Как террористы «охотились» за губернатором
В истории Дальнего Востока немало тайн – до сих пор не разгаданных.
В истории Дальнего Востока немало тайн – до сих пор не разгаданных.В свое время много шума наделала попытка террористов-социалистов совершить покушение на известного царского сановника конца XIX – начала XX века Павла Унтербергера, бывшего сначала военным губернатором Приморской области, затем Нижегородской и закончившего свой руководящий путь снова на Дальнем Востоке – в должности приамурского генерал-губернатора. Строго говоря, в исторической литературе – как центральной, так и местной, краеведческой – этому событию уделено внимание, но очень скупо, в самых общих чертах. Дескать, предпринималась такая попытка, но сорвалась – полиция напала на след злоумышленников, спугнула их, и губернатор, как говорится, отделался легким испугом.Между тем несостоявшийся акт представляет не только исторический интерес. Его механизм, цели и задачи, а самое главное – природа «заказа» актуальны и спустя столетие.Из Владивостока сделал крепость …Павел Федорович Унтербергер родом из немцев¬переселенцев. Родился в Симбирске в 1842 году. Упорным трудом выбился в люди, получил прекрасное образование, с юных лет мечтал посвятить себя военной службе, причем не гденибудь, а на востоке, для чего изучал китайский язык. Прибыв на восток молодым офицером, выпускником Николаевской инженерной академии, он почти всю оставшуюся жизнь посвятил обустройству восточной окраины России. Его трудами и заботами была воздвигнута Владивостокская крепость – это чудо русского военного фортификационного искусства. Восхищенный генералгубернатор Корф однажды заметит: «Основная заслуга Унтербергера в том, что он обратил Владивосток в крепость». 
Павел Федорович всячески укреплял дальневосточные владения государства российского, поощрял торговые контакты с соседями. При его непосредственном руководстве во Владивостоке по¬настоящему развернулось строительство порта. Но при этом он зорко следил за миграцией населения, не позволяя заселять край криминальными элементами, и заботился о «малых» народах региона. При всей своей занятости находил время для развития духовности, культуры, научных исследований. Будучи в постоянных разъездах, собирал материалы по истории и этнографии края, которые впоследствии послужат основанием для написания трудов «Приморская область» и «Приамурский край», не потерявших своего значения до наших дней. Его опека начинавшего свой путь в науку Владимира Арсеньева стал притчей во языцех – не случайно Владимир Клавдиевич до конца дней с теплотой вспоминал куратора и духовного наставника.Административная деятельность Павла Федоровича была настолько успешной, что не могла не обратить на себя внимания императора. К концу 90¬х годов XIX века стало ясно, что Нижний Новгород превратился в один из важнейших экономических центров империи, особенно наглядно это подтвердила знаменитая Всероссийская промышленная выставка, проведенная в Нижнем в 1895 году. Губернский город все чаще стали именовать третьей столицей России. Стремительно развивающемуся центру потребовался новый руководитель. После долгих «за» и «против» Николай II решил остановить свой выбор на кандидатуре военного губернатора Приморья. Приморская общественность тепло проводила Павла Федоровича, присвоив ему звание «Почетный житель Владивостока».На новом месте Унтербергер освоился достаточно быстро, вник во все проблемы. Царь не без удовлетворения отмечал, что не ошибся с выбором – Нижегородская губерния считалась одной из наиболее стабильных территорий.На мушку – самых умныхНо это уже было неспокойное время. В стране стремительно набирал темпы разнузданный политический террор. В начале нового века стреляли царских министров и руководителей территорий, генералов и чиновников, адмиралов и представителей правоохранительных органов – прокуроров, судей, чинов полиции. В список намечаемых жертв попал и нижегородский губернатор. Почему? Здесь¬то и кроется загадка… Когда стреляли в одиозных министров и генералов, подавлявших крестьянские волнения, это было хоть в какойто степени объяснимо (но нисколько не оправданно!) – мстили за пролитую кровь. Но Унтербергер ни в каких деяниях антинародного свойства замечен не был, наоборот, всячески старался снизить социальную напряженность в регионе. Этой линии придерживался ранее в Приморье, ей следовал и на Волге.