же было такому случиться, что костлявая рука голода здесь вновь потянулась к казацкому горлу. Крепкий мужик под два метра ростом за какойто месяц на «тыловых» армейских харчах превратился в ходячий скелет.Бабушка рассказывала, что дивизия грузилась в поезда весьма диковинным образом. Солдаты, поддерживая друг друга, просто брели к вагонам, с трудом залезая в них. Вокруг бегали офицеры… и пинали солдат, матерясь и проклиная все на свете. Однако не всем повезло дойти до поездов своими ногами. Часть солдат доблестной Рабоче-Крестьянской Красной Армии в теплушки заносили уже на носилках. Бойца Алексея Харченко в том числе. У солдат уже просто не было сил передвигаться. И такое грозное воинство поехало на фронт – крушить гитлеровскую гвардию.Письмо пришло только одно. Видимо, где-то в дороге добрые люди занесли его на почту. Похоже, вездесущая цензура этот солдатский треугольник промухала. Скупые строчки завершала резкая, как выстрел, фраза: «Едем на Сталинград». На этом все.
Бумажку о том, что солдат Алексей Харченко пропал без вести в декабре 1942 года, то есть в самый разгар Сталинградской битвы, удалось получить уже после войны. Как, впрочем, и многим другим семьям, проводившим своих мужей и отцов в тех эшелонах. Да и, наверное, в тысячах других эшелонов по всей стране...Женщина с двумя крохотными детьми на руках за это время не получила от родного советского государства ни копейки. Пропадать без вести солдатам ой как не рекомендовалось. Нельзя было утонуть в Волге, увлекаемым вниз тяжеленной «мосинкой». Нельзя было быть разорванным на куски снарядом немецкой гаубицы. Нельзя было быть намотанным на гусеницу фашистского танка. Нельзя было быть засыпанным взрывом с головой в окопе. Нельзя было сгореть дотла в самолете и танке. И уж тем более нельзя было попадать в плен. Даже в бессознательном состоянии. Это ж форменным предательством попахивает. По крайней мере, так с пеной у рта объяснял моей бабушке какой-то там военком. Доказательств никаких тогда и не надо было. Достаточно одного предположения.После войны страна-победитель сжалилась над семьями «потенциальных предателей», которых, к великому неудовольствию смершевцев и прочей особистской своры, не удалось обнаружить в лагерях военнопленных. А то бы ух! Бывшие военнопленные поехали в лагеря ГУЛага заглаживать вину перед родиной, а родственники несостоявшихся предателей начали получать жалкие копейки матпомощи. Только при Брежневе пропавших без вести посьетцев стали считать павшими героями, о чем свидетельствует маленькая жестянка на стене здания поселкового совета. И то ладно.
Уже в зрелом возрасте я стал искать хоть какието концы. Но ничего. Благо пришли новые времена. Вышла приморская Книга Памяти. Появились поисковые порталы в Интернете. Но везде крохи: номер записи в архиве 62163107, ФИО, дата рождения, был призван тогдато и тамто, жена. И под занавес «дата выбытия – 12.1942». Нет даже даты. Именно так – выбыл человек из армии, жизни, истории...Я стал старше его. Даже не заметил, когда и как это произошло. Столько дел навалилось. Надо жениться, заводить детей, устраивать их в детсад и школу, строить карьеру, покупать квартиру, костюм, к нему рубашку с галстуком, поесть в новой кафешке, посмотреть «видик», лучше с пивом и рыбкой… Уф! Даже перечислять устанешь.Я стал старше его. Но у меня еще куча планов и желаний, которые нужно ОБЯЗАТЕЛЬНО выполнить. Иначе зачем жить?! А ведь и у него была куча планов и желаний, которые нужно было обязательно претворить в жизнь. Жизнь, которую так неожиданно выбила из-под крепких молодых ног проклятая война.Я стал старше его. И до меня доходит осознание того, что своей жизнью я обязан этому человеку. Причем вдвойне.Я стал старше его. Многие из нас стали старше. Дети погибших солдат уже давным-давно деды и даже прадеды. Их внуки – взрослые дяди и тети. В России действительно нет семьи, которую бы не коснулась война. Но это, спору нет, яркое обобщение часто скрывает отдельное человеческое горе. Общество не в силах сохранить память о каждом погибшем солдате, даже его короткую жизнь заархивировать во всех подробностях и трагических красках. Это может сделать только семья. Каждая в отдельности.
Я стал старше его. И сегодня, 66 лет спустя, конечно, уже многое забыто и утеряно навсегда. Наша газета вместе с другими СМИ Владивостока в преддверии Дня Победы начала акцию «Вспомним всех поименно». За в целом уже затертым названием скрывается одна, как нам кажется, весьма ценная вещь. Дело в том, что о войне и солдатах Победы мы попросили рассказать не самих ветеранов, что обычно бывает в таких случаях, а их потомков. Нам кажется, что сейчас очень ценно то, что помнят о тех трагических днях более молодые поколения. Хватит солдату Райану в одиночку спасать мир от коричневой чумы.Я стал старше его. И я живу. Мы все живем. Думаю, что погибшим на той войне нужны не только, вернее, не столько слова благодарности за подаренную нам жизнь, сказанные преимущественно на парадах 9 Мая. Более ценно, если мы будем своими жизнями распоряжаться достойно, не разменивая этот бесценный дар на всякую ерунду.Я стал старше его. И даже если нет того света, уверен, что он, все они живут среди нас и будут жить, пока мы помним о них. Ведущих своих маленьких сыновей в довоенные кинотеатры. Обнимающих на прощание жен. Едущих с тоской и тревогой на фронт. Бросающихся под вой пуль, взрывы снарядов, злобное рычание танков и пение красно-звездных истребителей в последнюю атаку…
Автор: Андрей ПУШКАРЁВ
