Восточная фантасмагория

или О том, как братья-славяне однажды стали заклятыми врагами

20 окт. 2010 Электронная версия газеты "Владивосток" №2818 от 20 окт. 2010
cc05ecaa7ce234fb2557455d41d3ea7e.jpg или О том, как братья-славяне однажды стали заклятыми врагамиВ нынешних календарях значится круглая дата, которую – увы! – мало кто заметил. Ровно 90 лет назад в первых числах сентября 1920 года Россию – конкретно Приморье – покинули последние легионы чехословацкого корпуса. Сегодня это событие представляется чем-то из области далекого далека, а тогда было едва ли не планетарного масштаба – в течение целых трех лет не сходило с первых полос газет всего мира, о нем дебатировали парламенты, правительства скрещивали – в прямом и переносном смысле! – штыки… Из учебников хорошо известно, что в ходе Первой мировой войны чешские и словацкие солдаты, воевавшие в составе австро-венгерских войск, сражаться против России не желали и при первом удобном случае сдавались в плен. К исходу военной кампании таковых в России скопилось десятки тысяч. Большая часть из них охотно вливалась в формируемые на добровольной основе сначала роты, батальоны, полки, а затем и дивизии, которые включались в состав русских вооруженных сил. И вдруг – поворот на 180 градусов. В конце мая 1918 года чехословацкие легионы, следовавшие по Транссибу, чтобы по прибытии в Владивосток погрузиться на корабли и отбыть на родину, внезапно схватились за оружие и дружно выступили против советской власти. Как и почему стала возможной такая метаморфоза?В советское время официальная точка зрения была предельно однозначной и не допускавшей каких-либо двусмысленностей: чехи подняли мятеж в угоду пресловутой Антанте, мечтавшей задушить молодую советскую республику.Непредвзятый же читатель никак не мог взять в толк: почему братья-славяне вдруг стали «заклятыми»? Схлестнулись ведь не с богатеями, пусть даже и русскими, а выступили против новой рабоче-крестьянской советской власти. В подавляющем большинстве корпус состоял из представителей беднейших, в худшем случае среднезажиточных слоев и по логике вещей должен выказать классовую солидарность. А получилось наоборот…Правил бал интернационалДо 25 октября (по ст. стилю) 1917 года был один расклад: страны Антанты, включая Россию, воевали против Австро-Венгрии и Пруссии. После означенной даты, то есть после Октябрьского переворота, фишки, выражаясь современным языком, поменялись. Вчерашние союзники – Англия и Франция стали, точнее, были объявлены смертельными врагами, а враги, то есть германцы, австрийцы, мадьяры, словно по мановению волшебной палочки враз превратились в союзников. А чтобы на сей счет у мировой общественности не возникало сомнений, был заключен Брестский мир, по которому вчерашний противник, отправивший на тот свет в ходе четырехлетней войны сотни и сотни тысяч русских солдат, отныне оказывался другом, братом и вообще самым что ни на есть достойным компаньоном. В России к весне 1918 года, то есть ко времени заключения «похабного», по терминологии самого Ленина, Брестского мира, находилось более двух миллионов пленных, точнее – 2104146 солдат и офицеров Австро-Венгрии и 167082 военнослужащих германской армии. Но таковыми они, повторяем, считались до Октябрьского переворота, в дальнейшем же, особенно после 18 марта, когда в Брест-Литовске «братавшиеся» стороны оформили альянс, их статус резко поменялся. По взаимной договоренности пленные вольны были выбирать: либо отправиться домой, либо, если того пожелают, влиться в интернациональные части, формируемые для борьбы с международным капиталом, – как же: грядет мировая революция! Но до мировых битв еще далеко, пока в самый раз заняться избавлением от русского классового элемента…Вдумайся, читатель, в эту чудовищную, не имевшую прецедента фантасмагорию. Вчерашние враги, воевавшие с Россией, вновь должны заняться тем же. С той лишь разницей, что прежде были по ту сторону фронта, теперь они – на бывшей вражеской территории, причем с санкции нынешнего верховного российского руководства…Многие германские или австрийские вояки, хваставшие в плену, что в ходе, скажем, галицийских операций или разгрома армии Самсонова в Восточной Пруссии положили тысячи