Михаил Муромов: Я знаю, как надо жить. Но живу – как хочу
Певец и композитор, недавно отметивший 60-летие, полон творческих планов и уходить со сцены не собирается
Певец и композитор, недавно отметивший 60-летие, полон творческих планов и уходить со сцены не собираетсяМихаил Муромов – единственный сын в семье, где оба родителя – ученые. Мама – заведующая кафедрой электротехники, отец – гидравлик, старший научный сотрудник. Люди цельные и целеустремленные, они знали, как нужно жить и для чего. И свои знания старались передать сыну. Он взял все из того, что давали родители. Окончил музыкальную школу, среднюю школу с математическим уклоном, получил разряд по плаванию, по боксу, отслужил в армии, окончил технологический институт мясной и молочной промышленности, поступил в аспирантуру, изобрел и запатентовал три прибора для пищевой промышленности – они и сейчас выпускаются и эксплуатируются. А потом, как бы вдруг, бросил аспирантуру, пошел работать в ресторан – метрдотелем. А потом решил стать музыкантом и композитором. Потому что всегда им был. Для Муромова было очень важно, чтобы родители поняли его. И загородный дом в 800 квадратных метров, который он построил для мамы, должен был стать доказательством того, что он все же пошел по пути правильному, хоть и ненаучному. Но мама умерла, и дом стоит пустой. Потому что для самого Михаила Владимировича ни метры, ни километры, ни звания, ни награды ничего не значат…
– Михаил Владимирович, расскажите о своей маме.– Мама у меня замечательная. Только расстраивалась часто. Из-за меня. Например, когда я ушел из аспирантуры в ресторан работать. Недавно прочитал в киевской газете, что я в Киеве четыре года работал в ресторане. Это неправда - уж не знаю, зачем киевлянам это надо… Я работал в Москве и Подмосковье в очень хороших, дорогих ресторанах метрдотелем. Сначала я шел по маминому коридору: учился на технолога, изучал химию, поступил в аспирантуру. А потом ушел в ресторан работать – там платили хорошо. Конечно, она расстроилась. А потом расстроилась, когда я из ресторана ушел. Сказал, что я композитором буду, музыкантом. Для родителей было это непонятно, они - люди другого склада. Для них вообще неприемлемо – смена работы…– Чтобы только одна запись в трудовой?– Вот-вот! А у меня трудовая – до сих пор справки собираю, где я работал. Я к филармонии Московской области относился, а теперь этой филармонии нет - вот, хожу по архивам. Там очень милые, отзывчивые люди работают. Но два раза в месяц выезжать за бумагами – кому это понравится? Я вообще не люблю о пенсии говорить, о возрасте. Юбилей - и достаточно. – Как вы обнаружили в себе композиторский дар? – Я ходил в музыкальную школу – учился по классу виолончели и гитары. И уже классе в четвертом что-то сочинять пытался. Потом в восьмом свой ансамбль в школе создали, тоже песни сами писали - и слова, и музыку. Но у нас как? Ты имеешь право свои песни народу петь, если ты член Союза композиторов, Союза писателей. Если нет – ты никто. Меня из эфиров 80 раз вырезали! Например, к Новому году запишут песню – очень хорошую, «Метелица». 28 декабря запишут, а 29 уже говорят мне с улыбкой: «А вашу песню вырезали!» И это при том, что на ТВ раньше вообще вырезать очень непросто было по техническим причинам: на это место нужно что-то другое наложить, чтобы совпало. Не ленились - вырезали, накладывали… 
– Когда вы были на пике популярности, женщины сходили по вас с ума. Вы могли выбрать любую… А какие вам нравятся женщины?– Мне нравятся те женщины, которые не спорят. Человек имеет право спорить, когда есть аргументы. Я не выношу, когда куксятся, закатывают истерики. Я не говорю, что я всегда прав, но, если что-то мне пытаешься доказать, начинай с аргументов, а не с криков и слез. Мне нравятся домашние, спокойные женщины. Я вообще люблю армейский порядок. Чтобы четко все было – или ты мне веришь, или нет. А если веришь - делай, как я говорю…– Как к вам приходит мелодия?– Они приходят, когда ты еще не спишь, но уже и не бодрствуешь - во время такого пограничного состояния… Я так песню «Флюгер» написал - просто услышал эту мелодию. И тут главное - не полениться, встать и записать. Иногда снятся клавиши: они играют мелодию сами по себе, без чьих-то рук. Тогда встаешь и повторяешь то, что видел. – Как вы выдержали моральный прессинг, когда вас не пускали на ТВ, не признавали именитые композиторы? – У меня друг был и соавтор – Толя Монастырев. Он мне так сказал: «Никогда проблемы за пуговицы не пускай! И напирай так, как только можешь и считаешь нужным!» Он, правда, меня еще блондином уговаривал стать… Я все его советы, кроме этого, принял. И когда известный журналист Урмас Отт пригласил меня в свою программу, он так сказал, когда мой выход объявлял: «А сейчас вый-дет не человек - бульдозер!» Я смог музыкального редактора на телевидении снять! Правда, к помощи партии пришлось обратиться – я тогда еще партийный был. Мне было с чем бороться! Что говорить, если шлягерную песню «Яблоки на снегу» из самой тогда продвинутой передачи «ВИД» восемь раз вырезали! Я думаю, что тогда Эдик Сагалаев свою жену ко мне приревновал и делал все, чтобы мне досадить… – Что это за история о песне «Яблоки на снегу» - про плакат, который у вас есть?
– Да, я такой плакат сделал. У меня фото одно было - можно сказать, эротическое: я там по пояс обнажен и рукой вперед показываю – как на известном плакате «Ты записался добровольцем?». Так вот под этим фото я написал: «А что ты знаешь кроме «Яблок на снегу?»– Неужели так достали с этой песней?– Да ужас какой-то! У меня до «яблок» вышли сотни тысяч дисков. Но не хотят вспоминать ни про афганский цикл, ни про другие 250 песен, ни про мою музыку к кинофильмам, спектаклям. У меня даже музыка к двум балетам написана! Но куда ни приедешь на концерт, все просят «Яблоки на снегу»!– Вас это обижает? Песня же действительно хорошая!– Хорошая! Но это как у Михаила Боярского: что бы ни играл, что бы ни пел, все равно он мушкетер с песней «Пора, пора, порадуемся!» А «яблоки» действительно люди любят, ничего с этим не поделаешь! А ведь ей уже скоро 24 года – я ее в 1987 году первый раз исполнил. Недавно на одном концерте решил обновить песню – спел ее в стиле технодиско. Так встает мужчина из зала и говорит: «Нет, давайте как раньше было!»– Наверное, скучают по вашей песне - вот и просят…– Дисков моих в продаже не найдете. Хотя выпускают их и без моего ведома. Недавно мне принесли китайский диск с моими песнями. Противный такой – желтого цвета. Выходят диски и в Китае, и в Италии, и в Германии…– Желтая пресса вас, кстати, любит. А вы на нее никак не реагируете. Принцип такой?– Я с пиратскими дисками и желтой прессой не борюсь. Так, иногда задумываюсь: как им не стыдно? Эта история с алкоголем – как она могла появиться? С подачи желтой прессы. И главное – люди верят в откровенный бред! – Но вы никогда не пытаетесь опровергать подобные глупости.– А зачем? Пусть люди сами разбираются: где - правда, а где - ложь. Я каждый концерт начинаю словами: «На какую степень чувства юмора я могу рассчитывать?» И зал так убедительно гудит - мол, с юмором у нас все в порядке. Но это не всегда так. Начинаешь зал заводить, коленца подламывать - шепчут: «Вон что выделывает – набрался!» Думаю, буду на этот раз просто стоять на сцене. Опять шепот: «Да он на ногах еле стоит – упасть боится!» Так что доказывать что-то – последнее дело. Если следовать логике обывателей, то, например, Петросян по сравнению с Альтовым всегда пьяный. А Аркадия Райкина вспомните, который был мастер гримас, ужимок, ерничанья, тот, выходит, вечно пьяный был? Пусть думают что хотят. Это как с желтой прессой бороться…– Никогда не пытались совестить журналистов, судиться?– Зачем? Однажды в «Московском комсомольце» вышло что-то неприятное. Я позвонил редактору, Павлику Гусеву, говорю: «Но ты же знаешь, что это все не так!» А он: «Извини, но газету надо как-то продавать!» Прошло время, опять что-то выходит. Я снова звоню - а Паша тогда министром правительства Москвы был - и говорю: «Ты меня, видимо, не понял - через день тебя на этой должности не будет!» И на следующий день его сняли. Самое удивительное, что я для этого ничего не делал –просто совпало так. А потом меня покойный Айзеншпис научил, что надо делать: я заплатил - и про меня огромную статью хвалебную написали, целый «подвал» отдали на полосе!– Значит, гадости писали, чтобы вы в итоге заплатили?– Видимо, так…– Михаил Владимирович, говорят, что в юности человек размышляет о себе, а в зрелом возрасте – о жизни в целом. Какие-то открытия сделали в этих размышлениях?– Про себя я знаю, что я - шалопай. И никогда не был молодым. Потому что всегда знал, как надо жить, но не пользовался этими знаниями. Был бы я хапугой, я бы давно «разработал» золотую жилу в музыке, как многие композиторы: одну «болванку» сочинил бы и под нее клепал остальные песни. Это прибыльно, но неинтересно. Есть прекрасные песни: у Игоря Николаева «Расскажите птицы» или у Алексея Максимова «День рождения твой не на праздник похож» - чудесные, красивейшие мелодии. Это настоящие музыкальные произведения. Но раскруткой песен никто не занимался, и кто их сейчас знает? У меня в Зодиаке – четыре восьмерки. Это значит «полный анализ и бессистемность действий». Я все понимаю, но живу так, как хочу, как получится. Живу - и все!– То есть цели не ставите никакие?– Абсолютно! Вот отец мой – полная противоположность. Идем в поход с палатками - он каждую проволочку с земли поднимет: пригодится, когда палатки разбивать начнем! Я не такой, не в него… Он огромные трудности преодолел – он из дворян, прошел через 37-й год, пять раз поступал в институт - из-за сословия не брали, потом войну прошел... В итоге стал кем хотел – ученым…– Говорят, Грибоедов - ваш родственник?– Да, он в генеалогическом древе моем есть.- Может, это от него - ваша мятежность духа? Высказываетесь вы порой похлестче, чем Чацкий…- Да, иногда мешает спать это «Горе от ума»…
Автор: Лариса ЗЕЛИНСКАЯ