Как вспоминает один из столпов тогдашнего отечественного террора Борис Савинков, решение убить Унтербергера было принято руководящей головкой боевой организации – этой наиболее экстремистской части партии социалистовреволюционеров. Почему и на каком основании – не говорится. Очень подробно повествует он в своих мемуарах о причинах покушений на генерала Мина, губернатора Богдановича и других «усмирителей», а вот чем им помешал волжский губернатор – ни словом не обмолвился.Эсеры планировали обставить акт в Нижнем на солидной организационной основе – параллельно с покушением намеревались провести в губернской столице съезд эсеровского актива. Тем самым продемонстрировать свою всесильность и отсутствие боязни перед властью. Однако уже на месте выяснилось, что непрошеные визитеры попали в поле зрения полиции, и тщательно продуманный план провалился.Забегая вперед, отметим: только спустя много лет, в 30¬е годы прошлого века, выяснится, что сдал своих единомышленников активный террорист и в то же время тайный агент охранки Евно Азеф. Почему так поступил – загадка и по сей день.Царь не на шутку встревожился и велел перевести Унтербергера в столицу, где назначил его сенатором. Но и здесь губернатор¬отставник не мог чувствовать себя в безопасности – высшее полицейское руководство докладывало царю, что угроза покушения по¬прежнему остается. Николаю Второму ничего не оставалась, как отослать Павла Федоровича на Дальний Восток. И хотя ранее в кадровой административной практике обратного перемещения не бывало, царь решился на прецедент. Слишком уж дорожил он умелым и деятельным администратором. Только спустя годы станут понятны мотивы планируемого покушения. Еще Петр Столыпин первым обратил внимание: террористы прежде всего охотились за наиболее деятельными, умелыми и способными руководителями. Словам великого реформатора, кстати, самого павшего от пули террориста, тогда особо не придали значения – прикрывает, дескать, своих. Но когда грянет февраль 17¬го, а за ним и октябрь и пойдет такой отстрел, то даже самым далеким от политики станет ясно: вся эта революционная кампания не имеет ничего общего с заботой о притесняемом народе…Откуда деньжата?Но вернемся к началу 1900¬х годов. Вопрос, как говорится, из зала: а на что, собственно, существовало масштабное расстрельное предприятие? В советское время этот вопрос предпочитали не затрагивать. Мол, героиодиночки, питающиеся разве что святым духом, вершили высший революционный суд.Между тем сами террористы не скрывали источников, из которых черпали средства на закупку оружия, проезд, питание, проживание. Причем последнее не в рабочих кварталах, которые были так дороги революционным «промысловикам», а в современных гостиницах. Сам Савинков, готовясь к очередному покушению, однажды проговорится: «Я жил на Лиговке в меблированных комнатах…». А Лиговка тогда считалась одним из самых престижных районов Санкт¬Петербурга. Нелишне заметить, что все революционеры за редким исключением нигде и никогда не работали.Впрочем, пора открыть ларчик.Знаменитый Григорий Гершуни, слывший, по оценкам полиции, «художником в деле террора» в 1906 году, удирая из якутской каторги, отбыл из Владивостока на иностранном судне в Японию, а оттуда – в США, где выступал на массовых митингах сторонников русской революции и собрал для партии сто восемьдесят тысяч долларов. Не столь существенно, но все же весомо – 50 тысяч «зелени» – раздобыла за океаном член ЦК партии эсеров в 1902¬1905 гг. и пресловутая «бабушка русской революции» Екатерина БрешкоБрешковская (заметим, что тот доллар был гораздо весомее нынешнего. – Прим. авт.)