и тысячи русских, теперь с тем же успехом делали то же самое в составе интернациональных формирований. Жуть, конечно, но удивляться, собственно, нечему. Россия отныне превращалась в площадку невиданного мирового эксперимента. Многие его исполнители станут потом заслуженными людьми, получат почести, звания, высокие должности. Один из таковых, некто Бухбанд, машинист из Вены, отменный артиллерист одного из батальонов австро-венгерских войск, отблагодарит свое освобождение из русского плена тем, что возглавит на Урале один из интеротрядов (действовавший, кстати, неподалеку от Екатеринбурга как раз в то время, когда там готовилась расправа над царем и его семьей, а впоследствии и в самом Екатеринбурге), будет усмирять оренбургское казачество, воевать против «изменников»-чехословаков и даже станет редактором газеты интернационального движения в России. В какой еще стране вчерашний военнопленный может получить режим наибольшего благоприятствования? Далее интернационалист пойдет по линии «органов», дослужится до майора госбезопасности (вот уже поистине гримасы истории!) и объявится в середине 20-х – где бы вы думали? – во Владивостоке в должности начальника Приморского губернского управления ОГПУ.…И взялись братья-славяне за оружиеНо вернемся к чехам и словакам. Они, повторимся, ни во что не влезали и тихо-мирно продвигались в эшелонах, стремясь как можно быстрее добраться до Владивостока. В это время опеку над ними взяла Франция, и стало ясно, что по возвращении из России легионеры попадут не домой, а на тот же фронт, только теперь в состав французской армии. Между тем кайзера Вильгельма, заключившего союз с большевиками, совсем не устраивала перспектива увидеть против себя сорокатысячный отлично обученный и вооруженный корпус, и он потребовал от Ленина разоружить чехословаков. Наркомвоенмор Троцкий тут же отбил депешу в местные совдепы, подчеркнув, что в случае обнаружения любого чеха или словака при оружии немедленно расстреливать. К несчастью для «демона мирового пожара» Льва Давыдовича, произошла «утечка» информации и корпус взбунтовался. Транссиб, по которому растянулись эшелоны, мгновенно превратился в огненный стальной путь, в ряде крупных городов Урала и Сибири советская власть оказалась свергнутой. Получив столь мощный импульс, резко активизировались антисоветские выступления, стали создаваться местные и местечковые правительства, поднял голову скисший было Комуч. Именно после провокационной телеграммы Троцкого чехословаки однозначно и бесповоротно взяли сторону белых, в первую очередь сторону верховного правителя Колчака. Были, конечно, и такие чехи, которые перешли к красным, тот же, например, знаменитый писатель Ярослав Гашек, но подавляющее большинство заняло резко антисоветскую позицию. Должны однако заметить, что, оказавшись втянутыми в водоворот жесточайшей братоубийственной бойни, корпус далеко не во всех своих действиях оказался на высоте. Особенно наглядно это проявилось в истории с золотым эшелоном. Секретные торги на ТранссибеПожалуй, самым запутанным в трехлетней одиссее корпуса остается вопрос о золотом запасе, точнее, о том, покушались ли легионеры на него и если да, то в какой степени? Вот уже без малого 90 лет бьются над этой загадкой исследователи – как российские, так и зарубежные, но все тщетно – к единому мнению пока не пришли. Вкратце напомним. В июле 1918 года белые (а не чехи, как указывается в некоторых источниках!) захватили в Казани более половины имевшегося на тот момент российского (точнее, уже советского!) золотого запаса. После целого ряда приключений – как политического, так и военного характера – «золотой эшелон» оказался в Омске у верховного правителя Колчака. После того как Колчак под ударами красных оставил Омск и вместе со своей армией направился по Транссибу в сторону Иркутска, перед большевиками встал вопрос. Во-первых, не дать золоту уйти слишком далеко, ибо в случае доставки на Дальний Восток возникала бы серьезная угроза его ухода за границу со всеми вытекающими отсюда последствиями, во-вторых, не худо было бы захватить и самого верховного правителя. В ходе формальных и неформальных контактов большевиков с командованием чехословацкого корпуса стало ясно, что чехи не против оставить советской власти эшелон и впридачу выдать Колчака. Но при условии их беспрепятственного пропуска к Владивостоку с последующей погрузкой на корабли и отбытием на родину. Подчеркиваем: абсолютно беспрепятственного – без контроля, досмотров и тому подобных формальностей. Это было неслыханной наглостью со стороны иностранного присутствия (по сути, военнопленных, пусть даже с поправкой на Гражданскую войну), но большевики согласились, не раздумывая: слишком уж велика была золотая цена. Да и верховного ни в коем случае нельзя было выпускать: не хватало еще одного знамени для белого движения в эмиграции!Разумеется, в советское время о столь неприглядном торге между большевиками и иностранным легионом мало кто знал. Доминировала официальная точка зрения: поднявшиеся народные массы вместе с бойцами Рабоче-Крестьянской Красной армии сами отбили драгоценный клад, в чем, кстати, призван был убедить снятый в 1959 году фильм «Золотой эшелон» (от себя добавим: наводненный массой фальши и фактических ошибок. – Прим. авт.). Что касается адмирала Колчака, тот чехи его просто-напросто передали в Иркутске правившему на тот момент городом и окрестностями эсеровскому политцентру, который спустя несколько дней уступил большевикам власть, а заодно и Колчака…В реальности все выглядело куда проще и в то же время цинично.Накануне своего ареста адмирал Колчак послал по телеграфу во Владивосток один из своих последних приказов – о тщательной проверке огромного имущества, товаров и ценностей, вывозимых чехами на родину… Каким-то образом текст телеграммы стал известен чехам. Нетрудно представить реакцию войска, сидевшего на баулах с барахлом. Впрочем, только ли с барахлом?Главный в то время в Сибири посланец Москвы, председатель регионального ревкома Иван Смирнов в своих мемуарах приводит крайне любопытный документ – договор, заключенный между ним и чешским командованием. Один из пунктов этого договора гласил: «Чешские войска оставляют адмирала Колчака и его сторонников, арестованных иркутским революционным комитетом, в распоряжение советской власти, под охраной советских войск и не вмешиваются в распоряжения советской власти по отношению к арестованным…»В тот же день Смирнов послал в Иркутск телеграмму с приказом расстрелять адмирала Колчака. «Нас, – рассказывал далее Иван Никитович Смирнов, – отделяло от наших товарищей в Иркутске пятисотверстное расстояние… К немалому нашему удивлению, чешское командование, давая нашей делегации провод для сообщения, не чинило препятствий к передаче телеграммы Иркутскому ревкому о расстреле адмирала Колчака». Но и это еще не все! Бывший в то время в Иркутске властью эсеровско-меньшевистский политцентр за подписью их министра финансов Патушинского отбил по телеграфу приказ управляющему Владивостокской таможней Ковалевскому: «Беспрепятственно и без всякого досмотра пропустить к погрузке на пароходы все, что пожелают вывезти чехи, ввиду их заслуг перед Россией…» Еще нужны комментарии?Этот уникальный, потрясающей силы документ стал известен совсем недавно – благодаря впервые появившимся в России мемуарам белого генерала Сахарова... Вопрос остается открытымИ все-таки прилипло ли к рукам легионеров золото? Увы, на этот вопрос четкого и однозначного ответа нет и по сей день. Даже виднейший исследователь проблем российского золота за рубежом Владлен Сироткин (ныне, увы, покойный) после длительных поисков при наличии многих косвенных, иногда очень убедительных, доказательств вынужден был спасовать и… Положиться на мнение историка- краеведа из Владивостока Алексея Буякова, который обратил внимание на то обстоятельство, что молодая Чехословацкая республика, возникшая в разгар описываемых событий – в 1918 году, гораздо быстрее, нежели другие молодые европейские государства, становилась на ноги. Чешская крона во второй половине 20-х и 30-е годы вплоть до фашистской оккупации считалась одной из самых стабильных валют на континенте, а это, заключил исследователь, могло быть только при обеспечении золотом. Спрашивается: а откуда мог взяться драгметалл у только что родившегося государства? Вывезли из Владивостока?..

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