…Верхом «меценатства» стала история с пароходом «Джон Крафтон». «Член финской партии активного сопротивления Конни Циллиакус, – разглагольствует далее в своих мемуарах Борис Савинков, – сообщил, что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских миллионеров в размере миллиона франков, причем американцы ставят условием, чтобы деньги эти, во¬первых, пошли на вооружение народа и, во¬вторых, были распределены между всеми революционными партиями без различия программ. Центральный комитет принял пожертвование на этих условиях, за вычетом 100 тысяч франков, которые деньгами поступили в Боевую организацию. На американские деньги решено было снарядить нагруженный оружием корабль, который должен был доставить свой груз революционным партиям, выгружая его постепенно на Прибалтийском побережье и в Финляндии. На имя норвежского купца в Англии был приобретен корабль «Джон Крафтон». Он принял груз исключительно из оружия и взрывчатых веществ и с командою, главным образом из шведов, летом 1905 года ушел в море…».К счастью, «Джон Крафтон» не выполнил своего назначения – сел на скалу у острова Кеми в Ботническом заливе и был взорван своей командой. Зато другие каналы работали без сбоев…Самое удивительное, что в советское время, точнее, в 20¬е годы и в начале 30¬х, когда интернационалистам казалось, что власть в России взята навсегда, у многих развязались языки: они не собирались скрывать этот заокеанский след – записки Савинкова были изданы массовым тиражом!Заказчики и исполнителиКто же были конкретно эти спонсоры? Тайна сия, увы, покрыта мраком. Охотно называя суммы «пожертвований», террористы словно воды в рот набирали, когда речь заходила о конкретных «дарителях». Косвенным доказательством разве что может служить признание видного американского миллионера Якоба Шиффа. В 1905 году в Портсмуте на российскояпонских переговорах в самый разгар политического кризиса в России Шифф встретился с премьерминистром Сергеем Витте. Витте вспоминал: «Шифф с американской прямотой заявил: «Если Царь не желает дать своему народу свободу, в таком случае революция воздвигнет республику, при помощи которой права будут получены…». Если это не прямое вмешательство во внутренние дела суверенного государства, то что тогда можно считать вмешательством? Присмотримся же в заключение, кто они, эти борцы за светлое будущее. Лишь единицы скромного происхождения, подавляющее же большинство – выходцы из состоятельных и даже богатых семей, дети банкиров, ювелиров, торговцев, юристов, сановников, военных.Так, Екатерина Измайлович, стрелявшая в Севастополе в бывшего командира Владивостокского порта, а на момент покушения командующего Черноморским флотом вице¬адмирала Чухнина, – дочь генерала русской армии Адольфа Измайловича, получившая великолепное воспитание и образование... Чего этой молодой, симпатичной, не знавшей отбоя от женихов девушке не хватало?Что подвигло на стезю террора Бориса Вноровского, бросившего бомбу в московского градоначальника Дубасова – заслуженного военного моряка, в прошлом одного из лучших командующих Тихоокеанской эскадрой?Какими бы красивыми словами ни прикрывались уцелевшие террористы в своих мемуарах, сущность их деяний предельно очевидна – разрушение Российского государства при самом активном иностранном содействии.Второе пришествие губернатораВернемся к нашему герою. Павел Федорович с большим удовлетворением воспринял предложение Николая Второго вернуться на круги своя. Став главным дальневосточным начальником – приамурским генералгубернатором, он с присущими ему деловитостью и энергией взялся за дальнейшее развитие полюбившегося края. И хотя возраст подпирал – в год второго пришествия ему было уже за 60, глава региона неутомимо продолжал трудиться на административном поприще. И только под 70 решил проситься на покой.Скончался Павел Федорович в возрасте 79 лет за границей, похоронен на своей исторической родине – в Германии.Его не забывают в Приморье. На здании Общества изучения Амурского края была установлена мемориальная доска в 1987 году (раньше нельзя было – царский сатрап), на севере края – в Кировском районе его именем названо село – Павло¬Федоровка…
Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ
